Дело здесь не в порочности или извращенности того или иного человека, а в чем‑то другом. Как решать эту проблему? Прежде всего, с любовью, думая не о самой проблеме, а о конкретных людях, ставших жертвами какой‑то аномалии, а во–вторых, исходя из опыта Церкви, о котором было сказано выше.

Человек в сегодняшней России, живя в условиях стресса, срывов, перманентного переутомления, недосыпания, нервного и психического истощения и т. д., зачастую бывает просто не в силах справиться с теми ситуациями, в которых он оказывается. В результате даже в тех случаях, когда выход из таких ситуаций есть, человек не может его найти, ибо ему не хватает устойчивости. На исповедь люди, во всяком случае их половина, если не больше, приходят не с грехом, а с какой‑то проблемой, с бедой или с рассказом о ситуации, перед которой они оказались бессильны. Задача священника заключается не в том, чтобы дать ответ на любой вопрос или принять решение за того, кто пришел на исповедь, а в чем‑то ином принципиально. Священник должен помочь своему прихожанину обрести устойчивость, стать крепче. Важно воспитывать в наших прихожанах не зависимость от своего духовника или от какого‑либо другого пастыря, а самостоятельность.

Священникам остро не хватает психологической подготовки, поэтому необходимо их сотрудничество с психологами, бояться этого не надо, наоборот, следует искать путей к совместной работе с психологом, психотерапевтом и даже с психиатром для того, чтобы не делать работу друг за друга, а каждому заниматься именно тем, в чем он может помочь своему прихожанину или пациенту. У нас же постоянно получается, что священник пытается заменить собой психотерапевта, а последний, обрекая себя на заведомые неудачи, силится осуществлять именно духовное руководство жизнью своих подопечных.

Есть еще одна проблема, связанная с тем, что у нас люди боятся психиатров из‑за того, что советская психиатрия была карательной, причем карала она не только диссидентов, но и простых советских граждан. Нам необходимо наладить по–настоящему рабочий контакт с психиатрами, потому что и сейчас страх пациентов перед врачом не всегда бывает необоснован. Так, например, многие психиатры вообще считают всякую религиозность проявлением психического нездоровья.

В силу того обстоятельства, что в армии самое широкое распространение имеют неуставные отношения, коррупция и т. п., ясно одно — здоровой она станет только в том случае, если будет поставлена под жесткий контроль общества, именно общества, а не государства. В том, наверное, и заключается одно из главных преступлений советской власти, что она вывела из‑под контроля общества все, что делается в армии, в милиции, в ФСБ и в других государственных структурах. Если же самые разные общественные организации и в том числе Церковь сумеют взять ситуацию в этих структурах под свой контроль (речь, разумеется, идет о положении людей, которые задействованы в этих структурах, по сути дела — о правах человека), то вся напряженность в этой сфере будет.

Церковь, если она будет занята одним только обновлением литургической жизни, без сомнения, останется непонятой ни обществом, ни своими собственными членами. Христос зовет нас не к обновлению богослужения, а к обновлению жизни в целом.

За 1000 лет на Руси накоплен огромный духовный опыт, однако он будет обесценен и отвергнут, если от принципа преподобного Венедикта ora et labora (молитва и труд) останется только ora. Молитва без дела мгновенно превращается в пустые, мертвые и, используя выражение Николая Гумилева, дурно пахнущие слова, а труд без молитвы обнажает свою безблагодатность и, несмотря на то, что трудящийся не жалеет сил, в результате не приносит плода.

Сегодня наша Церковь стоит на перепутье. Одна из возможных ее дорог связана с обновлением лишь внутренней жизни Церкви. Эта дорога идет через внутрицерковные ссоры и конфликты, что абсолютно понятно, ибо, избрав ее, Церковь как бы дистанцируется от всего того, что происходит вне ее стен, и обращает все внимание лишь на саму себя. В результате церковные люди начинают бороться не с теми бедами, о которых говорилось выше, а просто друг с другом.

Вторая дорога еще хуже. Она связана с концентрированием всей духовной жизни вокруг ритуала, его тщательного сохранения в традициях XIX века и в сведении вмешательства в реальность к требоисправлению. Когда думаешь о том, почему сейчас появилось немало людей, которые, видя в Евангелии свою жизненную программу, при этом не идентифицируют себя ни с какой конфессией и стараются держаться как можно дальше от любого храма или молитвенного собрания, понимаешь в конце концов, что их выбор связан с тем, что в Церкви они не видят реальной жизни, обращая внимание только на ее ритуальную жизнь. Это понятно, ибо притом, что в Церкви сегодня по сравнению с тем, что было 10 лет тому назад, очень многое изменилось, однако ее место в обществе все еще не выявлено.

Церкви предлагается место где‑то рядом с государственным гербом и флагом. Место то ли ритуального, то ли идеологического ведомства. Но тот, кто уже открыл для себя Евангелие, все‑таки ждет от Церкви другого — реального участия в обновлении человеческой жизни, когда наше исповедание будет выражаться не только в словах, но в каждом нашем шаге и каждом нашем деле.

Примечания редакции

(1) Согласно критическим изданиям Нового Завета, слово"явно"в 6–й главе Евангелия от Матфея является позднейшей вставкой, которая датируется V веком.

(2) Откровенные рассказы странника духовному своему отцу. Paris: YMCA‑PRESS, 1989.

(3) Монахиня Мария (Скобцова Елизавета Юрьевна), 1891–1945.