Нужно еще упомянуть библейский термин tsemach — семя, зародыш. Сотворение мира, динамизм и цветение жизни, положительность библейского времени есть tsemach, зародыш, который изменяется, развивается, проходит через оплодотворение и превращает время износа и старения во время возпроизводства, время родов. Круговорот космического, циклического времени становится поступательным движением, ростом; это благая устремленность к свершениям. В этом импульсе и в этом поступательном движении нет повторного сотворения, но все определяет зародыш — то, что было в начале, первое предназначение. Святые отцы настойчиво подчеркивают, что Христос восстанавливает то, что из-за падения пошло по ложному пути. Царствие Божье — это расцвет райского зародыша, остановленного в своем росте патологией падения, которую Христос пришел исцелить (образ исцеления очень часто встречается в Евангелии; он нормативен: воскресение есть исцеление от смерти).

Сотворение мира в библейском смысле подобно зерну, которое непрестанно приносит сто к одному: "Отец Мой доныне делает, и Я делаю" (И н. 5.17). Оно есть та альфа, которая направляется к омеге и уже содержит ее, и именно это придает каждому мгновению времени эсхатологический характер, открывает перспективу его конечного исполнения и тем самым его судит. Мессию называют tsemach, и само понятие messiah происходит от полноты: Сотворение мира требует Воплощения, а Воплощение достигает своего исполнения в Парусии и в Царствии Божием. Мир сотворен вместе со временем. Это означает, что он "не закончен", пребывает "в зародыше" для того, чтобы продолжалось и развивалось соработничество (синергия) Божественного делания и человеческого делания вплоть до дня Господня, когда то, что было зародышем, достигнет своей конечной зрелости. "Цель будет достигнута только, если в конце будет то, что теоретически должно было существовать в начале, — богочеловечес-тво"[94]. Эта мысль Бергсона постулирует отсутствие какого бы то ни было онтологического разрыва: "Се творю последнего, как первого"[95] (ср. Отк. 21.5). Аксиома библейского Откровения учит о конечном совпадении того, что было в начале (en arche, in principle) первоначального намерения, со своей конечной целью, своим исполнением (telos). Началу, первоначальному выражению "сыны Всевышнего" (Пс.81.6) соответствует конечное выражение "вы боги" (Ин. 10.34). От древа жизни, через Евхаристию, мы направляемся к "престолу без завесы" Царствия Божьего. От первоначального несознательного совершенства мы идем к сознательному совершенству по образу совершенства Небесного Отца. Онтология существ, созданных "по образу Божию", тот факт, что они сотворены в соответствии с "родом Божиим", открывает перспективу для движения к цели: стать действительно святым, совершенным, богом по Благодати, соучастником в условиях Божественной жизни; бессмертным и целостным, "целомудренным". Образ Божий, объективное основание, благодаря своей динамической структуре призывает к субъективному, личному подобию Богу. Зародыш — "создание по образу Божию" — ведет к расцвету: к своему осуществлению, к "существованию по образу Божию".

У всех святых отцов мы находим четкое различение "образа" и "подобия", и преп. Иоанн Дамаскин кратко выражает ее так: "По подобию Божию значит: по подобию в добродетели"[96]. Предание говорит ясно и твердо: после падения "образ Божий" не изменился, но, принужденный к онтологическому молчанию, недействительный из-за уничтожения всякой способности к "подобию Божию", он стал совершенно недоступен для естественных сил человека. Св. Григорий Палама уточняет: "В нашем существе, созданном по образу Божию, человек выше ангелов, но в том, что касается подобия Божия, он ниже, так как неустойчив". "После падения мы отвергли подобие Божие, но мы не перестаем быть существами, созданными по образу Божию"[97]. Христос возвращает возможность действии[98], восстанавливает подобие Божье, что освобождает образ Божий, и сияние этого Образа становится видимым у святых и у детей. Св. Григорий Нисский оставил нам свое антропологическое возвещение: данное существо является человеком лишь тогда, когда оно движимо Св.Духом, когда оно является "образом Божием, подобным Богу". Образ Божий конститутивен и нормативен, его никак нельзя ни потерять, ни уничтожить. В своей функции сообразности, богообразности он делает реальными слова: "Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный" (Мф. 5.48). Когда "Бог будет все во всем" (1 Кор. 15.28), храмы будут сообразны Тому, Кто присутствует в них, наполняет их и дает им жизнь. Библейское "сыновство" отклоняет какую бы то ни было идею о юридическом усыновлении: христология хорошо показывает, что во Христе сыновья действительно подобны Отцу. Если Бог несравним, то сердце человеческое, в глубину которого может проникнуть лишь Бог, содержит в себе нечто уникальное и сравнимое, по прекрасному выражению св. Григория Нисского: что-то, что роднит его с Богом, потому что для того, чтобы быть причастным Богу, человек должен иметь в своем существе что-то, что соответствует тому, в чем он участвует[99]. Положению "Бог есть любовь" соответствует человеческое Amo, ergo sum (Люблю, следовательно, существую).

