Флоренский

Плющиха, Угол Долгого пер. и Павел Александрович

Новоконюшенной ул., д. 12, кв. 7 Cnuc. Nq I, Основн.

1935. VI.29. Соловки. № 23. Дорогая мамочка, прежде всего пользуюсь случаем поздравить тебя с наступающим семейным праздником (11 июля), а также Люсю. Хотя это и преждевременно, однако не знаю, смогу ли написать после, поэтому делаю сейчас. Письмо твое от 7. VI получил 18. VI и удивился, узнав о нахождении Лили в Москве. Никто не сообщил мне об этом. Поцелуй ее от меня. Здесь все покрылось зеленью и множеством цветов. Огромные заросли черники, голубики и морошки, такого изобилия мне не приходилось видывать. Зато совершенно нет ни земляники, ни клубники, ни смородины, ни шиповника, ни дикой малины ни, что странно, княженики. Тепла настоящего все еще нет. На солнце можно быть в рубашке, но иногда и на солнце свежо. Ветер непрестанный, воздух влажный и мягкий. Красивы виды, особенно на безчисленные озера.

Краски нежіые. К ночи, т. е. часов с 11, и утром, т. е. с 1ч. ночи, небо иоблака переливают всевозможными цветами. Море я видел олько издали, оно что‑то мало привлекателью, несмотря на изрезанную береговую линию и безчисленные острова. Верояно это ты прислала мне в посылке табак. По вечерам, за тем, угощаю им своих сожителей по лаборатории, и они остаются весьма довольны. VII.6. Видимо, у каждою рода есть свш закон, от которого не уйдешь. Об этом я размышлял много раз, но на личном опыте сталкиваешься с подтверждением этого правила и невольно размышляешь снова. Мой прадед был оторван от своей семьи и не имел родственных связей. Умер он молодым, и дед рос без отца. Отец тоже раю осиротел и тоже почти не было у него родственников, кроме тети Юли. Я своего отца видел мало, всегда он был в разъездас. Мои дети все время росли без меня, бывал я дома линь наездами, а теперь и совсем оторван от них. Вот, пять поколений— и одна и та же участь. Так же—и с книгами. Все поколения любили інигу, тратили на нее всякую свободную копейк/, ограничивая себя во всем, — и лишались по той или другой причине всегс, что успели собрать. И еще. Все поколения любили растительгый мир, все мечтали хотя бы под старость заняться садиком, и никому это не удавалось. Род—целое, а не сумма последовательных поколений. Размышлял я об общих свойствах членов нашего рода, даже далеких ветвей его. Избыток инициативы, несистематичность образования у всех вела к малому коэффициенту полезного действия, к несоответствию затраченных усилий и полученных результатов. Во всех областях они открывали новые пути, но открывающие эти пути никогда не пользовались своим открытием, т. к. не доходили до конца. Вероятно этс—следствие отсутствия твердого руководства в семье. Крепко целую тебя, дорогая мамочка, Люсю и Лилю и поздравляю всех вас.

Дорогой Мик, чтобы не забыть сообщаю тебе об одной книге. Это — «Занимательная ботаника», 4–е изд. «Молодая Гвардия», 1934, Л. Автор ее А. В. Цингер. Книга эта будет интересна тебе, Оле и мамочке. Попроси Васю подарить ее тебе. Автора книги я знал, когда был студентом и слушал у него некоторые специальные курсы по физике. Сам он—профессор физики, но занимается понемногу и ботаникой. Отец его был профессором математики и занимался ботаникой, даже получил степень доктора ботаники за составленную им «Флору Московской губернии». — Наши гады, как называет их один из сотрудников, размножились. Хорошенькие кроличата, похожие скорее на зайчат, новорожденные морские свинки, белые мышата. Скоро ожидается новая партия кроличат и котята. Некоторые сотрудники лаборатории подоігу разговаривают с гадами. Иногда слышишь оживленную реть, думаешь, не пришел ли кто‑нибудь: пойдешь, посмотришь — оказывается разговор С каким‑либо из зверей. Сегодня зажимался опытами по печатанию рисунка на ткани. Краска для печати обычно составляется С применением разных клейких велдеств вроде гуммиарабика, траганта и т. п., привозных и дорогих. Мне хочется заменить эти вещества водорослевым продукгом, альгинатом натрия. Он оказался не только пригодным, но ж весьма выгодным, т. к. его идет раз в б меньше, чем гуммиарібика. Недавно нашли морского зайца, недалеко от морского берега. Видимо, его кто‑то пристрелил, но заяц скрылся в лес/ и умер. С него сняли жир и вытопили, получилось более двуд ведер. He забывай музыки, этим огорчишь папу, заботься о мамочке. Крепко целую тебя, дорогой. Отдыхай.

