Интуитивное проникновение в духовный тип русского народа приводит к тому заключению, что призвание русского народа религиозное и социальное по преимуществу, а не создание культуры как раздельной сферы. Но трагизм в том, что оба эти призвания были разделены и часто находились даже во взаимной борьбе. Ко времени русской революции религиозный и социальный элемент находились в конфликте, который преодолевается лишь в наше время. Но нужно помнить, что в русской религиозной и религиозно–философской мысли совсем по–новому ставится проблема о христианском обществе. Это соответствует коммюнотарному духу русского народа. И это часто принимало формы ожидания нового откровения в христианстве, откровения Святого Духа. В христианстве, которое слишком часто понималось как религия личного спасения, т. е. индивидуалистически, должно быть еще откровение об обществе. И очень много в откровении о новом обществе подготовлено в русском революционном социалистическом движении, которое не сознавало себя религиозным, но в подсознательном имеет в себе религиозный элемент. Эта

315//316

проблема ставилась в религиозно–философских собраниях, происходивших в Петербурге в 1903—1904 гг. под председательством епископа Сергия, ныне русского патриарха. Эта проблема проскальзывала в неопределенной еще форме и у Чаадаева, и у славянофилов в учении Хомякова о соборности', более определенно у Достоевского и Вл. Соловьева, более всего у Н. Федорова в его учении об общем деле всеобщего воскресения, и в течениях русской религиозно–философской мысли начала XX в. Но несчастье двух русских движений, религиозного и социального, заключается в том, что первое движение не видело или недооценивало элементов социальной правды во втором движении, которое не видело социальной правды в первом движении. С этим связана трагедия русской революции и ее первоначальный антихристианский характер. Поэтому и то, что Россия и русский народ могут внести нового, связано с мировым кризисом и, в грядущую эпоху окажется затемненным. Русский народ совершил скачок через бездну, и в этом скачке не могло не быть переломов и увечий. Только русский народ мог сделать такой скачок, и это связано с его христианскими свойствами, народ этот менее дорожит земными благами, чем народы Запада, которые более связаны своими понятиями о собственности, своей боязнью риска, своим инстинктом буржуазной обеспеченности. Русским свойствен не только особого рода тоталитаризм, т. е. стремление к цельности, к тотальному преображению жизни, но и эсхатологизм, т. е. устремление к концу. Этот эсхатологизм свойствен был и русским народным религиозным движениям, особенно левому крылу раскола, и рус-

316//317

ским сектам, и русской революционной интеллигенции, не сознававшей эсхатологического характера своих стремлений, и русской религиозно–философской мысли XIX и XX веков. Для западного христианского сознания, католического и протестантского, профети–ческая сторона христианства была совсем подавлена за редкими исключениями. Очень культурный и цивилизованный Запад хорошо устроился в середине пути и не был мучительно устремлен к концу, не жил ожиданием новой эпохи в христианстве, эпохи эсхатологической, в которой окончательно раскроется Св<я–той>Дух. Западное социальное христианство совсем не ожидало новой эпохи в христианстве, нового откровения правды об обществе, не было пронизано новым коммюнотарным духом[Наиболее интересно движение «Esprit»2.]. В русской религиозной философии, которая была оригинальным русским продуктом, была выражена идея Богочеловечества, которая плохо понимается западными христианскими мыслителями и даже трудно выразима на иностранных языках. Это и есть идея соединения и взаимодействия двух природ Бога и человека, соединенных лично в Иисусе Христе, в человеке и человечестве, в обществе, в новом периоде истории. Человеческая природа как бы событийственна человеческой природе Иисуса Христа. И это должно иметь не только индивидуальное, но и соборное, коммюнотарное выражение. Сама идея Богочеловечества и самый термин этот наиболее связан с Вл. Соловьевым, но это свойственно совсем не только ему, но и всем оригинальным течениям русской религиозной философии. Это

317//318

предполагает особую творческую активность человека, имеющую не культурный только, но и религиозный смысл. С этим связана и идея космического и социального просветления и преображения. Поэтому русское сознание может сделать очень важный вклад в религиозно–социальное сознание Запада, стоящее перед новой мировой эпохой. Против русской революции могут быть разнообразные моральные возражения и часто обиды, но неприятие революции в ее основном смысле означает отрицание миссии России для мира.

Когда говорят о новой эпохе для Запада и для всего современного мира, то бросаются в глаза две черты этой эпохи: небывалый, почти фантастический рост техники, технической власти человека над стихийными силами природы, небывалое проникновение в космическую жизнь и активное вхождение огромных человеческих масс в историю. Этому динамическому процессу совсем не соответствует духовный рост человека, отсюда мучительность эпохи. Человек оказывается не защищенным перед происходящим в мире. Он выбрасывается вовне, разорван на части, утерял внутренний центр. Если в России произошел радикальный социальный переворот, то на Западе должно еще произойти социальное переустройство, которое может происходить разными путями. Но влияние советской России в этом направлении огромно. У народов Запада, вероятно, не будет коммунизма в чисто русской, советской форме, но, наверное, будет дви-

318//319

жение в этом основном направлении. Западный мир очень изменился по сравнению с тем состоянием, в котором он находился до последней мировой войны и в особенности до первой мировой войны. XX век очень любит противопоставлять себя XIX веку, и даже принято говорить с презрением о XIX веке. Но какие новые умственные и духовные течения существуют на Западе? Тут мы встречаемся с явлением, которое может показаться странным. Какие властители дум ныне существуют в Европе и наиболее актуальны? Это прежде всего Маркс, Ницше, Кирхегардт. Все люди XIX века, а не XX, люди отошедшего века, богатого мыслями. Марксизм есть учение, построенное сто лет тому назад, в совершенно других общественных условиях, многое в марксизме несомненно устарело. И тем не менее марксистская доктрина властвует не только в России, где она была очень русифицирована, но и в Западной Европе. Франции раньше марксизм был чужд, и его плохо знают, во французском социализме элементы марксизма были слабы. Марксизм был явлением немецким и русским. Сейчас во Франции марксизм представляется новостью, почти что последним словом человеческой мысли. Это связано с образованием коммунистической партии. Русским, которые были марксистами уже в конце XIX в., к которым принадлежу и я, это может показаться странным[Я был марксистом, но никогда не был материалистом.]. Ницше, который тоже очень влиял на нашу эпоху, тоже ведь мыслитель XIX в., его мысль формировалась в 60–е и 70–е гг. прошлого века. Маркс влиял на социальные движения масс, Ницше же вли-

319//320

ял на более утонченный культурный слой. Экзистенциализм связан отчасти с влиянием Ницше. Кирхегардт принадлежит к 50–м годам XIX века, но в свое время совершенно не был оценен. Со времени первой мировой войны его влияние сделалось огромным на теологические и философские течения. Экзистенциализм уже прямо связан с тем Angoiss3, испытанным европейским человеком, вступившим в эпоху катастроф, соответствует тому, что индивидуально пережил одинокий и непризнанный Кирхегардт. От Ницше и Кирхегарда идет трагическое чувство жизни, которое раньше было довольно чуждо европейскому человеку, прежде оптимистически веровавшему в торжество разума и в прогресс. Европейский рационализм, который обличили русские мыслители, оказался надломленным. Нужно также отметить влияние Достоевского в Европе. В XIX веке были мыслители, упреждавшие свое время, настроенные профетически, и они влияют в наше время, которое не создало мыслителей равной силы. Но все это не означает еще творческого вхождения в новую эпоху.