Еще пишешь, что всегдашняя твоя мысль — как бы угодить Господу. Сама ты не видишь, в каком искушении находишься, и как у тебя все извращается. Людям, много согрешившим, не об угождении Господу надо думать, а сперва о покаянии и получении прощения и помилования. Если же хочешь угодить Господу, то знай, что нельзя Ему угодить безрассудством, и упорством, и ропотом на всех, даже на Самого Господа, а должно угождать Ему смирением, и смиренным покаянием, и покорностью, и рассуждением, — или же, если кто сам не может рассудить здраво, то послушанием к тому, к кому относиться. У тебя же во всем впереди своя воля. Читаешь ежедневно молитву Господню: "да будет воля Твоя"; а между тем, настроена так: да будет воля моя. И на Господа ропщешь, что не исполняет по-твоему, о чем святой апостол пишет (Иак. 4: 3): просите, и не приемлете, зане зле просите. Не замечаешь ты, что ты стремишься исполнять волю общего нашего врага, который через безрассудные подвиги хочет расстроить последнее твое здоровье, доколотить тебя, и вместе с тем поставить тебя в такое положение, чтобы ты ни от родных, ни от чужих не имела помощи, чтобы не могла жить в монастыре, — и таким образом сделав тебя ни к чему не потребной, ввергнуть в ропот и отчаяние. Вот что хочет враг рода человеческого. Подумай, и постарайся, чтобы вместо мнимого твоего благоугождения Господу, ты не угождала врагу, ищущему твоей погибели. Повторяю, ты находишься в большом искушении. Двойное келейное правило исполнять тебе дозволено только в таком случае, когда, по совершении всего, остается еще сила и время; а при немощи довольно совершить и однажды.

Вообще замечу тебе, что ты все разветвляешь путь благочестия. Путь сей — простой; а у тебя выходит все как-то и сложно, и мелочно; ты все заботишься о мелочных подробностях и правилах. Я уже и говорил, и писал тебе, и опять повторяю, что, по словам святого Иоанна Дамаскина, больные и слабые, касательно внешних трудов и подвигов, должны трудиться сколько могут, соображаясь и с немощью своей, и с силами своими, а затем главное для них правило состоит в благодарности и смирении, то есть чтобы посылаемые им болезни и немощи сносить не только без ропота, но и благодарить Бога за все, а в своей неисправности смиряться пред Господом и людьми.

376. УГОЖДАТЬ БОГУ ДОЛЖНО ПРЕЖДЕ ВСЕГО ПОКАЯНИЕМ. ЗА ГРЕХИ ДОЛЖНО ПОНЕСТИ И СКОРБИ. КАК ПРОВОДИТЬ ВРЕМЯ ГОТОВЯЩЕЙСЯ К ПРИЧАЩЕНИЮ

Всем не только можно, но и должно заботиться о благоугождении Господу. Но чем благоугождать Ему? Прежде всего, покаянием и смирением. Но тебе это мало. Ты хочешь Господа иметь своим должником. Ты пишешь: "Господь для меня все сделал, а я для Него ничего. Легко ли это?" Если кто кому должен, то, не заплатив долга, нельзя затевать подарки. Так и мы, прежде всего должны заботиться об уплате греховного долга, посредством смиренного покаяния, которое совершается до самого гроба. Но ты спрашиваешь: "разве при исповеди и постриге не прощаются все прежние грехи? и нужно ли, до смерти, каяться на молитве в прежних грехах и вспоминать их, или же предать их забвению и не смущать мысли прежними делами?". Тебе уже было говорено, что о плотских грехах никогда не следует вспоминать в подробностях, особенно же на молитве не следует исчислять по виду подобные грехи; но должно вообще считать себя грешным и неоплатным должником перед Господом. Святой апостол Павел сподобился получить не только прощение грехов, но и апостольское достоинство, а все-таки причислял себя к грешникам, глаголя (1 Тим. 1: 15): от нихже первый есмь аз. Притом должно знать, что грехи прощаются не одним исповеданием оных, но потребно и удовлетворение. Разбойнику на кресте Сам Господь сказал (Лк. 23: 43): днесь со Мною будеши в раи. Но и после сего обетования разбойник не тотчас и не без труда перешел в райское наслаждение, а сперва должен был претерпеть перебитие голеней. Так и мы, хотя прежние грехи нам, при Таинстве Исповеди и при принятии монашеского образа, и прощены, но Божией епитимией за них должны понести, то есть потерпеть, болезни, и скорби, и неудобства, и все, что Господь посылает нам к очищению наших грехов. Еще должно помнить Евангельское слово Самого Господа: милости хощу, а не жертвы, то есть, чтобы благоугодить Господу, нужно более всего заботиться, чтобы не осуждать других, и вообще иметь снисходительное расположение к ближним.