1935.ѴІ.23. Дорогая Тика, сообщаю тебе самые последние новости. Сегодня у нашей старой, трехцветной, свинки родились детеныши. Обычно их рождается по два. Ho на этот раз свинка принесла пятерых: одного почти беленького, двух трехцветных и двух рыженьких. Эти поросята рождаются совсем готовыми—зрячими и довольно большими, и сразу же начинают бегать. Знаешь ли, как поят и кормят этих малышей? —Из пипетки, вроде глазной капельницы, но с шариком. Свинки охотно открывают рот и глотают жидкость, которую им туда выдавливают. — Еще событие: сегодня видел на клумбе в Кремле свившую тут, посредине кремлевской площади, гнездо чайку. Около нее бегали чайчата, я видел двух. Они довольно крупные, с куропатку, на чаек совсем не похожи: песочного, желто–серого цвета, без перьев в крыльях и без хвоста, на длинных ногах, очень неуклюжие. Оперение торчит во все стороны. Чайчат можно принять за птиц киви. 1935. VII.3. Тут целые облака комаров, которые забираются под накомарник, залетают в комнаты и никому не дают покоя. А бабочек почти нет: за все время я видел, кажется, не более трех. Здесь звери быстро ручнеют. Например серебристобурые лисы в определенное время приходят к окну отдаленного барака, стучатся лапой и требуют подачки. Раненный олень сам приходит из леса на перевязку, а олени здесь живут как дикие, без ухода и бегают по лесу. Крепко целую тебя. Кланяйся бабушке.

