Новое религиозное сознание и общественность

свободное, изнутри идущее соединение людей, вера в то, что не всякая общественность связана с мукой насилия и власти человека над человеком. Это настроение анархизма есть сила освобождающая и бодрящая, анархическая буря очищает атмосферу от невыносимой уже лжи, сокрушает власть призраков и выявляет реальную действительность мира. Но насилие государства и насилие анархии  – одно и то же насилие, на одну и ту же злую стихию опираются,  – и да минует правда анархизма как то, так и другое; мы говорили уже, что не следует соблазняться чисто словесным сходством анархизма с анархией. Бороться за освобождение, конечно, нужно силой, так как бессилие ничего не может в мире сделать, но не насилием. Нужно найти такую силу, которая не была бы насилием и по мощи своей превосходила бы всякое насилие. А реальную силу нужно брать из Первоисточника, из абсолютной действительности, которую мы должны открыть в себе. Не “непротивление злу” мы проповедуем, мы хотим только противления иного, нежели то, что принято в нашем мире, более действительного противления, не плодящего нового зла. Борьба силой должна быть рыцарской войной 4.

Анархизм хулиганский и варварский решительно отрицает историю, отвергает всякое накопление в ней ценностей и вечных богатств, и отрицание это уже не так благородно, к у Л. Толстого. Эта новая сила хулиганства, это нашествие варваров враждует с абсолютным смыслом мировой культуры, ненавидит самые высокие ее подъемы, самые прекрасные ее памятники. Этот новый вандализм, прикрытый прогрессивными словами, есть сила самая реакционная в глубочайшем смысле этого слова, конец всякому благородству и всякому благоговению Это дух небытия, вражда к глубочайшим первоосновам бытия и высочайшим ее вершинам. И с нигилистическим духом этим роковым образом соединяется религия социализма. Демоническая антирелигия социализма дает организацию, внешнюю форму, демоническая антирелигия анархизма дает внутреннее содержание, дух, и это будет не действительным примирением свободы и равенства, а взаимным их и истреблением в едином духе

4 Война оборонительная, защищающая честь, вполне допустима.

[210]

небытия, в последней пустоте. Насильственно скрепленный хаос, внешняя организация внутреннего раздора и разъединения и есть небытие.

Рациональная анархическая утопия окончательно свободной, чуждой всякого принуждения жизни неосуществима на земле, это мы знаем лучше всех позитивных противников анархизма, трезвых почитателей и рабов государственности. Мы знаем"железную необходимость", во власти которой находятся все те, что пленились ложью и иллюзорностью этого мира. Не удивительно, если, например, какой‑нибудь г. Гучков или любой министр может апеллировать только к государственной необходимости и государственному насилию, сердцу его неведомы другие силы, сознание его темно, он в пленении у призрачного мира. Такими"Гучковыми"наполнен наш мир, и потому в нем все царит насилие и необходимость. Ведь всякая насильственная необходимость есть лишь призрак нашего безрелигиозного сердца и слабого сознания. А могли бы горы сдвинуть, гора государственной необходимости исчезла бы как мираж. Если по слабости своей все еще не можем сдвинуть горы, то можем же избрать путь анархизма, а не лживой государственности, анархизма теократического 5, а не хаотического. Тенденция к окончательному безвластию может постепенно проникать в жизнь. Здоровый анархизм может развиваться по ступеням: в децентрализации власти и росте самоуправляющихся общин, в федерализме, в замене государственных отношений общественно–договорными, в пассивном сопротивлении государству, в преодолении всякого якобинства, бюрократического и революционного, в отказе власти в моральном доверии, воспитании в себе той внутренней силы, которая делает истинно свободным, а государство ненужным. Особенно следует подчеркнуть, что самое важное, самое несомненное в анархизме  – это отстаивание прав меньшинства против деспотизма большинства, возможной правоты одного перед всеми. Внутренний переворот в

5 Это противоречивое и по внешности нелепое словосочетание имеет очень глубокий и вполне определенный смысл: “анархизм” обозначает отрицание зла, безбожной власти этого мира, а “теократический” обозначает утверждение добра, во имя которого злая власть отрицается.

[211]

людях поведет к отмиранию государственных призраков, к изоляции их в отдельную, окончательно злую силу. Во всяком случае, должны быть оправданы органические ступени в истории, так как революционно–анархический переворот привел бы к хаосу и разложению. Должны нарастать религиозно–анархические настроения по отношению к бездушному закону, к железной необходимости государства, попирающей личность, должна отмирать эта бесовская мания возводить крепость на земле, чего бы это ни стоило. Откуда у людей взялось убеждение, что нужно во что бы то ни стало спасать государство, проповедовать идею государственности и что можно совершать во имя этого чудовища преступления, попирать законы Бога, отвергать всякое нравственное начало? Я думаю, что совершать безбожные преступления нельзя ни во имя чего, ни для спасения государства, ни для его насильственного разрушения. Государственники явно исповедуют какую‑то противоположную религию, не только антихристианскую, но прямо‑таки сатанинскую. Я думаю, и не от себя думаю, а вслед за Христом и заповедями религии, что не только не важно и не нужно во что бы то ни стало охранять государство, но и весь наш мир нет надобности охранять, каков бы он ни был; охранять нужно только добро, волю Бога в мире, так как только это и есть бытие реальное, противоположное смерти, подлинная действительность, противоположная призракам. Но государственники ставят свое проклятое Богом государство выше добра, выше воли Бога, им нужно почему‑то поддерживать порядок в жизни, продлить существование ни к чему не нужного мира. Мы, говорят они, убиваем, казним, насилуем, воздвигаем тюрьмы и выстраиваем штыки, чтобы мир не провалился, чтобы порядок в мире сохранялся. Но почему бы миру не провалиться, если в нем добро утопично, если нельзя исполнить заповеди Божьей, если в нем есть убийства, казни, тюрьмы и штыки? Этот вопрос ставит Богом посланное нам религиозно–анархическое настроение. Закон, по которому жить нужно, написан в сердцах людей, в мистической глубине сердца, и только религиозное возрождение поможет разобрать эти божественные письмена. Закона бездушного нельзя уже вынести, и мы считаем роковым и безбожным заблуждением то пред-

[212]

положение государственников, что нужно поддерживать всякую, хотя бы самую мерзкую, жизнь, поддерживать во что бы то ни стало порядок в этой жизни. Жизнь истинная, победа над смертью только в соединении с Богом, с Первоисточником жизни, в утверждении добра в жизни, но призрак государственности и насильничест–ва никакой жизни и никакого порядка не поддерживает, все это ложь и выдумка, не имеющая реальных оснований, призрак этот есть только вывернутая наизнанку внутренняя анархия, страшная анархия духа, религиозная разъединенность. Мы же хотим анархизма, который был бы обратной стороной внутренней гармонии, религиозного соединения. Истинный анархизм будет вместе с тем и истинным иерархизмом, божественной иерархией, “мистической розой” 6. Мы будем проповедовать окончательное освобождение человечества, разрыв всех цепей, уничтожение всякой условной лжи не во имя рациональной анархической утопии, земного благоденствия свободных мещан, а во имя последней религиозной борьбы и идеала теократии,  – нового Иерусалима. “Был же и спор между ними, кто из них должен почитаться большим. Он же сказал им: цари господствуют над народами, и владеющие ими благодетелями называются. А вы не так: но, кто из вас больше, будь как меньший, и начальствующий,  – как служащий” [90].