Творчество не может быть целиком объяснено из общества. Человек лишь частично определяется социальной средой и не в самом глубинном своем слое. Тайна творческого акта во всех областях — не только в творчестве культурных ценностей, но и в творческой любви человека к человеку, — есть всегда тайна возникновения новизны в мире, тайна возникновения до сих пор не бывшего[См. недавно вышедшую интересную книгу Рэймонда Полен «La creation des valeurs». Автор — представитель современной экзистенциальной философии, он остро ставит тему о творчестве ценностей. Но философское решение его, отчасти сближающее его с Сартром, бесплодно и говорит о бессилии известного направления экзистенциализма.]. Творчество предполагает материю мира, материю природы, общества и души, и

277//278

связано с ней, но оно не может быть объяснено исключительно из этой материи, оно не может быть лишь порождением необходимости. Никакой детерминизм не может объяснить тайны творческого акта.

Течения в искусстве можно пытаться объяснить, с большей или меньшей правдоподобностью, как это делал последовательный детерминист Тэн, но все эти объяснения проходят мимо тайны творческого акта. И так будет со всяким детерминизмом, потому что мы встречаемся с тайной свободы, привходящей во всякий творческий акт. Пусть художники итальянского ренессанса обращались к природе и к античному искусству, пусть многое этим может быть объяснено, но всегда останется необъяснимой тайна творческого акта Леонардо да Винчи или Микеланджело, тайна внутренней свободы этого акта, породившей новизну. Подражанием, заимствованием, отражением социальной среды можно кое‑что объяснить, но — не первичное, не самое главное. Творчество существует лишь в том случае, если не все исходит извне, если изнутри что‑то привносится: если подавить исходящее из внутренней свободы, то творчество исчезнет.

Поэтому невозможны, хотя и бывали, казенная философия и казенное искусство, но существует связь индивидуального творца с внутренней духовной средой, в которой он думает и в которой творит. В эпоху романтизма все наиболее интересные творцы были романтиками, в эпоху русского символизма все поэты были символистами. Это не означает, однако, просто внешнего заимствования и подражания. Мода играет немалую роль в литературе и искусстве, но в более глубоком смысле: так создается стиль. Стиль

278//279

барокко в Европе долгое время господствовал, он был и модой, но не в своих творческих зачинаниях. Наиболее оригинальные романтики или символисты были зачинателями, новизна в них зачиналась из свободы.

Так и во всем. Философ зависит от всей истории философской мысли и от культурной среды своего народа, но в философии была новизна, было зачина–ние, и это всегда исходило из внутренней свободы философа. В возможности творческой свободы величайшая тайна человеческого существования, не только в культуре, но и в личной жизни людей, которая тоже должна быть творческой. Культура предполагает связь, и она всегда вставлена в историческую перспективу, но она дряхлеет и умирает, если в ней нет свободного творческого зачинания.

Поэтому в культуре всегда есть два начала: традиции и творческой свободы. Без традиции нет связи и нет смысла исторической судьбы. Причем и традиция совсем не есть охранение, мешающее творческому развитию, она есть внутренняя связь с творчеством прошлого, с культурными ценностями прошлого. Без свободы творчества нет новизны, нет возрастающей и восходящей жизни, есть умирание. История культурного творчества знает разрывы с прошлым, бурные восстания, особенно против ближайшего прошлого. Революция нужна не только в жизни политической, но и в жизни культурной. Но великое, вечно ценное прошлое всегда остается в глубине и к нему всегда возвращаются… В советской России есть отталкивание от русского культурного

279//280

ренессанса начала XX века, но есть возврат к великой русской литературе XIX века. Позже и ценности культурногоренессанса начала века вернутся и войдут в творчество будущего. Без связи с прошлым, без памяти, культура так же не существует, как не существует без свободы.

Может ли быть «социальный заказ» в искусстве, равно как и в философии? Не убивает ли он творчество? Этот вопрос нельзя рассматривать формально. Внешний социальный заказ, исходящий от государственной власти, конечно, убийствен. Но он может, иметь и другой смысл. Совершенно неверно, напр<и-, мер>, думать, что в Греции было так называемое,.«истое искусство и что ее великие творцы были инди-. видуалистами. Греческая трагедия была всенародным искусством, имевшим религиозный смысл. Эсхил в известном смысле исполнял социальный заказ афинского государства–города, и он сознавал это. Но это соответствовало внутреннему миросозерцанию Эсхила, его собственной вере и совсем не походило на внешний приказ. Только потому греческая трагедия могла быть великим искусством. Тут было не насилие над творческой личностью со стороны общества, а органическое пребывание — в обществе и народе, или духовном организме.

Таково было всякое религиозное искусство. Таковы были строители средневековых храмов. Таков Данте и искусство ренессанса, еще связанного со средневековьем. По старой терминологии этим отличаются «органические» эпохи от эпох «критических».