Дорогая Оля, просишь писать о литературе. Вот кое‑что о символистах. Появились они у нас в самом конце XIX в. и проявили себя гл. обр. в первое десятилетие ХХ–го. Значение их в истории было очень большое, гораздо большее, чем обычно думают, и притом троякое: в областях общественной, языковойи собственно поэтической. В общественной: символисты сбромли с пьедестала авторитеты, против которых іикто не смел оказать слова, и те, кто пытался итти своим путем, делал этс с извинениями, причем все‑таки изгонялся из рядов захвативией общественное мнение интеллигенции. Іоворі образно, царил Михайловский и K 0 и к нему приспособлшись прочие, KO как мог. «Михайловский» был законодателем эбщ. мнения и определял, что дозволительно и что нет, прячем слитком ѵшогое попадало в нет. Пришли символисты и вхесто извиненш и доказательств своего права на существование просто Сталине замечать высокого авторитета, как если бы ею не было. Пршіли и плюнули. Приемы их были задорные, отчасти не без хушганства (по тогдашнему), но это‑то и было прашль- ной тактікой. Іипноз внезапно разсеялся и для болыниіства вдруг стало ясно, что кумиры пусты и не священны. Сгало дышаться свободнее и легче, открылась форточка. В обіасти языковой вопреки давно выясненному двойственному строению языкі, одновременно живой деятельности говорящего и готовой веци, даваемой ему обществом и историей, язык стал у нас только вещью, системою условных знаков в раз навсегда отлитых, ѵіертвых и лишенных собственной жизни, собственного движения, собственной силы, собственной ценности формах. Вследствие этого речь стала формальной, штампованной, безжизненной, нетворческой, скучной. Символисты, преувеличенным жестом, указали на творческую стихию речи, на возсозда- ние слова в каждом единичном акте говорения, на законность словотворчества, поскольку оно формируется согласно общему стилю и природе данного языка. He вдаваясь в теоретическое обоснование, символисты провели начало творчества в языке явочным порядком, хотя и не без скандала. Для многих с тех пор открылась жизнь слова, —его красота, его ценность. Слово перестало быть только внешним знаком сообщения, сигналом, а приобрело характер художественного произведения («каждое слово есть художественное произведение»—Потебня[2246]). Наконец, в области собственно поэтической символисты открыли русскому обществу поэзию, как таковую. Это не значит, что поэзии в нашей истории не было. Были великие создания по- этич. творчества, но с середины XIX в. произошел разрыв поэтической традиции, а к 70–м годам поэзия изсякла. Произведения стали разсматриваться только с точки зрения их полезности для тех или других посторонних задач, не как поэтические. Символисты открыли поэзию, как таковую и заставили обратиться к нашей и к мировой поэзии с интересом собственно поэтическим. Они ознакомили читателя с русской и с иностранной литературой. Они ввели культуру языка, образа и стиха. Они возстановили технику стихотворной речи, когда‑то великолепную, но затем нацело утрачеіную. Все течения, возникавшие после символистов, прямо или госвенно идут от символистов, даже когда от них отталкиваются. Последующие течения были лишь односторонними крайностями того или другого момента символизма—эгофутуризм, футуризм, центрифуга, имажинизм, акмеизм и проч. Односторонне настаивая на том или другом отдельном моменте символизма, эти течения доводили дело до крайности или даже до абсурда, но зарядка каждого из них все же шла от символизма, тогда как этот последний был явлением новым, вполне соответствовавшим общему скачку культуры, который наметился во всех областях с началом XX в. и последнего слова которого мы еще не слышали. Разве только Фет, одинокий предтеча символизма, может считаться его родоначальником, но и он не быд его истоком в историческом смысле слова, т. к. символисты не от него произошли, а его открыли. Футуризм и его разветвления, напирая на творческую стихию слова, нарушили равновесие между общегодным, общезначимым логическим моментом и творческим, индивидуальным в пользу последнего. Слово, недвижно–текучее, оформлен- но–живущее стало у них только текучим, только живущим, но неустойчивым и безформенным. Отсюда возник субъективизм: слово, как центр неясных, невнятных и неустойчивых чувств, настроений и ассоциаций, стало утрачивать общественную ценность и, перейдя на стадию «заумного языка», ускользнуло от критериев, с помощью которых можно различить глубокое, искреннее и ценное от пустого, фальшивого и пустякового, даже от прямого шарлатанства. И в противовес стала развиваться другая крайность: слово, как знак, до конца лишенный творческого движения, условный жаргон, затем «логистика» (особая отрасль математич. логики), наконец «философский язык» Линц- баха[2247]. — Крепко целую тебя дорогая Олечка, отдыхай, кушай, гуляй, читай как можно меньше, поправляйся. Знай, что от твоей головной боли и я страдаю. Крепко целую.

