Можно было бы сказать, что Ницше произвел моральную революцию и совершенно отрицал общечеловеческую мораль, христианскую и гуманистическую, и на него хотят опереться те, которые на практи-

202//203

ке отрицают эту древнюю мораль универсального значения. Но и с Ницше не так просто. Он хочет создать новые моральные ценности, и по ту сторону добра и зла он все же утверждает иную мораль, мораль сверхчеловека, отрицая мораль человеческую. Ницше казалось, что во имя божественной высоты, к которой он так тянулся, он должен отрицать человека и человечество. Но мораль сверхчеловека получает универсальное значение. У Ницше нет деления мира на две части, вся проблематика его в другом и не имеет прямого отношения к нашей теме. Но вот немецкий расизм, национал–социализм представляет самую крайнюю форму отрицания общечеловеческой, универсальной морали. И тут не может быть сравнения между национал–социализмом и марксизмом–коммунизмом. В то время как последний для будущего признает общечеловеческую мораль, первый отрицает ее и для будущего. Замирение и единство человечества, более братское отношение между людьми и народами никогда не будут достигнуты и не должны быть достигнуты. Будет вечное разделение на мир господствующей расы и мир низших подчиненных рас. Будет вечная война. В то время как торжество избранного класса пролетариата должно привести к единому человечеству, торжество избранной германской расы должно привести к окончательному разделению на мораль господ и мораль рабов. Еще лучше было бы, конечно, не признавать ни избранного класса, ни избранной расы. Но ошибочно и даже возмутительно утверждать, что только рабочий класс, руководимый социалистами и коммунистами, стоит на классовой точке зрения и ведет классовую борьбу,

203//204

буржуазия же не ведет классовой борьбы и защищает общечеловеческие ценности. В действительности капиталистическая буржуазия все время ведет классовую борьбу, все время защищает свои классовые интересы, но в отличие от рабочего класса, более открытого, маскирует классовый характер своей борьбы. В этом буржуазия капиталистического периода отличается от аристократии прошлого, которая открыто признавала себя привилегированной расой и защищала неравенство. Буржуазия же отрицает существование классов в капиталистическом обществе и хочет придать общечеловеческий характер своим идеалам и своей борьбе, которую представляют иногда борьбой за свободу. Поэтому мы живем в самом лживом обществе, в котором внутренние пружины скрыты. Это связано с царством денег, силы безличной, анонимной, бесчеловечной, наиболее удаленной от первоначальных реальностей жизни. Величайшая неправда то распространенное мнение, что буржуазия капиталистического мира является носительницей общечеловеческих ценностей, особенно ценностей духовного порядка, и защищает их от опасностей, которые им угрожают со стороны социалистов и коммунистов. Эту неправду поддерживают с полярно противоположных концов идеологи буржуазии, защитники капиталистического строя и марксисты–коммунисты, которые с большой легкостью утверждают, что все существующие в современном мире духовные ценности, ценности религии, философии, морали, искусства суть ценности буржуазные. В действительности торжествующая в капиталистический период истории буржуазия разрушала эти ценности и искажала их,

204//205

превращая в послушное орудие своих интересов. Отдельные творцы всегда возвышаются над классами. В прошлом вышедшие из буржуазных слоев создавали духовные ценности. Но религия менее всего есть создание буржуазии. Современная буржуазия есть разрушитель вечности. Об этом хорошо говорит Леон Блуа. Именно материализм есть по преимуществу создание буржуазии. И марксизм у нее заимствовал свой материализм. Буржуазность есть не только социальная, но еще более духовная категория. Буржуазный дух может быть и у марксистов. То, что сказано о буржуазии, не должно понимать так примитивно, что люди, вышедшие из буржуазных классов не могут уже создавать никаких культурных ценностей, не могут даже делать научных открытий, что, по–видимому, склонны думать многие коммунисты–доктринеры. Культурные ценности все еще создают по преимуществу люди, вышедшие из «буржуазных» классов, понимая это в широком смысле, так как рабочий класс и его идеологи до сих пор обнаружили мало способности к культурному творчеству, что есть констатирование факта, а не принципа, ибо все может измениться. Но ценности религиозные менее всего есть порождение современной буржуазии. Нельзя достаточно часто повторять, что культурные и духовные ценности не могут быть классовыми, буржуазными или пролетарскими, они общечеловечны и универсальны. Истина не может быть классовой, это лишено всякого логического смысла, классовым может быть лишь извращение истины, лишь ложь.

