Ведущий:

Чем совершеннолетнее общество отличается от просто атеистического, от языческого? Ведь многие христиане, особенно в России, оценивают сегодня западную цивилизацию и те ее элементы, которые прокрались в российскую действительность, как просто нравственное разложение. Это не взрослость, это — вырождение, дряхлость, и все это уже было на протяжении мировой истории, просто люди отвергли Бога. В чем различие между обществом просто атеистическим, языческим — и обществом совершеннолетним духовно?

Светлана Коначева:

Наверное, надо иметь в виду различения, которые проводит практически вся протестантская этнология 20–го века, — различения между христианством и религией. Процесс секуляризации будет именно процессом постепенной утери религиозности. Христианство — может быть, слишком резко будет сказать — это не религия; для Карла Барта это действительно так, но это не только и не столько религия. Для Банхоффера вопрос — если априорная религиозность исчезает, а он это и фиксирует — да, она исчезает, то все‑таки христианство — это одна из форм религии? Пусть даже мы скажем — истинная форма религии. Или все‑таки что‑то другое? И если исчезнет религиозность, тогда христианству тоже приходит конец, тогда действительно мы можем сказать, что секуляризация и атеизм — это одно и то же?

Мне кажется, что для Банхоффера все‑таки — нет. Что как раз религиозные чувства, эмоции, метафизика — это может быть, может не быть, но при этом что‑то остается. Для него, конечно, это не результат отхода от Евангелия, и он подчеркивает это. Наверное, можно сказать, что все‑таки в этом есть логика самого христианства. Безрелигиозный мир для него все‑таки ближе к Богу, чем мир религии, который вот строит красивую схему спасения. Христианство — религия спасения, это общее место. А вот вдруг, если мы читаем эти письма из тюрьмы, Банхоффер говорит: а это — не религия спасения. Вот эти постоянные разговоры о христианстве как религии спасения, причем, не просто спасения, но спасения за пределами этого мира, — его это не устраивает. Христианство говорит о присутствии Бога в мире. Если мы и будем говорить здесь о спасении, то это тоже спасение не за пределами человеческого, не за пределами мира, а именно — в средоточии человеческого. Христианство не создает какой‑то особый тип человека, вот этот хомо религиозус, христианин — это просто человек.

Ведущий:

В России можно ли говорить о том, что человек взрослеет, и в чем это проявляется?

Георгий Чистяков:

Иногда мы, люди России, напоминаем котят, которых слишком рано оторвали от матери. И вот после этого, всю жизнь, уже став взрослыми, эти котята ищут, за кого бы ухватиться и кого бы начать сосать, даже не для того, чтобы получить от этого молоко и утешиться в смысле своего желудка, а просто так, потому что это им необходимо. И вот такой котенок сосет подушку, такой котенок к тебе пристраивается и твой рукав начинает сосать и так далее. Ему нужен большой, старший, который согреет, рядом с которым будет тепло. Я боюсь, что с нами произошло примерно то же самое. И поэтому сегодня мы, и в церковь приходя, и вообще в жизни — очень часто ищем этого большого, рядом с которым мы можем согреться. Нам нужна большая личность, нам нужен большой писатель, которого бы мы все читали, трудам которого мы радовались и за которым бы шли. Нам очень грустно от того, что такого нет и так далее. Но, кажется, это почти закончилось, кажется, для того поколения, которому сейчас 15, 17, 18 лет, может быть даже 20 уже, это все уже не так необходимо. Поэтому, я думаю, что, может быть, тот переход от незаконченного, оборванного, растоптанного даже детства к нормальному взрослению, к нормальной взрослости — он вот сейчас когда‑то происходит.

Ведущий:

В церковь сейчас идут, в церковь идут и на Востоке, и на Западе, и в России, и в Западной Европе. Идут, прежде, всего за той спонтанностью, за той теплотой, которой не хватает во взрослом совершеннолетнем мире. Идут и обретают. Тем не менее, можно ли говорить о том, что сегодняшнее христианство, сегодняшняя религиозная жизнь человека в церкви, совершеннолетнего человека, — что это взрослая духовная жизнь? Каковы проблемы взаимоотношения взрослого человека с церковью?

Борис Братусь:

Церковь — это новое поле пересечения, в котором, как только человек вступает в это поле, возникают новые проблемы. Скажем, проблемы современных неофитов тоже имеют и психологический аспект. То есть, они входят в церковь, все им становится ясно, понятно, объяснимо, но где‑то через 5–7 лет у них — кризис.

Проблема взрослости — это проблема выбора своего уровня, уровня своего бытия. Скажем, мы говорим о переходе от детства в подростковость, это переход в новый космос, где прежние понятности ставятся под вопрос. Все взросление это переход от эпох. Вот как говорил Толстой, что есть разные эпохи — возрасты духовные. И он говорил о том, что его задача это описание этих возрастов духовных, чтобы человек, переходя от одного к другому, не пугался, а знал, что так было и с другими.