Scimus Chrstum surrexisse

A mortuis vere:

Tu nobis victor Rex miserere

Текст напечатан в три строки, но, конечно, здесь их две: surrexisse a mortuis vere – это одна строка. Понятно, что для Ноткера не имело никакого значения, сколько слогов в строке: он мыслил какими‑то другими категориями. Его поэзия была скорее тоническая, чем силлаботоническая, тогда как все традиционные тексты для пения начиная с IV века, с Амвросия Медиоланского, – это всё силлаботоника. То есть ещё во времена амвросианства, ещё до григорианики в основу пения клались силлаботонические тексты. А вот эта эпоха IX, X, отчасти XI веков, когда начали писать секвенции, была странным взрывом, стали возникать тексты, написанные совершенно непонятными, загадочными и необъяснимыми размерами. На сегодняшний день это делает секвенцию Victimae Paschali, конечно, совершенно уникальной, ничего подобного среди григорианских гимнов больше нет.

Итак, поётся секвенция, затем читается Евангелие – начало 16–й главы Евангелия от Марка, и после этого месса продолжается своим чередом. Надо сказать, что после строфыSurrexit Christus spes mea: praecedet suos in Galilaeam, то есть Воскрес Христос, моя надежда, и будет ждать вас в Своих, или вас там, в первоначальном тексте было vos вместоsuos: будет ждать вас в Галилее. Vos на suos заменил Тридентский собор. Тот же Тридентский собор выкинул ещё одну строфу из этой секвенции. Она звучала: Credendum est magis solae Mariae veraci qaum iudaeorum turbae fallaci – Надо верить больше одной правдивой Марии, чем лживой толпе иудеев. Этот куплет, stanza, исключённый в миссале, изданном после Тридентского собора, с тех пор уже в богослужебные книги не включался. Какими причинами руководствовались отцы Тридентского собора, исключая эту строфу из текстов, сказать невозможно. В это время средневековый антисемитизм был в полном разгаре, и, может быть – всё‑таки собор есть собор, – отцы Тридента чувствовали, что всё же как‑то ненормально всё валить на иудеев.

Заканчивается литургия опять‑таки троекратным Alleluia после Missa est и Deo gratias – Благодарение Богу, и в течение всей пасхальной недели перед Евангелием будет звучать эта секвенция. Она поётся вплоть до субботы in albis deponendis – следующей пасхальной субботы, когда катехумены снимали белоснежные одежды. До этой субботы они ходили в своих крещальных белых одеждах, в субботу или в воскресенье их снимали, поэтому следующие после Пасхи суббота и воскресенье называются in albis.

Если проследить содержание интроитов на пасхальной неделе, то они, как правило, все говорят о катехуменах, которые совершили переход через Красное море, переход к праведности, совершили духовное восхождение, родились заново, открыли для себя новый свет, и т. д., то есть в начале каждой мессы хор через интроит обращается к этим катехуменам. Хотя большинство церковных гимнов были написаны уже к XII‑XIII векам, существует один пасхальный гимн более позднего времени, он написан в год, когда уже была открыта Америка. Это гимн O filii et filiae, О сыновья и дочери. Этот гимн был написан для чина поклонения Святым Дарам.

Дело в том, что в прежние времена за литургией причащались далеко не все. Даже наоборот, в большинстве своём люди за литургией не причащались, и поэтому после литургии для них совершался чин поклонения Святым Дарам. В конце XV века французский францисканец Жан Тиссеран написал гимн O filii et filiae: O filii et filiae, Rex caelestis, Rex gloriae morte surrexit hodie, и каждая stanza кончается словами Alleluia. Et mane prima sabbati ad ostium monumenti accesserunt discipulii – видите, каждые три строчки рифмуются одна с другой, и дальше: in albis sedens Angelus praedixit mulieribus in Galilaea Dominus.

Здесь рассказывается о том, как Христос воскрес из мёртвых, как прибежали сначала Мария Магдалина и другие женщины, а потом апостолы к пустой гробнице, но апостол Иоанн бежал быстрее Петра и первым достиг гробницы, а дальше Христос явился ученикам и обратился к Фоме со словами: Узри, Фома, следы гвоздей, узри же мой пронзённый бок, оставь неверие. Увидев раны Господа, Фома ответил с трепетом: Ты мой Господь и Ты мой Бог. Об этом гимне, его распеве конца XV века французский поэт Реми де Гурмон в своей книге Le latin mystique («Мистическая латынь») писал, что он напоминает рёв пьяной толпы вечером Пасхи, когда все уже перепились. Действительно, и как текст, и как песнь – это нечто, бесконечно отличающееся и от эпохи Каролингов, и от эпохи Фомы Аквинского. Можно сказать, что этот единственный написанный в XV веке новый гимн служит примером того, что эпоха латинских гимнов кончилась, они уже больше не получаются, из них выходит какая‑то пародия. Однако это не значит, что гимны к этому времени перестали писаться.