о Тике. Сове)іиенно естественно, что она плохо понимает теорию музыки: смущаться этим не следует, будет время, когда она вдруг и: и почти вдруг, за малый промежуток времені, освоит все п]ойденное. Ни в коем случае музыки не бросайте, надо преодолеть первые шаги, которые всегда нудны и скучнж. Главное, постарайся создать музыкальную атмосферу: пусть почаще играот и те, кто приходит к вам, почаще обсуждакх произведения и исполнение. He важно, если это будет по существу слаба надо, чтобы создался интерес и привычка к музыке и к поіятиям, с нею связанным. Мика постарайся как нибудь укрешть: пусть побольше будет на солнце и на воздух*. Боюсь, вы іе доедаете, и не знаю, чем помочь. Старайся давать побольше свежей зелени—трав или огородной, это очень полезю и детям должно нравиться. Посеяла ли ти салат? Дела* его с луком, зеленый лук особенно полезек Вообще, веді надо есть немного, но так чтобы это было по вкусу, не прено и не приторно, и тогда от еды будет прок, а в противном случае она плохо усваивается. Оле я писал и напишу, гостарайся, чтобы она пользовалась воздухом и солнцем. Гозоришь, какое предпринять лечение. Думаю, главное лечение—сама природа, но ею надо пользоваться. И потом, думаю, Оле особенно важно было бы получать зелень, чтобы она ела как следует. Относительно Киры ты не пишешь ни слова. Разэе не получалось писем от него? Когда назначено ему вернуться обратно? Относительно Васи. Наташи [2248] я, в сущности, не знао. Слышал раньше о ней, очень давно, когда она была девочкой, и то что слышал не очень‑то мне нравилось. Ho весьма вероятно, что это была дань возрасту и что все шероховатое прошло. He представляю ее себе ни внешне, ни внутренно. 9–го июля я видел очень яркий сон, и это было днем, т. е. часов в 9 вечера. Такой: сижу я где‑то и меня угощают холодным белым вином, очень прозрачным и ароматным. В этом угощении принимает какое‑то участие Ba- сюшка, а какое именно мне оставалось неясно. Вино мне казалось слабым и очень понравилось своим букетом, я пил и пил и почувствовал во сне, что опьянел, и испугавшись этого—проснулся. На душе было безпокойство. — Больше всего хочу, чтобы было хорошо детям. Пусть Васюшка порадуется, сколько возможно в наших условиях, не мешать же ему. Ты печалишься, что уходит мальчик. И да и нет. М. б. в одном уходит, зато в другом приходит—поймет многое, чего раньше не понимал. Мы всегда будем с ним—только сам он получил тишину и мир. Говоришь, мне передаются его волнения. He знаю, м. б. — и так, но я и без того все время с вами и только о вас и думаю, больше того — вас чувствую. Васюшку я воспринимаю как часть самого себя

H потому не могу считать его куда–го уходящим, хотя сознаю, что формы отношения могут измеіиться. VII. 16—17. Теперь Я увидел, что Соловецкие острова — настоящий термостат: зимой тепло, летом—холодно. Дне*і еще, если солнечно, несколько греет: не жарко, а тепло. He в комнате и днем холодно. По ночам же поднимается туман—іад озером, а иногда и всюду, холод и свет. VII. 13. Был силыый туман, а VII. 12 мороз, до —3°, так что испугались за ог>роды. Растительность тут стремительная: дружно распускаются какие‑либо цветы, все покрывается ими, а потом, через короткое [время] исчезают, Сменяясь другими. В настоящее время, т. е. последние дни, все покрыто куриной слепотой, с ѴЛ.11 по сей день, сплошные поля ее. Пышно цвела черемуха, теперь отцвела. Огромные кисти цветов рябины, тоже отцветают. Морошка отцвела и уже виднеются местами крупные ягод^і, пока зеленые подрумяненные. На озере со вчерашнего дня (VII. 15) распустились кувшинки, желтые. Комары свирепствуют и с теплыми днями стали особенно злы, только и сражаешься с ними. Кусается И мошкара. Ho мух очень мало, в комнатах почти нет. Бабочек всего видел пять — шесть. Как‑то на днях наблюдал замечательные синие тени на белой стене. Они были так сини, что я не верил своим глазам, все казалось, что они намалеваны синей краской. Это было на закате, т. е. ок. 11 ч. вечера, И солнце касалось горизонта. Ho здесь, вследствие чистоты воздуха, на закате оно обычно не красное, а розовое лишь, как и освещение. В прошлом письме послал тебе цветы, впрочем очень неудачно засушенные—лучше не удается. Это — особый вид грушанки, ругоіа, но крупноцветный и очень хорошо и нежно пахнущий. В других местах такой грушанки мне не приходилось встречать. VII. 19. 17–го июля получил два твоих письма: утром от 19 июня (№ 20), а вечером—от 9 июля (№ 24), а 11 июля было получено письмо от 22 июня (№ 21). Следовательно не получены №№ 22 и 23. Еще раз пишу, хотя уже писал неоднократно: не посылайте мне посылок, у меня все есть, до сих пор кое‑что остается от осенних посылок, несмотря на то, что я и сам пользуюсь присланным и других угощаю. Из последней посылки у меня задержали какие‑то пузырьки—думаю не был ли это гранатный сок, да и бумаги получил только часть, с трудом. Когда что будет нужно, я сам напишу. А если есть возможность, угощай моих малышей, это будет мне во много раз приятнее. Питаюсь я вполне удовлетворительно. К тому же сейчас стали появляться грибы, а скоро будет их много, там пойдут ягоды. Спрашиваешь относительно Мика. Хотя и мне безпокойно, когда дети уезжают из дому, но все же, думается, лучше пустить его с Васей. М. б. это и безопаснее, чем когда он убегает из дому с товарищами, а кроме того в детстве надо набираться впечатлений от природы. Природа—единственное верное, что остается надежно и не рискует испортиться Пусть же мал>чик берет от нее, что можно. По малу, очень по малу, пишу <Эро» и все время вспоминаю детей и себя в /етстве. В нем сливается столько пережитого, что и сам Opo дія меня живой кальчик и мне было бы странно слышать, если 5ы кто сказал, гго он выдуман мною. Только писать трудно—ивреме- ни нет I форма избрана мною слишком трудная для большой вещи, тік что порою встречаются трудности почти непреодолимые. Еши бы я знал, что эта форма будет столь трудна, я уклошлся бы от нее; но дело начато и приходится гервую песнь заканчивать тем же четырехстопным ямбом с парными мужскими рифмами. — Очень радуюсь; что чувствуешь ссбя хорошо в; аду. Ho наложи на всех дань — привозить растегия из мест, к)да кто едет. Пусть Мик принесет белых орхвдей — «ночных фиалок». Кстати, здесь их очень много, крупных, запах слабее наших, но более нежный. Крепко целую тебя, дорогая Аннуля.

