28.8.1979

Ты ничего не видишь, когда стараешься разглядеть: твое старание во–первых выдает твое невидение, а потом становится попыткой его замаскировать. Поэтому бесполезно стараться увидеть. Достаточно просто видеть.

Дети: fresh start (Берестов). Они ближе к истокам, но как раз меньше всех способны смотреть на них. Кажется, человек только отшатнувшись от увиденной смерти начинает смотреть назад. В этом есть малодушие и падение. А в том, чтобы смотреть только в смерть, наглость и фатализм.

3.11.1978

Над нами взяли верх те, кто пошел напролом, не побоявшись смерти. В нашей податливости есть мазохизм, а в их напоре садизм. С другой стороны, они поступили мазохистски, навешивая на себя садистскую в конечном счете толпу. Тут порочный круг и на этом пути ничего не объяснишь. Бывают и бескровные несамоубийственные власти. Всегда остается: дутое самозванство власти, замещение ею интимного авторитета, невидимая как в кукольном театре связь между властью и теми божками, которых каждый для себя пригревает.

3.11.1978

Страсть страсти познавательная: разузнать, обязательно допытаться, что стоит за этим клубком, за этой сшибкой чувств. За ней стоит всегда только обращение к нашему духу и разуму: распутай и примири «жестокую к себе природу» (Р.), но нам кажется что там внутри секрет. Лучше для чистоты заранее считать, что в самих по себе вещах ничего особенного нет.

3.11.1978

Я бы назвал так называемую память совсем другим словом, это просто сор, оставленный вещами, вмятины, ссадины и обертки от них. Просто оборотный мир. Есть другая память, о которой мы мало что знаем. «Между помнить и вспомнить…»

Сентябрь 1978

Брак не выбор. Как выбор он был бы под постоянной угрозой пересмотра. Если он выбор, то такого рода, какой делает человек идя в монастырь: выбор, раз и навсегда исключающий все не выбранное. Брак с монашеством имеет гораздо больше общего чем с вольной связью; я хочу сказать, что от холостого одиночества до брака расстояние больше чем от брака до монашества.

9.8.1975

Вампилов. Первая искорка света всегда трагичнее: она сразу обнаруживает гору темной массы, как в пещере, и все отшатываются: не надо! пусть жизнь продолжается, т. е. по сути дела: дайте еще немного поспать. Когда искусство снова превратится в сладкий вещий сон, его простят. Лишь бы поддерживался этот институт: спящее человечество. Кто же тогда и как проснется? Все‑таки нельзя будить криком и расталкиванием, получим кислоту и горечь, в конечном счете новый сон, но теперь уже во всю трудящегося, путешествующего человечества. Лучше так: тихий голос, неведомо чей, начисто забываемый при пробуждении: Девадатта, вставай.

[≈ конец 1978]