Скажем, физик Максвелл, создатель известной теории, которая играет особенно важную роль в современных учениях об энергии, развивал учение о бессмертии с своих научных позиций. Точно так же поступал и создатель квантовой теории Шредингер. А, скажем, Гёте подходил к этой тайне с точки зрения своего собственного, личного опыта, опыта человека–творца, и он говорил: " Да, я убежден, что мой дух после моей смерти получит от Создателя какую–то новую форму труда, новую форму творчества, новую форму реализации».

И, говоря об этом, от Платона до Шредингера, от древних индийских текстов до современных философских концепций и особенно в свете революции медицинской, которая сделала возможность реанимации, то есть возвращения людей оттуда, откуда прежде не было возврата, — всё это, дорогие мои, относится к естественной природе человека.

Между тем, христианские учения выходят за пределы этой природы.

Если вы обратитесь к христианскому православному Символу Веры, то вы не найдете там слов: «Верую в бессмертие души». Я, может быть, рискнул бы даже сказать, что христианство не верует в это, а, по–видимому, считает это чем–то достаточно естественным. И можно к этому ещё прибавить: не исключено, — я не настаиваю, — но не исключено, что в ближайшем будущем, обозримом будущем этот факт–переживание сознанием своего тела — станет объектом познания уже научного.

А в Символе Веры сказано так: " Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века». Или смерть — это будущее воскресение мертвых. В этом было и остаётся принципиальное отличие христианского учения об «эсхатоне», христианской эсхатологии от эсхатологии всех остальных философских концепций и религиозных учений. Ибо для христианства бесконечно дорого, что человек есть существо воплощённое, во плоти, что Бог внедрил Дух в материю, что игра плоти, игра природы, многоцветие материального мира стало тем лоном, в котором искрится Дух.

Для индийской или греческой философии или для некоторых, может быть, теософий освобождение от материи есть цель, есть спасение, и это освобождение кажется очень соблазнительным. Объяснять, я думаю, вам не надо. Ибо плоть наша, материальная часть наша, — она немощна. Именно она страдает, она нас искушает, она слаба, она удручена. И интересно, что в реанимированных людях вот чувство освобождения от тела (вы помните, вот на второй нашей встрече здесь рассказывалось) — огромная лёгкость была у людей, что это бремя спало!

Между тем, для сознания церковного это — только одна сторона дела. На самом деле развоплощение человека есть не только освобождение от немощи плоти, но это есть ущербление человека, ибо человек задуман, как существо вписанное, вросшее в плотское мироздание. «Я — связь миров," — говорит поэт. " Я — связь миров». Значит, в нас живёт и физический мир, и химические тайны, и все элементы, из которых зиждется мироздание. Дух через нас заключает союз со всей природой, неживой и живой. И было бы, по–видимому, ошибкой с христианской точки зрения принимать полностью знаменитую греческую концепцию " sema — somo», что значит «тело — это гробница».

Тело, говорит апостол Павел, это храм Святого духа. А раз храм, — значит, нечто священное. Значит, Природа — это не просто какое–то испытание для нас. Тело — это не просто нечто, что должно нас удручать. Повесили жернов на шею, — а потом Дух полетел, как птица? Нет… Здесь есть какой–то великий замысел. Воплощенное существо! Дух, который должен стать, по слову поэта, Мессией природы.

Знаменитый американский психолог и философ Вильям Джеймс анализировал множество фактов, связанных с попытками установить контакт с душами умерших людей. У него даже был целый ряд отчётов на эту тему, отчёты Психического Общества. Некоторые из них выходили в русском переводе в начале нашего столетия. И что любопытно: что… Я не буду оценивать, так сказать, достоверность их, хотя Джеймс был психолог–экспериментатор, крупнейший ученый. Он замечал всегда, что… Он, вступая в контакт с душами людей умерших, он не мог избавиться от мысли, что они в чём–то ограниченны, в чём–то ущербны, что в общем они уже «не те». Я думаю, что это можно объяснить по–разному; тем не менее задуматься над этим фактом стоит.

В Библии сказано, что Господь «пробудит спящих во гробах». Над этим тоже надо подумать. Что значит «спящие во гробах»? Некоторые христианские богословы, протестантские, полагают, что речь идёт о бессознательном состоянии душ человеческих после смерти, до конца истории. В конце концов, можно было и это принять. В конце концов, время для умершего человека, по–видимому, исчезает, и оно, во всяком случае, течёт иначе. Но у нас есть другие свидетельства. Есть свидетельства о родителях, которые помнят о детях. Я знаю массу случаев, когда умершая мать предостерегала сына или дочь — во сне, или каким–то тайным образом.

Есть множество свидетельств о том, что контакт существует. Даже Карл Густав Юнг описывает такие вещи… В общем, он не был ни христианином, ничего этого, он был психиатр со своеобразным… философ со своеобразным мировоззрением. Но он описывает случаи своей жизни, конкретно.

В одной из автобиографических книг он рассказывает, как умер один его знакомый, и вот он видит во сне, что тот подходит к нему, к его кровати, потом берёт за руку, поднимает, ведёт к своему дому, вводит в свой кабинет и показывает книгу. Потом он просыпается. Юнг решил проверить и отправился к этому своему знакомому. Вдова впустила его в кабинет. Он пошёл, приблизился к этой полке, нашёл книгу там третью, и она называлась «Память мёртвых», или что–то в этом роде, что–то о мёртвых. И Юнг понял, что это был сигнал, может быть, какой–то неумелый, может быть, немного даже бессильный, но сигнал того, что — «я жив, я есть, вот тебе знак».

Известный английский писатель, Клайв Степлтон (Стейпл) Льюис (я думаю, с его произведениями вы скоро познакомитесь), часть его книг уже переведена на русский язык в Америке. Часть будет у нас издана. Это блестящий писатель! Он умер в 63 году. Во время войны он ходил читать лекции, беседовать с людьми, в раковое отделении больницы. Там он встретил замечательную женщину, больную раком. Они очень подружились. У них была огромная духовная близость. И в скором времени она стала его женой. Они прожили — я не помню сколько, лет пять, наверное, вместе. После этого она умерла. И для Льюиса это был невероятный удар. Он был человек уже в возрасте, и он её безумно любил. Именно духовно, душевно. И вот он записал для себя в дневнике страшные слова. Они опубликованы посмертно.

Я даже не знаю, насколько имел ли право,… имели ли право люди опубликовывать вот это его… описание его состояния. Какое у него было чудовищное состояние разлуки! И вдруг всё это кончилось — она ему явилась. Он не пишет — как, он говорит: она мне дала знак, что «я — здесь, я о тебе помню». И у него это состояние прошло. Совершенно. Надо сказать, что состояние это было настолько отчаянным, что это уже был действительно подлинный факт какой–то в жизни, который повернул его. А он был человек сдержанный, скептический, не фанатик, не энтузиаст, не фантазёр.