Кризис христианства и кризис гуманизма создает и моральный кризис. Мир переживает потрясение

205//206

своих моральных основ. Мировая война со своими невыразимыми ужасами обнаружила моральный кри- зис человечества, который был уже до войны и сде-; лал ее возможной. Мораль христианская давно уже очень понизилась. Христиане обнаруживали меньшую способность к жертве, чем революционеры, особенно русские реолюционеры XIX века. Война была также большим испытанием и для марксистской доктрины, ибо она означала не только отсутствие общечеловеческого морального единства, но и единства классового. Пролетариат германский и пролетариат русский убивали друг друга и никакого единства классовой пролетарекой морали не обнаружили. Так же убивают друг друга христиане разных стран. Жизнь безмерно сложнее всяких доктрин, и в ней огромную роль играют иррациональные стихии. Происходит столкновение не двух разных моралей, как предполагает марксистская доктрина, но и отпадение от всякой морали, взрыв в человеке того нечеловеческого, еще первобытно–звериного, что хранилось в глубине подсознательного. Достаточно вспомнить о германских концентрационных лагерях. Человечность христианская и гуманистическая не прошла еще достаточно глубоко в человеческую природу и охватила лишь сравнительно небольшую часть человечества. И в истории мы видим не только процесс гуманизации, но и процесс дегуманизации. Оптимистические теории необходимого и непрерывного прогресса не выдерживают критики. Человеческая свобода порождает не только все ценное в человеческой жизни, она может порождать и обратное, дурное и ужасное. Страшное, ужасное гораздо больше имеет места в истории, чем

206//207

думали люди XIX века. Такие люди, как Достоевский, как Кирхегардт, как Ницше, предвидели возможность катастрофических взрывов и ужасов, идущих из самой глубины человеческой природы. Маркс, человек необыкновенной остроты ума, несмотря на всю свою диалектику противоречий, был еще слишком рационалистом и прогрессистом. И хотя марксизм в современном мире практически играет огромную роль, но он не стоит на высоте современного, более углубленного и утонченного, сознания. Поэтому тема о двух моралях, несмотря на ее большое жизненное значение, не идет в самую глубину моральной проблематики. Обычная марксистская мораль есть мораль революционной секты, которая считает нравственным все, что способствует революции, и безнравственным все, что ей мешает. Ленин так и говорил. При этом мораль эта требует огромных жертв. Но кроме темы об обществе и его переустройстве есть еще тема о человеке и его внутреннем переустройстве. Разделение на два мира, на мир света и мир тьмы, прежде всего существует и внутри каждого человека, враг есть и внутри каждого из нас. И это внутреннее разделение и раздор проецируется вовне, в объектный мир. Это совсем не значит, что моральная проблема есть лишь проблема индивидуальная, она также есть проблема социальная, внутренне социальная. Индивидуальный и социальный моральный акт неотделимы один от другого. Неотделимы покаяние в грехе индивидуальном и покаяние в грехе социальном. Внешняя социальная борьба против зла необходима и неотвратима, но аморальное и бесчеловечное отношение к врагу, который начинает представляться зна-

207//208

чительной частью человечества, есть порождение иллюзии сознания, которое не видит вражеских сил и внутри себя. Просветление и углубление сознания должны привести к большей человечности и к более углубленной и более универсальной морали, которая имеет религиозную вкорененность и не может быть отвлеченным марскизмом5. Мы стоим перед вечным вопросом, поставленным еще в «Антигоне» Софокла, в словах Каиафы, что лучше одному человеку погибнуть (великому праведнику), чтобы не подвергнуть опасности весь народ, в вопрошении Ив. Карамазова о том, можно ли основать миротворение на слезинке невинного ребенка, можно ли на пытках людей основать совершенный социальный строй. Несправедливо относить этот вопрос специально к коммунистам. Он ставится также перед всеми власть имеющими, перед создателями и защитниками всех государств и империй. Вопрос тут лишь в степени допустимости насилий, так как мир этот держится насилием. Христианское сознание может принять социальную систему коммунизма и должно признать, что капиталистический строй держится скрытым насилием. Но христианское сознание не может допустить отнесения какого‑либо человека исключительно к царству диавола и отрицания в нем образа Божьего. Это относится ко всем борющимся в мире сторонам. Христианское сознание не может не признать независимости духа от общества и глубины личной совести от какого‑либо социального коллектива.