Уже Послание к Диогнету говорит, что «вещи сотворены Богом во благо человека»[859], что Бог «создал Вселенную ради человека» и подчинил ему все, что существует на Земле[860]. Эта идея часто выражается св. Иоанном Златоустом. Для него (человека) — земля, для него — небо, для него — солнце и звезды[861]. Таким образом, становится очевидным все безумие идолопоклонства[862].

Западные проповедники, когда они рассматривают эту тему, охотно превозносят материальные блага мира, которые служат жизни человека: пища всех видов, преимущества климата, тепло солнца и так далее. Что касается проповедников Востока, то они считают, что видимый мир прежде всего является школой для души[863], чтобы привести человека к познанию Бога[864].

Именно так Ориген реабилитирует материю: он отводит ей место в божественном плане и отмечает ее роль в воспитании человека. Она становится исходным пунктом в восхождении к познанию Бога[865]. Авторы theoria physikd говорят о непосредственном восприятии умом logos'а всякой сотворенной вещи[866]. Но многие другие, как кажется, вошли в область скорее эстетическую, чем интеллектуальную, и хотят достичь несказанной красоты Бога через красоту мироздания[867]. «Красота видимых вещей, — говорит св. Василий, — внушает нам мысль о Том, Кто находится по ту сторону всякой красоты…»[868]

Следует, однако, отметить, что, подобно тому, как интеллектуальное созерцание превышает способности чисто человеческого разума[869], умозрение красоты Бога не достигается человеческим эстетическим чувством[870]. «И увидел Бог, что это хорошо» (Быт 1, 10). Св. Василий объясняет: «Творец не имеет глаз, чтобы видеть красоту своего произведения; это происходит посредством его несказанной премудрости. Он созерцает творения»[871]. Истинная красота превосходит всякий человеческий разум и могущество, только Дух один в состоянии ее созерцать[872].

Чтобы объяснить красоту мира языком понятий, отцы охотно прибегают к понятию прекрасного, унаследованному от стоицизма: гармония, которая придает единство бытию, состоящему из множества частей[873]. Порядок мира (διακόσμησις, εύκοσμία, ευταξία) становится, таким образом, одним из основных аргументов в доказательстве существования Бога[874]. Этот аргумент, заимствованный у философов, приобретает особый характер, когда он рассматривается в свете откровения.

Единство обожествленного мира

Первые отцы относились к космосу с большим восхищением, и это одна из черт, которая характеризует эту эпоху патристики. Их рассуждения отмечены терминологией стоицизма[875]. Портик, который исповедовал единый Логос, проникающий все и являющийся причиной всех следствий, сформулировал догмат единства. Это единство предстает в двух аспектах: тесная связь событий и иерархия «симпатизирующих» существ, благодаря присутствующей в них божественной пневме[876].

Тема единства мира широко представлена в творениях отцов. Вселенная есть «Все»: τό παν[877]. Климент Александрийский видит неодушевленные существа, которые «симпатизируют» живущим в космическом единстве[878]. Идея σύμπνοια[879] отражает теорию о всепроникающем логосе–пневме, общейдуше всего сущего[880]. У первых отцов явно прослеживаются черты анимистской концепции мира[881].

Но этот «анимизм» вскоре переносится на другой план. Согласно учению стоиков, носителем логоса является «искусственный огонь», он же образует собой душу мира[882]. У св. Иринея им является Святой Дух, единый истинный Бог, который под именем Премудрости выполняет функцию единения: Бог сотворил и создал, утверждая Своим Словом и образуя своей Премудростью, все сущее[883].

Космическая активность Бога не исключает, конечно, ни мистического действия благодати в сердце человека, ни искупительного действия Христа, ни освящения в Церкви. Подобное тотальное видение, которое можно назвать «софиологическим», «софианским», преобладает в концепциях новых русских богословов: В. Соловьева, П. Флоренского, С. Булгакова, В. Зенковского[884].

Согласно свидетельству П. Евдокимова, «лишь софиология, слава современного православного богословия, пытается подойти к проблеме космоса. Она противопоставляет себя всякому акосмизму, агностическому или идеалистическому, всякому материалистическому эволюционизму и видит космос литургически. Космизм, присущий литургии, интерпретирует Творение Бога»[885]. «Эту красоту мира человек почитает в меру своего единения со Святым Духом…»[886]

Новая софиология уходит своими корнями в утверждения отцов о созидательном Слове Божием. Видимый космос не отождествляется, не смешивается с Богом, но является совершенным послушанием Слову Божию, которое становится как бы законом природы, он появляется из своего небытия, чтобы стать дивным в глазах Бога и людей[887]. Филарет Московский так выражает эту мысль в одной из своих проповедей: «Творения помещены творящим Словом Божьим, как на бриллиантовый мост над бездной божественной бесконечности и над бездной их собственного ничто»[888].

Божий промысел или судьба?

Присутствие Духа Божьей Премудрости в мире означает освобождение от рабства «стихиям мира», властям и силам судьбы (Гал 4, 3; Кол 2, 8), обращение от идолов к Богу живому и истинному (ср. 1 Фес 1, 9; 1 Кор 12, 2). Лицо Бога Библии — это лицо Отца, который заботится о своих созданиях и насыщает все живущее по благоволению (Пс 145, 16). Именно этот аспект выражает слово «Провидение», не имеющее прямого эквивалента в еврейском языке, его греческий эквивалент πρόνοια употребляется в Библии лишь дважды, для обозначения Божественного Провидения (Прем 14, 3; 17, 2).