Существует, например, гимн Aurora lucis rutilat, который был переделан тысячу раз. В своём первоначальном виде: Заря сияет золотом/ Хвалами небо полнится/ Мир торжествует в радости/ Стеная, Ад печалится; и дальше: В гробнице камнем запертый/ Из‑под охраны воина/ Встаёт он торжествующе/ Из гроба победителем (перевод размером подлинника) – он был написан в V или IV веке (некоторые исследователи считают, что он принадлежит к эпохе Амвросия Медиоланского). В Римском бревиарии 1568 года, одном из первых печатных бревиариев, изданном сразу после завершения Тридентского собора, этот гимн содержится уже в усечённом виде. Там приводятся только четыре первые строфы, то есть до слов: Что ныне наш воскрес Господь, от ангела узнали мы.

Действительно, по–латыни очень хорошо: Quia surrexit Dominus resplendens clamat angelus – что воскрес Господь, cияющий светом, – восклицает ангел. Дальше идёт пятая строфа, которой нет в оригинале: Мы просим Тебя, Творец всего, в дни этой пасхальной радости: от всякого нападения смерти защити Твой народ. После пятой следует последняя строфа, доксология: Gloria tibi Domine, qui surrexis a mortuis cum Patre et Sancto Spirito in sempiterna saecula – Слава Тебе, Господи, Тебе, Который воскрес из мёртвых, с Отцом и Святым Духом, но на вечные времена. В этом бревиарии строфой Слава Тебе, Господи, Тебе, Который воскрес из мёртвых, с Отцом и Святым Духом на вечные веки заканчиваются все гимны, написанные этим метром, вплоть до Вознесения.

Оказывается, поскольку все гимны написаны одним размером, можно брать строфы из одного гимна и включать в другой, то есть, поскольку тексты всех этих гимнов в отличие от секвенций Ноткера Заики написаны одним размером, они легко разбираются на отдельные строфы, из которых складываются новые гимны. И если Римский бевиарий 1568 года просто оставляет первые четыре строфы и прибавляет к ним пятую и доксологию, то в Бревиарии Папы Урбана VIII (1632 год) этот гимн разбирается на три разных: из него получается гимн, начинающийся не словами Aurora lucis rutilat, а словами Aurora caelum purpura, то есть Аврора окрашивает в пурпур небо; вторым гимном становитсяTristes errant Apostoli и третьим – Claro Paschali gaudio. Причём к ним добавляются отдельные строфы, добавляется доксология и т. д.

Оказывается, такой механизм характерен практически для всех богослужебных гимнов, если они написаны четырёхстопным ямбом: их можно разбирать на части и собирать из них новые гимны. Более того, в них вполне можно заменять отдельные слова на другие, и от этого как бы ничего не меняется. Вот ещё один гимн, который предполагается на Пасху на вечерне во все дни, кроме пасхальной седмицы. Я не могу понять, честно говоря, почему, я нигде не встречал объяснения, но в течение Пасхальной седмицы, за исключением секвенции Victimae Paschali laudes, не звучали гимны – ни на вечерне (обычно вечерня начинается с гимна), ни на laudes (laudes тоже начинаются с гимна).

В Римском бревиарии на пасхальной неделе гимнов не было (они появились только в современном бревиарии – Литургии часов 1972 года), они полагались только с воскресенияin albis, т. е с восьмого дня Пасхи. Вероятно, это придавало какую‑то особенную окраску пасхальному богослужению, но какую – я, честно говоря, понять не могу. Могу только проконстатировать этот факт. Возьмём другой гимн – Ad cenam Agni providi, Придя на Агнца вечерю. Это тоже очень древний гимн, вероятно, он относится к VI или VII веку, не позже; во всяком случае, это докаролингское время. Его первоначальный текст реконструируется по древнейшим рукописям, но если заглянуть в Римский бревиарий 1568 года, то вторая строка (stolis salutis candidi – белоснежные или от ablativus causae, от одеяний спасения, дословно: белоснежные от одеяний спасения, что вообще‑то не очень складно) там заменена на stolis albis candidae. Поскольку ударение ставится достаточно произвольно, то stolis в первоначальном тексте превращается в изменённом тексте вstolis albis candidi. Звучит это несколько лучше: и белоснежные – белых, albis, одежд.