VII.15. Дорогая Тика, недавно в Кремле я видел, как ѵіама- чайка вакно стояла на столе, а в стороне от нее, у клумбы был чайченок. Он большой и толстый, но все еще желто–серый, ничуть не похож на чайку. Чайка–мама ему читала нравоучение какое‑то, он отвернулся и был недоволен. Разобрал я только про новости, которые чайке принесла какая‑то другая. Чайка- мама говорила, по своему конечно: «У людей дети бывают хорошие, а ты меня не слушаешься. В Загорске есть девочка, она заботится даже о своих куклах, старается, чтобы их не напугала гроза. Она хорошо учится музыке и скоро будет отлично играть. А ты даже индюком не научился еще кричать». Потом еще что‑то говорила, да я не разобрал. Тут очень много брусники, черники, голубики и морошки, но конечно все это еще не поспело и поспеет вероятно не скоро. Стоит только выйти из лаборатории — и оказываешься в зарослях этих ягод. Есть также рябина. Шиповника, земляники, клубники, малины и смородины не встречал и кажется их здесь совсем нет. Стали появляться грибы, но пока очень мало — найдешь I—2 гриба, подберезовики да опята, но не лучшего сорта. ѴІІ.19. А теперь грибов стало больше: собираю опята тут же, у лаборатории. Забыл сообщить тебе, что здесь много клюквы и, говорят (сам я не видывал), будто до сих пор еще держится на болотах прошлогодняя клюква, которая стала совсем сладкой от времени. Среди чаек ходит слух, что девочка из Загорска вышивает полотенца. Мать–чайка говорила чайченку: «А ты еще не научился вить гнезда!» Если это чайки разсказывали про тебя, то вероятно с тобой вышивает \ Аня. Поблагодари ее за письмо И скажи ей, что я целую еі. Напиши, родился ли у Кати кто‑нибудь. Мама мне на этот вопрос так и не ответила ничего. Попроси Аню разговаривать с тобой по немецки, вероятно она уже научилась от своей баб)іпки[2249]. Кланяйся от меня нашей бабушке и пожелай ей здоровья. Да, скажи мамочке, что считаю ученье Киры самым насущныи делом, я писал ему об этом, но нужно, чтобы он не манкироіал систематическим образованием. Чайки — и те учат своих детенышей. Например учат их іричать. А люди учат говорить и играть. Пусть твоя мама будет чайка, а ты чайченок, и лусть она заставляет тебя играть, как чайки заставляют кричать своих детенышей. Крепко целую свою дорогую дочку и прошу писать мне побольше. Еще раз целую Тику.

