Для новой эпохи очень характерна та революция, которая происходит в физике и химии, начиная с теории кванта Планка и закона относительности Эйнштейна. И вот что тут особенно важно. Во вторую половину XIX века физика, химия и все науки о природе связаны были с философскими теориями, не имеющими специально научного значения, с материализмом и позитивизмом. Это было господство детерминизма. Так называемый сиентизм совсем не связан с научными открытиями; он был не наукой, а плохой философией. Физика XX века, делающая огромной

320//321

важности научные открытия, освободилась от всякой общеобязательной связи с материалистической философией, и она подвергла сомнению самое существование материи, в котором не сомневались во вторую половину XIX века. Какой‑нибудь Эддингтон не материалист, а квакер–мистик. Вряд ли материалист де Бройль. Но новая физика, дающая новую картину природного мира, не связанная с определенной философией,<но>и имеющая значение для философии, окончательно расшатывает старую идею космоса. И это очень характерно для эпохи, в которой происходит разложение старых ценностей, которые казались вечными. Если даже будут происходить открытия по разложению атома, то древнему космосу будет нанесен страшный удар. Человек глубже входит в космическую жизнь. Теллурический4 период его существования кончается. Очень возрастает планетарное чувство земли. И с этим связана и новая сила человека и новая его зависимость. Фрейд и психоанализм принадлежат XX веку. Но психоанализм не только делает важные открытия о душевной жизни людей, главным образом о сфере подсознательного. Психоанализм тоже разлагает душевную цельность человека. Он есть не только научное открытие, но и один из симптомов разложения личности. Это же находит свое отражение и во французском романе, у Пруста, у А. Жида, у Сартра5. Новым, характерным для нашей эпохи в философии является экзистенциальная философия, которая охватывает несколько течений, иногда противоположных друг другу. Как известно, сама терминология восходит к Кирхегардту, хотя современные французские экзистенциалисты типа

321//322

Сартра совершенно от него отходят. Наибольшее значение имеют Гейдеггер и Ясперс. Экзистенциальная философия отражает новое положение человека в мире катастрофическом, положение угрожающее, неустойчивое, выбросившее человека в мир страшный и чуждый. Философия делается более конкретной, она изучает angoisse человека, страх, смерть, заботу, пограничное положение человека, отчаяние и пр., она не выражается уже в рациональном познании через понятия, хочет познать тайну мира в существовании человека, хочет открыть экзистенциальный смысл познающего в его познании. Эта философия актуальна, она признает примат экзистенции над эссенцией. Она показывает иной путь для философии, иной, чем путь, идущий от Парменида и Платона. Но экзистенциализм может принять две разные формы, форму религиозную и форму резко атеистическую.

В современном мире появились новые формы атеизма, не похожие на атеизм XIX века. В прошлом веке атеизм в своих преобладающих формах был более элементарным, он обыкновенно связан был с материализмом, с поклонением естественным наукам, с оптимистической верой в прогресс. Лишь у Ницше атеизм был глубже. Новые формы атеизма нашей эпохи совсем не связаны с материализмом, с оптимистической верой в прогресс, он совсем не обосновывает себя на наивной вере во всемогущество естественных наук. В этом отношении характерны Гейдеггер и Николай Гартман в Германии, Сартр во Франции. Интересно, напр<имер>, что Н. Гартман обосновывает свой атеизм совершенно так же, как Кант обосновывает свою веру в Бога. Кант думал, что нельзя

322//323

доказать существование Бога и нельзя сделать Его предметом познания. Но существование Бога есть нравственный постулат практического разума. Если нет Бога, то нравственная жизнь разрушается, нет свободы и нравственной ответственности. Н. Гартман говорит то же самое с обратным знаком. Нельзя доказать, что Бога нет. Но нужен постулат, что Бога нет, ибо если Бог есть, то рушится нравственная жизнь, как и свобода человека, нет ответственности человека. При этом Н. Гартман признает идеальные ценности, которые человек призван осуществлять. Сартр считает свой атеизм более последовательным, чем атеизм марксистов. Марксисты еще верят, что исторический процесс имеет смысл, он ведет к совершенному социалистическому обществу, для них мир не абсурден, это у них остаток веры в божественное, они еще идеалисты. Атеизм Сартра исходит из того, что мир абсурден и бессмыслен. Человек не может опереться на исторический процесс, он должен сам, опираясь лишь на себя и свою свободу, творить ценности и новый лучший мир. Сартр не принимает детерминизма, который принимают марксисты и атеисты старого типа. И Сартру, как никому, не удается быть последовательным атеистом. Его учение о свободе оставляет все же идеальное начало в человеке. Человек должен пройти через новые формы безбожия, это даже может иметь очистительное значение. Это есть прохождение современного мира через тьму перед новым религиозным светом.

Для современного мира и для происходящего в нем переворота очень характерна мучительная тема о свободе. Происходящие в мире процессы являются

323//324