СОЛОВЕЙ В НАШЕМ СЕРДЦЕ

Конечно, хотим мы Бога; но не все это знают. Как же об этом узнать? Не только по чьей-то молитве, и не по разумным доводам, а по опыту — по беспокойству, о котором говорит Августин, по ощущению суеты, о котором говорит Екклесиаст. Прежде чем найти Бога, мы находим дырку, отверстие, которое ничем другим не заполнить. Каждый, не только «верующий» (что бы это слово не значило) создан, рожден, предназначен, чтобы есть пищу от Бога (Пс 103:21). Когда мы хотим прокормиться чем-то другим, мы голодаем.

Глубоко в нашем сердце живет соловей — назойливая, но бесконечно ценная птичка, которая просит пищи себе. Живет он гораздо глубже, чем множество зверей, которые просят громко, и проще простого не расслышать его, да и голос у него тихий, как ветер на Хориве (3 Цар 19:12). Но если мы не обращаем на него внимания, мы не найдем покоя, сколько бы ни кормили зверей (хотя их не прокормишь), ибо соловей — это мы и есть, это мы голодаем.

Его не выплюнешь, не изблюешь, как пытался сделать рыцарь из «Седьмой печати»:

«Рыцарь. Почему я не могу убить Бога во мне? Почему Он живет в унижении и муке, хотя я браню Его и стараюсь вырвать из сердца? Почему от Него никак не избавиться? Ты меня слышишь?

Смерть. Да.

Рыцарь. Я хочу ведения, а не веры... Я хочу, чтобы Бог протянул мне руку, открыл Себя, заговорил со мной.

Смерть. А Он молчит.

Рыцарь. Я зову Его во тьме, там никого нету... Смерть. Может, и нет.

Рыцарь. Тогда жизнь ужасна. Нельзя жить перед лицом смерти, зная, что все — ничто»[34].

Мы пытаемся успокоить тихий, жуткий голос. Мы суем соловью корм для кошек, корм для собак, для обезьян (этот — чаще всего). Но он просит соловьиного корма, а у нас его никак не найти. Мы морим соловья голодом, но он жив. Мы заглушаем его голос, но, как рыцарь у Бергмана, не можем его убить.

Вот наша главная беда, главная неудача — нам не удовлетворить самое глубокое желание. Чтобы это восполнить, мы тешим другие желания, кормим других зверей. У нас есть замечательная кормушка — та фабрика услад, та нескончаемая игра, которую мы называем современным технологическим обществом. Мы слишком заняты, чтобы слышать соловья, — ведь голос его слышен лишь в тишине:

«Вдоль стойки знакомые лица,

Те же, что и вчера.

Музыка не смолкает,

Огни горят до утра.

Чтоб мы не могли забыться

Средь призрачной суеты,

Несчастные, злые дети,

Боящиеся темноты»[35].

Если нам хватит ума, мы на всю свою жизнь заглушим соловьиный голос всякими другими звуками (помните, он — очень тихий). Если, на нашу беду, хватит ума... Механизмы самообмана умны, и больше всех обманывается тот, кто считает, что он-то себя не обманывает.