Теперь, сколько могу, напишу и на твои вопросы. Готовясь к Причастию должна употреблять (кроме болезни) пищу без масла; накануне Причастия, после повечерия, ничего не вкушается. В другие дни, после Всенощной, здоровые и крепкие также не должны ничего вкушать, а слабые и немощные — да соображаются со своей немощью; если могут, пусть потерпят, а если не могут, пусть вкушают мало и смиряются за это, и за немощных и неисправных себя считают. Перед Всенощной, ходить ли к повечерию, когда оно бывает отдельно, — в этом соображайся с силами своими. После Всенощной, когда она отходит поздно, можно прочитать конец молитв на сон грядущим ("Владыко Человеколюбче, не ужели мне одр сей"...). Каноны же можно вычитать прежде Всенощной, сколько успеешь. Думаю, что постриг и казначейство едва ли тебе будут скоро предлагать, а потому и заботиться об этом много не должно. Денег на вклад в монастырь и на уплату долгов можешь прямо попросить. Пишешь, что слова мои, что ты стремишься исполнять волю общего нашего врага, сильно поразили тебя. Но слова эти были не просто сказаны; прочти еще раз, к чему они относились. Еще бы что-нибудь написал, но некогда; а откладывать до другой почты не хочется. Испрашиваю на тебя Божие благословение. Мир тебе.

377. О ХУЛЬНЫХ ПОМЫСЛАХ, И О ТОМ, КАК ВЕСТИ СЕБЯ ПО ОТНОШЕНИЮ К НИМ. О ПРИНЯТИИ ПИЩИ. ОБ УСТРОЙСТВЕ В МОНАСТЫРЕ, И О МОЛИТВЕННОМ ПРАВИЛЕ

Пишешь: "простите мне, что я ничего вам радостного не пишу: все грехи, да немощи; ни разу не утешу вас в исправлении каком-либо". Пиши о немощах своих, этим ты меня более всего утешишь. Какие-либо высокие исправления — не твоей меры; покаяние же выше всего и нужнее всего для всякого человека, и утешительнее для других, нежели поведания о мнимых собственных добродетелях.

Описываешь брань, какую испытываешь в течение полугода, и недоумеваешь, за что попущена тебе такая сильная брань. Спрашиваешь, не прогневала ли теперь опять чем-либо Бога, смертно чем согрешила? Теперь хотя бы и не согрешила, а надо потерпеть и за старые грехи. Мария Египетская в пустыне 17 лет боролась со страстями, как со зверьми... Говоришь, может быть, это общий путь людей, много согрешивших. Действительно, путь это общий, но на этом общем пути каждый человек испытывает больше или меньше, то или другое, по своему устроению и своим чувствам. Скажу тебе пример. В сырую холодную погоду по одной и той же дороге идут несколько человек. Здоровый озябнет, да и только. У кого же послабее здоровье, тот простудится, схватит насморк, — разболится голова. А человек болезненный — и совсем разболеется оттого, что для здорового проходит безвредно. Так разумей и о том, о чем ты спрашиваешь: такая брань, какую ты описываешь (например, что ты испытываешь, стоя в церкви), это признак глубокой немощи. Облегчается эта брань смирением; а усиливается — от высокоумия и гордости. От высокоумия и гордости происходят тревожащие тебя хульные помыслы. Высокоумие видно и в том, что ты думаешь, что ты любишь Бога, а ведь только думаешь, что любишь Его. Кто Бога любит, тот имеет и к ближнему любовь; любы же, по апостольскому слову, долготерпит, милосердствует, любы не завидит, любы не превозносится, не гордится, не безчинствует, не ищет своих си, не раздражается, не мыслит зла, не радуется о неправде, радуется же о истине, вся любит, всему веру емлет, вся уповает, вся терпит (1 Кор. 13: 4-7). Кто любит Бога, хотя бы тысячу оскорблений в день ему наносили, не раздражается и не сердится, не теряет внутреннего мира; с ним не бывает, что вдруг внутри все вспыхнет, так что от смущения и молиться не может, как это бывает с тобой. Также из самой брани помыслов, которую ты испытываешь, можешь убедиться, что это тебе только кажется, что ты любишь Бога. Святые отцы представляют такой пример: когда котел кипит, то никакая гадина, даже никакое малое насекомое не может приближаться к оному, будучи опаляемы горячестью котла; если же огонь угаснет, и котел остынет, то не только насекомые удобно садятся на нем, но и разные гады смело влезают и спокойно лежат в нем. Так и огонь истинной Божественной любви отгоняет всякие нечистые помыслы; а когда подобные помыслы сильно стужают человека, то это явный признак, что он не достиг еще в мере любви Божией.

