Воспроизводится по изд.: Истина и откровение. СПб.: Изд–во Русского Христианского гуманитарного института, 1996. Тут дано по машинописному оригиналу.

Одного видного французского социалиста спросили, как бы он определил различие между социалистами и коммунистами. Он ответил: «Это не есть различие программы, это есть прежде всего различие между людьми честными и людьми бесчестными». Это мне напомнило, что в первые годы революции я спросил одного социал–демократа меньшевика, что он думает о Ленине. Он ответил: «Я порвал с этим человеком с 1903 г., он не делает никакого различия между добром и злом». Он был бывшим другом Ленина и вместе с ним закладывал основы русской социал–демократии и редактировал «Искру»1. Как понять это? Этого нельзя понять грубо и буквально. Эти ответы совсем не должны иметь того смысла, что коммунисты дурные и бесчестные люди, что было бы неверно и несправедливо. Среди коммунистов есть героические люди, способные на большие жертвы, беззаветно преданные своей идее. Буду иметь в виду только искренних, убежденных, верующих ком-

195//196

мунистов. Один доминиканский монах из «резистанса», сидевший во время оккупации в тюрьме с коммунистами, говорил мне, что это лучшие люди Франции. И тем не менее ответ французского социалиста о бесчестности коммунистов заключает в себе какую‑то правду, как и слова о том, что Ленин не делал различия между добром и злом. Если понять это без всяких углублений, то это значит, что коммунисты прибегают к дурным средствам для осуществления своих целей, что на них нельзя положиться в каких‑либо соглашениях, что они практикуют в политике ложь и обман. Но смысл этого гораздо более глубокий, чем думают, и это совсем не значит, что у них нет своих понятий о добре, нет своей иной честности. Коммунисты, как и многие настоящие революционеры, манихейцы в том смысле, что они резко делят мир на две части, на царство Ормузда и царство Аримана, света и тьмы. Царство Ормузда, царство света — это они и их движение. Весь остальной мир есть царство Аримана, царство тьмы, он во власти диавола. Коммунисты считают состояние мира непереносимым, его нельзя терпеть. Мир есть чумная эпидемия, и все силы должны быть направлены на искоренение эпидемии. С диаволом, посылающим чумную эпидемию, нечего церемониться, его можно обманывать, можно его какими угодно способами уничтожать, чтобы одолеть тьму. Оправданы даже пытки для борьбы с царством диавола. Процесс старых коммунистов2 в этом отношении очень показателен. Трудность нравственной оценки коммунистов зависит от того, что они отрицают так назывоемую» общечеловеческую, универсальную мораль, которую хотят применить к ним,

196//197

оценивая их. Это самое главное. Эту общечеловеческую мораль они считают буржуазной моралью, которую целиком относят к царству тьмы, к диаволу. Эта мораль есть лишь хитрость в борьбе, которой пользуются для их ослабления. Но коммунисты имеют свою мораль, которая станет общечеловеческой после их окончательной победы, мораль коммюнотарную, которую они считают более высокой, чем, напр<имер>, мораль католическую, в которой такую роль играет, напр<имер>, семейный эгоизм. Можно было бы сказать, что это сектансткая революционная мораль, которая может быть будет универсальной, но пока она делит человечество на две части, между которыми не может быть примирения. Это заложено в марксистском учении о классовой борьбе. Различие буржуазии и пролетариата в капиталистический период истории не есть только описание фактической исторической реальности, которая не покрывается этим противоположением, это есть различие аксиологическое, оценочное, моральное, вопреки желанию марксистов быть совершенно свободными от элемента морального… Тем не менее различие между буржуазией и пролетариатом есть различие между злом и добром. К «буржуазии», которая объемлет целый мир, не может быть общечеловеческого отношения. Так назыв<аемая>общечеловеческая мораль лишь мешает борьбе и победе, она есть хитрость буржуазного врага. Социалисты же согласны признавать общечеловеческую мораль, они готовы терпеть зачумленное состояние мира, откладывая свои реформы, и потому они делаются врагами. Несоответствие между средствами и целями связано с этим резким делением мира на две части.

197//198

Поэтому всякий не коммунист признается фашистом, хотя бы сам он совсем не признавал себя фашистом, напр<имер>, был либералом. Без этого объединения всего враждебного мира в фашизм невозможно было деление на две части, обнаружилась бы усложняющая множественность мира, что мешало бы вести войну.

Античный, дохристианский мир знал универсальную общечеловеческую мораль стоицизма. Только стоики возвысились до отрицания рабства, чего не могли сделать Платон и Аристотель. Монтень, уже уходящий от христианства, который был моралистом начинающихся новых веков, одним из источников гуманистической морали, заключал в себе сильный элемент стоицизма. То же нужно сказать и про Спинозу. Но по–настоящему общечеловеческая, универсальная мораль провозглашается христианством, она заключена в Евангелии, и влияние ее распространяется и на ту часть человечества, которая от христианства отошла в своем сознании. Еще Великая французская революция, провозглашая принципы свободы, равенства и братства, не покидает почвы христианства и им питается. Это христианство провозгласило, что люди — братья по Единому Отцу, что каждый человек, независимо от национальности и социального класса, несет в себе образ Божий. Самая радикальная моральная революция заключалась в заповеди любви к врагам. Это был прорыв через магический круг ненависти и мести. Любовь к друзьям естест-

198//199

венна, к ней нечего призывать. Но любовь к врагам уже сверхъестественна, она противоречит естественным инстинктам человека, который и на вершине цивилизации не вполне еще вышел из звериного состояния. Это особенно сказывается в международных отношениях. Но было бы неверно и противоречило бы истории сказать, что универсальный, общечеловеческий характер христианской морали соблюдался в истории христианства. Увы! Деление человечества на две части, ненависть к врагу вошло и внутрь христианства. Отношение христиан к неверным, к не христианам, особенно отношение к еретикам и схизматикам3 внутри христианства, было проникнуто враждой и даже ненавистью, вызывало преследования. Но подземная работа христианства породила новую форму общечеловеческой морали — мораль гуманистическую. Она была эмоциональной подпочвой социалистических учений XIX века. Универсальный общечеловеческий характер морали философски был выражен Кантом в учении о человеке как самоцели. Ни одного человека нельзя рассматривать как средство. Таков вечный принцип, но конкретная мораль Канта была моралью мелкого буржуа. Важно, что враг тоже человек, и в отношении к врагу национальному, классовому, идеологическому тоже не все дозволено. Этот вопрос об отношении к врагу есть основной вопрос морального сознания нашего времени. Никогда еще не было такого разрыва с основами евангельской морали, как в наше время. Фашизм и национал–социализм явно возвращаются к дохристианскому, языческому сознанию. Готтентотское4 понимание добра и зла есть и у цивилизованных людей XX века. В