Дорогой Мик, очень рад, что ты наконец‑то увидел, насколько дома лучше, чем в Москве. Только наберись здоровья побольше на зиму. У нас здесь на озере водятся ондатры. Знаешь ли ты такого зверя—вроде водяной крысы, но большой. Когда ондатра плывет, по поверхности озера расходятся большие круги и видно ее издали. Кажется, эти ондатры все искусственно разведенные, привозные, как и большинство соловецких зверей. Их разводили ради меха. А теперь ондатра размножилась и одичала. Сейчас занимаюсь варкою из водорослей альгината, вроде особого клея для текстильной, бумажной и других промышленностей. Надо приготовить I кг альгината, а в лабораторных условиях это не легко, т. к. для получения 100—150 г альгината надо сварить I кг сухих водорослей с 40 кг воды и с содой, затем профильтровать получившуюся вязкую жидкость, вроде киселя, упарить и т. д. Потом еще другое дело: строим в нашем дворе, на полянке, особую печь, чтобы жечь в ней торф и получить торфяной кокс для гальванических элементов. И тут надо получить материала довольно много, вроде 10 кг кокса, так что возня большая. Торф собирали на болоте. Другой торф или, точнее, сфагновый мох, собирали на другом болоте; это—для приготовления особых смол. Торф тут замечательно чистый, без пыли, земли, ила, хорошо сохранившийся—просто любуешься им, когда берешь. Правильнее—любовался бы, если бы не комары, которые заставляют делать все как можно скорее и убегать подальше. Здесь ведь не такие комары, как в Сковородине: очень злые, крупные, приставучие и многочисленные. VII. 19. В лесу, в беседке, мы устроили маленькую лабораторию, и там я вожусь целый день: варю водоросли с содой, фильтрую проваренную жижу через мешок, осаждаю альгины. фильтрую и промываю их, подготовляю сфагновый мох к изготовлению из него смол, прессую всікие массы. В лесу собираю хворост и сухостой /ля топки плитл, в которой надо все время поддерживать огоіь. А в некотором разстоянии пониже, курится особая печь, в вще большого іуба с отверстиями, которые закрываем кирпичали и промазывіем глиной. Там жжется сфагновый торф. Время от времени надо бывает подкладывать торфа, а потом снова закрыть отвертие. Торф при горении пахнет неплохо, и дым глгза не ест. Креіко целую тебя, мой милый Мик.

1935.ѴІІ.15. Дорогой Васюшка, боюсь письмо мое тебя нe застанет уже, но на всякий случай все‑таки пишу. Мама пиііет о предполагіемом твоем отъезде, однако ничего не сообщает об его длителыости. Прежде всего о твоих личных делах. Ты хе знаешь, как я люблю всех вас и тебя. Мне хочется, чтобы вам было хорошо и чтобы вы пользовались радостью, насколыо вообще на:. емле она возможна. Это и вообще и в данном случае. Сказать же что‑нибудь о твоем выборе отсюда міе невозможно, т. к. Наташи я не знаю, правильно сказать— совсем не знію и даже по разсказам не представляю себе. Да, кроме того, зедь мои разеуждения, если бы они были возможны, оказались бы все равно безполезны. Ho я верю в своих детей и надеюсь нг их осмотрительность, особенно, когда дело идет об устройства всей жизни. Перед тобой пример мамы и от нею исходи. Хочу только, чтобы ты нашел мир и тишину, остальное же все—на втором плане. Однако, ты должен не забывать о мамочке, братьях и сестрах. Этот долг, конечно, при всех обстоятельствах лежал бы на тебе. Ho к моему глубокому огорчению на тебя падает трудная и большая задача—двойной долг, т. к. я не могу ничего сделать, чтобы сколько‑нибудь дать мамочке радости и спокойствия. Она прожила всю жизнь нелегко, а теперь, когда ей следовало бы быть в покое и в радости, на ее долю пришли времена особенно тяжелые. Помни же об ее любви к тебе и сделай так, чтобы не доставлять ей лишней скорби.

