Это прежде всего касается различия между миром и Единым Богом: между ними — бездна, которую выражает глагол «творить» (Быт 1, 11). Но, с другой стороны, творение выражает также зависимость мира от Бога, который «сказал — и сделалось» (Пс 33, 6–9). '

Вышедший из божественных рук, мир являет благость Бога. Но для человека грешного, переживающего свою трагедию, мир означает также и гнев Божий, орудие наказания (Быт 3, 17). Таким образом, мир соединен с историей спасения двойными узами, обретая свой истинный религиозный смысл. Всякая вещь в творении отмечена некоторой амбивалентностью, на которой настаивает Книга Премудрости. Та же вода, погубившая египтян, приносит спасение Израилю (Прем 11, 5–14).

Человек находится в центре спасительного промысла Божьего. Священная космология, таким образом, выстраивает мир вокруг человека: он получает его, чтобы господствовать в нем (Быт 1,   28), чтобы мир вошел в земную судьбу человека. Мир в самом деле является незавершенным, задача человека — завершить его своей работой, господствуя над ним (1, 28), запечатлевая на нем свой лик[857].

Новый Завет широко пользуется греческим словом космос. Но смысл, которым оно наполняется, полностью происходит из Ветхого Завета. Бог так возлюбил этот мир, что отдал Сына своего Единородного (Ин 3, 13). Так начинается победа Иисуса над миром, который через грехопадение был отдан в руки Сатаны. Христиане оказываются по отношению к миру в том же трудном положении, в каком б, лл Христос во время своей земной жизни. Они не от мира (Ин 15, 19; 17, 17), и, однако, они в мире (17, 11). Их чуждость миру нечестия оставляет неискупленной их положительную задачу — искупить мир (см. 1 Кор 5, 10).

Христианская традиция продолжает проповедовать это двойное отношение к миру: положительное и отрицательное. Авторы различают, так сказать, два «мира»: первый из них является естественной средой обитания, его следует любить и включить во всеобщее спасение, другой же мир враждебен Богу, от него следует бежать. Таким образом, следует разделить тему мира на две главы, которые представляются взаимоисключающими: 1) космическая духовность, 2) бегство от мира[858]. Обратимся к первому аспекту проблемы.

Благость и красота сотворенного мира

Отцы были вынуждены выступать против гностицизма, презиравшего материальное бытие, рассматривавшего чувственный мир как творение не Бога, а демиурга: такой мир не служит ни славе Бога, ни спасению человека. Ортодоксальное христианство же исповедует, что Бог является Творцом всего «видимого и невидимого».

Уже Послание к Диогнету говорит, что «вещи сотворены Богом во благо человека»[859], что Бог «создал Вселенную ради человека» и подчинил ему все, что существует на Земле[860]. Эта идея часто выражается св. Иоанном Златоустом. Для него (человека) — земля, для него — небо, для него — солнце и звезды[861]. Таким образом, становится очевидным все безумие идолопоклонства[862].

Западные проповедники, когда они рассматривают эту тему, охотно превозносят материальные блага мира, которые служат жизни человека: пища всех видов, преимущества климата, тепло солнца и так далее. Что касается проповедников Востока, то они считают, что видимый мир прежде всего является школой для души[863], чтобы привести человека к познанию Бога[864].

Именно так Ориген реабилитирует материю: он отводит ей место в божественном плане и отмечает ее роль в воспитании человека. Она становится исходным пунктом в восхождении к познанию Бога[865]. Авторы theoria physikd говорят о непосредственном восприятии умом logos'а всякой сотворенной вещи[866]. Но многие другие, как кажется, вошли в область скорее эстетическую, чем интеллектуальную, и хотят достичь несказанной красоты Бога через красоту мироздания[867]. «Красота видимых вещей, — говорит св. Василий, — внушает нам мысль о Том, Кто находится по ту сторону всякой красоты…»[868]

Следует, однако, отметить, что, подобно тому, как интеллектуальное созерцание превышает способности чисто человеческого разума[869], умозрение красоты Бога не достигается человеческим эстетическим чувством[870]. «И увидел Бог, что это хорошо» (Быт 1, 10). Св. Василий объясняет: «Творец не имеет глаз, чтобы видеть красоту своего произведения; это происходит посредством его несказанной премудрости. Он созерцает творения»[871]. Истинная красота превосходит всякий человеческий разум и могущество, только Дух один в состоянии ее созерцать[872].

Чтобы объяснить красоту мира языком понятий, отцы охотно прибегают к понятию прекрасного, унаследованному от стоицизма: гармония, которая придает единство бытию, состоящему из множества частей[873]. Порядок мира (διακόσμησις, εύκοσμία, ευταξία) становится, таким образом, одним из основных аргументов в доказательстве существования Бога[874]. Этот аргумент, заимствованный у философов, приобретает особый характер, когда он рассматривается в свете откровения.

Единство обожествленного мира

Первые отцы относились к космосу с большим восхищением, и это одна из черт, которая характеризует эту эпоху патристики. Их рассуждения отмечены терминологией стоицизма[875]. Портик, который исповедовал единый Логос, проникающий все и являющийся причиной всех следствий, сформулировал догмат единства. Это единство предстает в двух аспектах: тесная связь событий и иерархия «симпатизирующих» существ, благодаря присутствующей в них божественной пневме[876].