На пороге новой эпохи (сборник статей)

197//198

Поэтому всякий не коммунист признается фашистом, хотя бы сам он совсем не признавал себя фашистом, напр<имер>, был либералом. Без этого объединения всего враждебного мира в фашизм невозможно было деление на две части, обнаружилась бы усложняющая множественность мира, что мешало бы вести войну.

Античный, дохристианский мир знал универсальную общечеловеческую мораль стоицизма. Только стоики возвысились до отрицания рабства, чего не могли сделать Платон и Аристотель. Монтень, уже уходящий от христианства, который был моралистом начинающихся новых веков, одним из источников гуманистической морали, заключал в себе сильный элемент стоицизма. То же нужно сказать и про Спинозу. Но по–настоящему общечеловеческая, универсальная мораль провозглашается христианством, она заключена в Евангелии, и влияние ее распространяется и на ту часть человечества, которая от христианства отошла в своем сознании. Еще Великая французская революция, провозглашая принципы свободы, равенства и братства, не покидает почвы христианства и им питается. Это христианство провозгласило, что люди — братья по Единому Отцу, что каждый человек, независимо от национальности и социального класса, несет в себе образ Божий. Самая радикальная моральная революция заключалась в заповеди любви к врагам. Это был прорыв через магический круг ненависти и мести. Любовь к друзьям естест-

198//199

венна, к ней нечего призывать. Но любовь к врагам уже сверхъестественна, она противоречит естественным инстинктам человека, который и на вершине цивилизации не вполне еще вышел из звериного состояния. Это особенно сказывается в международных отношениях. Но было бы неверно и противоречило бы истории сказать, что универсальный, общечеловеческий характер христианской морали соблюдался в истории христианства. Увы! Деление человечества на две части, ненависть к врагу вошло и внутрь христианства. Отношение христиан к неверным, к не христианам, особенно отношение к еретикам и схизматикам3 внутри христианства, было проникнуто враждой и даже ненавистью, вызывало преследования. Но подземная работа христианства породила новую форму общечеловеческой морали — мораль гуманистическую. Она была эмоциональной подпочвой социалистических учений XIX века. Универсальный общечеловеческий характер морали философски был выражен Кантом в учении о человеке как самоцели. Ни одного человека нельзя рассматривать как средство. Таков вечный принцип, но конкретная мораль Канта была моралью мелкого буржуа. Важно, что враг тоже человек, и в отношении к врагу национальному, классовому, идеологическому тоже не все дозволено. Этот вопрос об отношении к врагу есть основной вопрос морального сознания нашего времени. Никогда еще не было такого разрыва с основами евангельской морали, как в наше время. Фашизм и национал–социализм явно возвращаются к дохристианскому, языческому сознанию. Готтентотское4 понимание добра и зла есть и у цивилизованных людей XX века. В

199//200

каком отношении стоит к этому вопросу марксизм? Сейчас этот вопрос приобретает особенный интерес. Отношение Маркса к вопросу об общечеловеческой морали было противоречиво, и может быть понято лишь диалектически. С одной стороны, Маркс отрицал общечеловеческую мораль, признавал лишь классовую мораль. Мораль буржуазная и мораль пролетарская не могут быть объединены в универсальной моральной истине. Марксизм утверждает моральный релятивизм, моральная оценка меняется в зависимости от социальных классов. Происходит разрыв с традициями христианской и гуманистической морали. Моральный принцип, формулированный Кантом, об отношении к каждому человеку, как к высшей ценности и самоцели, как будто не признается. Но тут возможна иллюзия, которой подвержены и _ сами марксисты, и его враги. Прежде всего Маркс осудил капитализм с точки зрения общечеловеческой, универсальной морали. Он осудил капиталистический режим потому, что в нем человек обесчеловечен, овеществлен (Verdinglichung), превращен в средство экономического процесса, природа его отчуждена. Он морально осудил буржуа–капиталистов потому, что они эксплуатируют рабочих. Теория прибавочной ценности, которая и была раскрытием эксплуатации, не может быть понимаема как чисто экономическая теория, в ней есть сильный моральный элемент, она предполагает моральную оценку. Эксплуатация трудящихся была для Маркса первородным грехом в истории человечества. Но эксплуатация есть моральная категория, моральное зло, это явление нельзя рассматривать исключительно с экономической точки зрения.

200//201

Если исключить моральное осуждение эксплуатации, то совершенно непонятно, почему эксплуатировать ближнего так плохо, может быть, очень хорошо, скажут эксплуататоры, выдвигая ценности национальной и государственной силы, процветания культуры, экономического богатства страны и мн. др. Совершенно ясно, что у Маркса, когда он беспощадно осудил экономическую эксплуатацию и требовал социалистического строя, была общечеловеческая универсальная мораль, при отрицании которой падает осуждение и исчезают мотивы борьбы, к которой он призывал. И марксисты очень пользуются самыми разными моральными суждениями в своей пропаганде, марксистские ругательства носят моралистический характер. У Маркса было динамическое и диалектическое понимание морального процесса, и вот в чем оно заключалось. Марксизм отрицает общечеловеческую, универсальную мораль для настоящего и прошлого человечества, искаженного классами. Это прошлое есть лишь введение в историю, а не сама история. Настоящая история начинается лишь с торжества социализма и коммунизма, как и настоящее человечество и настоящая свобода. До сих пор люди жили под властью необходимости. В обществе, которое распадается на классы и в котором происходит эксплуатация одного класса другим, не может быть общечеловеческой, универсальной морали, потому что нет еще по–настоящему человека, общечеловека, а есть лишь классовый человек. Марксизм отказывается видеть человека за классом, он видит класс за человеком. Но он хочет, чтобы человек наконец появился и прекратилось существование классов, искажающих об-

201//202

раз человека. Пролетариат, который есть класс мессианский, создаст наконец единое человечество, пролетариат как класс исчезает, превратившись в настоящее человечество, не знающее уже первородного греха эксплуатации. Революционная классовая пролетарская мораль диалектически превращается в общечеловеческую универсальную мораль. Но очевидно эта грядущая мораль была уже у Маркса, и он пользовался ею для своей оценки буржуазии, капитализма, пролетариата, социализма. Отрицание общечеловеческой морали в настоящем, которое и дает повод называть коммунистов «бесчестными», и есть определенное убеждение, что настоящая общечеловеческая мораль появится лишь после окончательного торжества пролетариата и коммунизма. Тогда прекратится деление мира на две части, на царство света и царство тьмы. Нынешнюю же общечеловеческую мораль в буржуазном обществе коммунисты считают «бесчестной» хитростью, ослабляющей борьбу. Так нужно их понимать. Но понимание не означает одобрения двойственной морали. Общечеловеческая мораль все же существует и возвышается над социальной борьбой, и сами марксисты–коммунисты ею питаются. Но острота коммунизма связана с этим делением мира на две непримиримые части. У более же примирительных социалистов есть бацилла скуки. Социалистская печать невыносимо скучна. Коммунистов спасает от скуки ярость.