ГЛАВА III      НАЧАЛО И КОНЕЦ ВЕЩЕЙ

1. Сотворение мира

Генезис твари трансцендентен для всякого естественного познания; Бог один может нам открыть, почему и как Он сотворил мир. Творя мир из ничего. Бог полагает около Себя абсолютно другое бытие, отличающееся от Него "не по месту, но по природе"' (преп. Иоанн Дамаскин)[100]. "Бог созерцал все вещи до их существования, представляя их Себе в мысли, и каждое существо получает свое существование в определенный момент, согласно вечной мысли, воле Божией,которая является предопределением, образом и образцом"[101] (преп. Иоанн Дамаскин). Выражение "мыслеволение" обозначает направленный согласно вложенному намерению и нормативный динамизм, что исключает всякий статический детерминизм. Эти мысли, logo'i, истины вещей не находятся в вещах, но суть их lelos 'ы, их цели в форме призыва, и каждое существо имеет возможность, в силу своей свободы, принять или отвергнуть этот призыв.

Прежде всего Бог создал идеальную сферу мира, "эоническую тварную вечность" (преп. Максим Исповедник), его живое единство, которое можно назвать тварной Софией, natura nalurans, обуславливающей всякую конкретную единицу, входящую в natura nalurala[102]. На глубине, под внешним феноменальным видом, подвижным и изменчивым, находится его устойчивое основание, связывающее множественное в единый космос, в единое живое целое. Это совокупность принципов, на которых построено единство мира, имеющего множество аспектов: космический, логический, этический, эстетический, антропологический. Всякое истинное познание относится к Абсолюту, от эмпирических вещей восходит к их идеальной структуре, через оболочку мира созерцает икону.

Подобное видение, которое можно назвать софиологическим, утверждает существование органической связи между идеальной и эмпирической сторонами мира и констатирует наличие извращений, вызванных тем, что тварь имеет свободу и может нарушать свои собственные нормы. Глубокое смешение отношений создает и объясняет то, что софиологи называют темным ликом тварной Софии[103]. Она создана "по образу" Небесной Софии, Премудрости Божьей, которая содержит идеи Бога о мире. Земная София, идеальный корень мира, должна уподобиться Небесной, но свобода человеческого духа ниспровергла ее иерархию, извратила соотношение софийных принципов. Зло проскальзывает в "трещины" бытия. Оно является своеобразной питательной средой паразитического мира, неких наростов, которые составляют пародию на Софию, "ночной аспект твари"[104], ее бесовскую маску.

Только софиология[105], слава современного Православного богословия, ставит грандиозную космическую проблему. Она противостоит всякому агностическому, идеалистическому акосмизму, всякому эволюционному натурализму и воспринимает космос с литургической точки зрения. Космизм, присущий богослужению, истолковывает Сотворение мира Богом. Он показывает заранее установленную сообразность между элементами мира и их идеальной нормой: Божественной мыслью. Это та красота мира, которую человек будет узнавать в меру своего причастия Святому Духу. Св.Григорий Нисский говорит о "врожденном движении души, которое влечет ее к духовной красоте"[106]; св. Василий Великий — о "врожденном горячем желании прекрасного"[107]. Святой человек непосредственно и интуитивно ощущает эту красоту и воспринимает себе мир, даже в настоящем его состоянии, как духоносный: "Небо и земля полны славы" (ср. Ис. 6.3). Красота как сообразность обуславливает онтологическую способность вмещать Бога: "Тот, Которого не могут вместить небеса, входит, однако, в человека" (св. Иоанн Златоуст). Внутреннее природы открыто к бесконечному и влечет ее к такому единству, в котором части, согласно св. Василию Великому, связаны между собой симпатией; также и преп. Максим Исповедник в своих "Сотницах" поэтически

описывает, как Божественный Эрос заставляет появляться космос из хаоса.

В аспекте космической литургии, мир направляется к Богу, и Бог направляется к миру. Но царская свобода этой встречи предполагает первоначальное состояние неустойчивого совершенства.

2. Природа до падения

Согласно Православному богословию, в тварной природе присутствует Благодать от самого Ее источника, так как эта Благодать подразумевается в самом акте творения. Отсутствие Благодати просто немыслимо, это было бы извращением, уничтожающим природу, равным смерти второй, предсказанной в Апокалипсисе (Откр.20.14). Истина природы в том, что она есть сверхприрода, и это "сверх" означает: богообразна и богоносна. Именно в своей сущности человек отчеканен по образу Божьему, и именно эта онтологическая богообразность объясняет то, что Благодать "естественна" для природы, так же как природа сообразна Благодати. Они дополняют друг друга и взаимно проникают друг в друга; в своей сопричастности они существуют друг в друге, "одно в другом в совершенной голубице"[108] (св. Григорий Нисский). Однако райское блаженство было лишь зародышем, стремящимся к своей цели, — состоянию обожения. Свободно осуществленный разрыв в общении приводит к иссяканию Благодати. Боговоплощение восстанавливает утраченный порядок и являет нормативный принцип единства Божественной и человеческой природ "без разделения и без смешения". И это позволяет преп. Максиму Исповеднику определить цель жизни следующим образом:

"Соединить любовию тварную природу с нетварной, являя их единство и тождество через стяжание Благодати"[109].