1.11.1978

The scalding heat of southern looks. The tepid white masses in the North sink into indifferent unconcern for nature, first, because it is not so fierce up there, and then, mostly, because they have prepared for themselves a system of dummy living conditions. Blind moles. That’s why it’s such an abomination for the southern folk to feed the beasts. Холодная мертвенная масса. Но может быть ты опять пристрастен, и в морозных восторгах тоже есть роскошество природы. Ясно одно: если бы пала империя, русские оказались бы самыми жалкими и забитыми жителями этого юга. Они вообще стали бы самыми презренными обитателями этого региона. Поэтому каждый гражданин у нас должен смотреть на любого чиновника с благоговением, как на спасительную силу. Религиозное отношение к власти питается возложенными на нее сокровеннейшими, несбывшимися мечтами. Власть священна, потому что она мавзолей душ, вместилище глухонемых молитв. Власть выше благочестивого неба. Правда, Запад после Рима не хочет, а Восток не весь умеет влиять на своих живых через эти их сокровенные депозиты.

8.10.1978

Дореволюционный русский был в целом домашний, исключая может быть революционные элементы, жил убеждением, вовсе не обязательно осознанным, которое теперь кажется преодоленным и наивным: как бы мой духовный порыв ни противопоставил меня моему окружению, в конце концов я должен буду вернуться к этим же людям и найду себе признание у них. Так крестьянин идет в город, который и сложнее и заманчивее деревни, все‑таки с видом вернуться; так герои Достоевского хотят признания от того самого мира, который они будто бы отвергают; так Чацкий всерьез, в полную меру страдает от людей, т. е. уважает их и вне их находит разве что вот уж действительно «уголок», какой‑нибудь Кавказ. Этот секрет — понимание, что ты найдешь концы своих самых экстатических порывов среди людей вокруг тебя — объяснял большее чем теперь уважение к человеку, сохранявшему тайну даже в своей пошлости. Сюда относится почвенная любовь, которая была так безжалостно растоптана в миллионах эмигрантов; сюда безотчетная слитность жизни, о которой говорит Пастернак в «Докторе Живаго».

Революционный человек не имеет этого понятия возвращения к своим, он отталкивает от себя мир безответственно, не готовя пути назад. Это у него называется решительностью, волей и т. д. Понять так провалившегося человека невозможно: его недомыслие так же непостижимо, как и последняя глубина мысли, в тьме так же ничего не увидишь, как в ослепительном свете. Но вот, так или иначе, в мир вторглось своим жутким весом что‑то неземное, и он накренился. В открывшейся пропасти ни нам, да и никому жизни нет. Не дай бог простудиться на ее сквозняке.

8.12.1978

Сквозняк трансценденции задает тон в нашем веке, хотя кто‑то может быть еще надеется что не выстужен им. Слишком многие ходят по миру бессознательными жрецами неведомых богов, которым они приносят все, и свою жизнь. Непонятно, как еще удерживается мир, повсюду взрываемый, расшатываемый; здесь надо видеть поразительное участие Бога. Но нельзя сидеть сложа руки в надежде на него. Надо действовать, и ценя творение, и отвечая на вызов пустоты. Есть ли спасительная потусторонность, доступная нам? Например искусство. Или всякое другое дело, которое делается совестливо. Христос видел одержимую толпу, шедшую на него, но не бежал, не разрывал невидимой ткани. Поэтому когда видишь, как на тебя криво идет пьяный, стой, пусть лучше на тебе споткнется эта зараза чем будет нести себя дальше.

8.12.1978

«Созерцательная» жизнь. Она самой действенной и была, потому что не когда‑то иногда, а всегда идет борьба с увлекающим потоком. Воображают себе каких‑то мечтательных древних зрителей окружающего театра, т. е. рабство у безвредного тихого порока. Все было совсем по–другому! Они вставали рано, выстаивали все очереди, боролись со всеми потоками, даже теми, которые были явно сильнее. Зачем надо было тогда бороться? Да затем, чтобы не быть простой щепкой, а именно созерцателем, значит не частицей движущейся природы. Христос перед стадом свиней, когда они еще были в бесноватом, — вот что такое созерцатель.

Ноябрь 1978