У меня работал один художник в церкви, который говорил, что он не верит в спиритизм. Я говорю ему: — Очень хорошо, тогда не думайте (об этом). Но всё–таки его это беспокоило, он нашёл человека, у которого прекрасно это получалось, медиума, проводника, и вызвал дух Лермонтова. Этот дух продиктовал стихотворение. Нескладное, но всё–таки стихотворение. Раз в нём фигурировал пистолет, два, и какие–то ещё были элементы, я сейчас не помню, ясно связанные с Лермонтовым. Любопытно, что при таких сеансах некоторые люди писали ругательства, как бы с того света, какие–то неприятные такие вещи говорили. Создавалось впечатление, что человек входит в контакт не с самой личностью умершего, а с какими–то отбросами этой личности, с какой–то тенью, с какой–то карикатурой. Но входит он каким способом? Путём взаимопроникновения, когда он становится сам, повторяю, проводником его. А что может за этим последовать?

Таким образом, только в ту эпоху, когда человек достигнет высокого духовного и нравственного уровня, возможно, будет поставлен серьёзно вопрос о правомерности изучения таинственных миров. Пока люди к этому очень плохо готовы.

И Штейнеру не удалось приблизить теософию к христианству, потому что для него в его видениях, так сказать, Христос стал Богом, исходящим с Солнца, солнечным Божеством. Это, так сказать, локальное планетарное явление, конечно, не может быть сопоставимо с тем, что мы открываем в Евангелии.

Другой вариант попытки приблизить теософию всё–таки к европейскому сознанию был предпринят другой замечательной русской женщиной — Еленой Ивановной Рерих. Елена Ивановна тоже была необычайно склонна к буддизму. Но её, как женщину необычайных талантов и жизнеутверждения, — она с мужем проделала колоссальные путешествия, она любила природу, человека, жизнь, — но Восток её и Рериха как бы гипнотизировал. Они всегда оба воспринимали Азию в какой–то романтической дымке. Когда смотришь на волшебные полотна Рериха–отца, то думаешь, что, наверное, таких пейзажей нет в природе, это всё его видения, но чудные видения. Но как быть, как приблизить?

Они путешествовали в двадцатые годы. Мир в то время шёл к светлому будущему коммунизма, и казалось, что это–то и есть «то самое».

(Конец первой кассеты)

И тогда Елена Ивановна пишет книгу, небольшую, — «Основы буддизма», в которой пытается доказать, что марксизм и буддизм это почти одно и то же. Анонимно печатает эту книгу в Улан–Баторе, её распространяют по Верхне–Удинску, в Улан–Удэ. Когда я там был, мне рассказывали, что это всё ламы придумали буддийские, чтобы как–то, так сказать, найти общий с большевиками язык. Но никто не знал, что это была Елена Ивановна. Они с мужем путешествовали по Гималаям и привезли оттуда в Москву в конце двадцатых годов, кажется, в 26–м году, ларец с посланием индийских махатм, то есть великих мудрецов.

Надо сказать, что ещё Елена Петровна Блаватская всегда ссылалась на некоторые указания таинственных мудрецов, которые на Гималаях ей оттуда давали сигналы. Эти махатмы передали Советскому правительству такой текст, в котором одобрялось и разрушение церквей, и разрушение культуры, разрушение старого мира во имя какого–то светлого будущего. Когда я читал этот текст — вы можете найти его в биографии Рериха, изданной в серии ЖЗЛ, то меня, признаться, передёрнуло… Если это махатмы, то какие–то очень сомнительные махатмы. В то время Рериху казалось, что… Миф о Шамбале, о некоем царстве, так сказать, духовных сил, он имеет на Востоке эсхатологический привкус, то есть ожидание переворота мира, конца мира. И поэтому он очень заинтересовался, когда узнал, что многие азиаты, которые становились под красные знамёна, шли в бой за Шамбалу. Шамбала с коммунизмом у них сливалась в одно целое. Конечно, всё это было страшной эклектикой. Необычайная каша, потому что, с одной стороны — политический миф, с другой стороны — народные легенды, с третьей — какие–то непроверенные слухи о каких–то обитателях Тибета. Всё это питало воображение, захватывало, играло на чувствах таинственности, о которых я вам говорил, но едва ли могло резко изменить дело.

В своих книгах, которые Елена Ивановна назвала «Агни–йога», она пыталась активную христианскую этику внедрить в восточный созерцательный мистицизм. Но когда читаешь её писания, писания Блаватской, Кришнамурти, Анни Безант, то невольно приходишь к выводам, к которым пришел известный русский философ Борис Вышеславцев. (Он умер в Париже, в эмиграции. Надеюсь, что он скоро вернётся к себе на родину в своих книгах.) Он писал: «Надо знакомиться с Востоком по его подлинным древним памятникам, нам не нужны вот эти переделки, которые имеются в теософии.» Это почувствовал и сам Кришнамурти, тот юноша индийский, которого хотели сделать новым мессией. В двадцать девятом году он порвал с теософским обществом, уехал в Соединённые Штаты, где стал религиозным писателем пантеистического толка, что в общем в Америке всегда было любезно.

Итак, мы можем сказать, заключая этот очень беглый обзор, следующее. Что для христианского сознания уникальность каждой личности исключает идею странствия душ, но для христианского сознания остаётся очень важным учение о перевоплощении совсем в другом смысле. В каком же? Христос говорит нам: «Если человек хочет идти за Мной, он должен отказаться от себя, отдать себя и взять свой крест».

Уметь перевоплотиться в другого человека не метафизически, а нравственно, через любовь и сострадание, через умение выйти из тюрьмы и клетки собственного «я», чтобы уметь сопереживать с другим человеком, слиться с ним, но не потеряв при этом своего «я». Ибо тот, кто отдаёт себя, тот и приобретает. Перевоплощение как бы приземляет, делает вещественным идею бессмертия души. Между тем, тайна здесь выходит за пределы земного существования, речь идёт не о повторах, а о непрерывном развитии человеческой личности, и, сколько бы ни существовало миров, человек развивается в каждом. Ведь мы на самом деле берём отрезок нашего земного бытия только как момент развития, потому что человек — могущественное и священное создание.

И вот этот наш пробег по миру является важным элементом нашего вечного духовного развития и раскрытия. Для этого не нужно иметь несколько жизней; каждый может выполнить то, что он задумал, в этой жизни. Более того, если человек здесь не осуществил многого, это и означает, что у него будет множество возможностей в иных измерениях. Путь бесконечен, развитие бесконечно, ибо Сам Христос говорит о том, что человек призван быть совершенным, как Отец Небесный совершенен, а это значит — наше развитие не имеет границ, и в этом земном плане бытия зачинается и формируется нечто очень важное.

Но не надо думать, будто отделение души от тела в момент смерти есть только освобождение человека. Нет. Бог задумал нас как существа, в которых брачный союз совершили играющая материя — природа — и бессмертный Дух. И в этом есть идея Человека, вселенская, космическая идея Человека: «Я связь миров, Тобою сущий». Я связь миров — вот что надо человеку знать. Мы связываем два мира, и поэтому Церковь учит нас не просто бессмертию души, которое знают множество других религий, в каком бы виде она их ни представляла, но учит нас о «воскресении мёртвых и жизни будущего века».

Спасибо. (Аплодисменты.)