Пишешь, что и святую воду пьешь, и херувимский ладан куришь, а мира не обретаешь. Святую воду следует пить реже; а херувимский ладан не кури. Не поможет тебе никакой ладан, так как все дело в высокоумии, от которого усиливаются все твои душевные брани, и ты лишаешься мира.

Спрашиваешь, как лучше, скорбеть ли о помыслах, или не обращать на них внимания? И то и другое не твоей меры, то есть не следует тебе безтолково скорбеть, и не можешь еще презирать помыслов, а следует тебе со смирением обращаться к Богу и молиться. Только во время молитвы должно стараться отвергать всякие помыслы, и, не обращая на них внимания, продолжать молитву; если же стужение помыслов очень усилится, то опять должно просить против них Божией помощи.

Еще пишешь, что долго не приходило тебе в голову и не было желания просить Царицу Небесную о заступлении в твоих бранях, и тебе кажется, что просить о избавлении от борьбы — значит отказаться от креста монашеского. Тут следует тебя укорить. Ты скорбишь, что редко получаешь от меня письма, а как ты читаешь их? Исполняешь ли, что тебе пишется? Сколько раз было тебе писано, чтобы в твоей брани молитвенно обращалась ко Господу, просила Его помощи всесильной, и заступления Пресвятой Владычицы нашей Богородицы, а ты пишешь, что не было желания просить Царицу Небесную. Тебе говорят, чтобы просила о помощи Божией, а ты толкуешь об избавлении от борьбы. Не избавления от борьбы проси у Господа, а помощи и мужественного терпения. Взывай ко Господу и Матери Божией со смирением, с глубоким сознанием своей немощи, гнилого своего устроения, оставив высокоумные помыслы о мнимой своей любви к Богу; тогда силен Господь помочь тебе, и подать тебе облегчение по мере твоего смирения.

Еще пишешь, что иногда от брани хульных помыслов не можешь взглянуть на икону. Чтобы помыслы меньше стужали тебе, можешь изредка только взглядывать на иконы; но должна знать, что иконы — только для глаз внешних, и потому, стоя на молитве, мы должны помнить, что предстоим пред Богом. Икону же воображать во уме ни в каком случае не следует.

Еще пишешь о пище, что трудно тебе привыкать к тому, чтобы понемногу есть, так чтобы после обеда еще быть голодной. Святые отцы установили касательно пищи три степени: воздержание, чтобы после принятия пищи быть несколько голодным; довольство, чтобы не быть ни сытым, ни голодным; и сытость, чтобы есть досыта, не без некоторого отягощения. Из этих трех степеней каждый может избирать любую, по своим силам, и по своему устроению, — здоровый и больной. Для последнего трудно принимать пищу один раз в день.

Пишешь, что матушка твоя обещает выдать тебе все, что следует, но не ранее зимы, а теперь не может тебе высылать денег иначе, как понемногу, и говорит, что ты сама виновата, что замедлила окончание дел. Это замечание ее справедливо: вела ты дела свои нетолково, хотела гнать безплотную жизнь. Боишься, что если попросишь для вклада, то не получишь ничего. До зимы недалеко; но во всяком случае можно написать теперь матери, сколько тебе нужно, чтобы развязаться: не проси для вклада, а напиши, что имеешь необходимую потребность в такой-то сумме для некоторой уплаты. Она может перехватить где-либо, чтобы тебе это выслать. Касательно же того, в какой монастырь тебе поступить, в городской или заднепровский, то ты говорила мне, и опять пишешь, что слышала от владыки митрополита; что же решенное перерешать?.. В игуменском ли корпусе жить, или в новом деревянном доме, — живи с терпением где придется, и будет с тебя.