Каждое открытое свидетельство о своём христианстве — мученичество; борьба с мирскими привязанностями — мученичество.

А первенство? Разве каждый из нас в своей квартире, в своей комнате, в окружающей его жизни не хочет быть первее других, не хочет быть повыше, на главном месте?

Кому дано положение значительнее, тот стремится к этому возвышению побольше и повыше.

Кто меньше, жизнь кого поскромнее, тот в своём маленьком уголке, но все заражены стремлением к этому первенству. И сколько нас, стремящихся к первенству, окажется последними, ибо истинное христианское первенство даётся не стремлением нашим к мирскому возвышению, а сознанием нищеты духа нашего, истинным исповеданием веры и истинным нашим крестоношением.

Как всё это трудно!

Какие всё это несбыточные слова для нас, заражённых духом мирским! Всё это кажется не для нас сказанным, а для каких‑то иных людей, может быть, только для амвона, только для церкви.

Но слова Господа:"Не мир пришёл Я принести, но меч"(Мф. 10, 34) разве не утверждают нас на этом пути исповедничества, крестоношения и смирения? Думать, что можно быть христианином в миру, не чувствуя действия меча Христова, рассекающего беспощадно наш внутренний строй и всю нашу жизнь, — это значит жить лишь мечтой о христианстве, а не думать о своём часе смертном и о спасении.

Господь нам каждому вручил меч духовный, который призывает к тому, чтобы внутренне мы рассекли себя и чтобы не смешивали там диавольского, бесовского, страстного со светлым, с Божиим, с Христовым, с благодатным.

Он рассёк нашу внешнюю жизнь, чтобы мы не путались между служением Христу и служением другому господину.

Нашу жизнь Господь этим мечом рассёк на жизнь мирскую, от которой мы должны отречься, и на жизнь духовную, которою мы должны жить.

Аминь.

26 июня 1927 г.

За Литургией

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Память всех святых и память русских святых обращает нас к догмату о святости Церкви: там вспоминаются святые мученики за веру — здесь вспоминаются подвижники, пещеры, дремучие непроходимые леса, но всё это — единый дух подвига и служения Христу.

И думается, какое же великое милосердие Божие, какое утверждение веры, какая крепость духа должны быть у нас, верующих христиан, когда в нашей Церкви содержится вся та великая благодать, которая ниспосылала силы для всех этих подвигов и трудов, и как должен чувствовать себя верующий христианин не одиноким в миру, когда для него всё это, живущее в Церкви, живёт и поныне, когда в Церкви для него всё живое есть, когда весь этот сонм святых составляет часть той Церкви, к которой принадлежит и он.

Сколько должно быть постоянной радости в сердце верующего христианина, сознающего себя членом Церкви!

Но при этом возникают в сердце человеческом и искушения. Как всегда, враг подстерегает нас при самых хороших, при самых возвышенных чувствованиях, так и в этом чувстве нашем враг находит повод и возможность для соблазнения нас.

В нашей личной жизни этот враг, когда мы с благоговением рассматриваем высоту христианского учения, соблазняет мыслью, что мы живём совершенно не так, и потому всё то, чему мы учимся и что мы хотим назвать своей верой, — всё это где‑то далеко, отвлечённо для нас, а наша жизнь нисколько не исправляется.

И когда приходят на исповедь, с какой‑то безнадёжностью говорят:"Грехи всё те же".