Мамочка пишет о твоем безпокойстве относительно занятий по кристаллографии. Вот несколько соображений, которые м. б. помогут тебе. Во первых, старайся как можно чаще прибегать к наглядным пособиям и моделям. Пространственное воображение трехмерное у человека на настоящей стадии развития очень слабо, а при непривычке представлять себе пространственные образы часто просто отказывается работать. Можно быть совсем неглупым — и все же не владеть представлением пространственных образов. Поэтому необходимо помогать здесь моделями. Пусть учащиеся и сами их делают, это тоже очень помогает. Прибегай к стереоскопу. Найди разъемные модели и т. д., побольше пользуйся окрашенными поверхностями и цветным мелом—цвет очень укрепляет понимание формы. Во вторых, тебе самому было бы совершенно необходимо изучить векторное исчислеіие, которое для кристаллографии есть важнейший инструмегт. Сейчас занимаюсь с инженерами этой дисциплиной, и ка: мне досадно, что не могу заняться с тобою. Если· ты усвоишь (но именно усвоишь) хотя Сы первые главы, т. е. основные отрации с векторами, то сразу почувствуешь себя вооруженным, тогда как без векторного мышления обычно бывает безпомощность. (Между прочим, у меня в руках книга Н. Е. Кочина «Векториальное исчисление», Л. — М., 1933, изд. 3–е; еще хорошая книга Я. Н. Шпильрейна; кратко—в теоретич. физике Эйхешальда, выпуск «Теория поля».) Ho для усвоения вект. исчислеіия непременно надо решать задачи, иначе ничего не запоминіется. В третьих, старайся насытить кристаллографию физическ. и химическ. содержанием (образцовая книга: Lehmann, Die Molekular physik, хотя во многом и отстала очень существенно, но содержит драгоценный материал, старайся прибегать к ней,'. В четвертых, отмечаю нек. книги: Делоне Б. //., Математические основы структурного анализа кристаллов и определение основного параллелепида * поверхности [?] при помощи рентгеновских лучей. Л. 1934. 328 стр., 4 р 20+1 р. Напоминаю о Кристаллографии Вернадского—для общих установок. Было бы очень полезно (в последующем) вникнуть в идеи ФЕДОРОВА. Относительно твоих занятий осадочными породами: особенно важный момент, в частности для понимания генезиса пород, — их текстура. Подбери материалы по различным способам охарактеризовывать текстуру; в моих материалах (напр, о мраморе) кое что найдешь тоже. Я убежден, что текстурному анализу, когда он будет опираться на точный учет форменных элементов и их геометрии (в связи с теорией вероятности) предстоит большое будущее. Кроме того, старайся вообще вникнуть в физическ. способы охарактеризования пород (отражат. способность, капиллярность и т. п., электрич. свойства). Если даже не будешь сам проделывать измерений, то хотя бы подбирай материалы по уже сделанному. Это дает много для понимания, как породы построены. — Посылаю тебе картинку—вид на лабораторию. — Очень важная область, промежуточная между грубым — макроскопическим и тонким—микроскопическим строением всякого рода природных тел, как‑то обходится, хотя именно с ним связываются наиболее яркие свойства тел. — По поводу пестрой пермской свиты у меня есть одна мысль, разовью ее в след, раз, а ты подумай. He есть ли эта свита генетический аналог граниту и гнейсу, но весьма молодой. Было бы очень интересно проследить ВСЮ последовательность, как в сторону еще более молодых отложений родственного типа, так и в сторону более древних, и дойти до метаморфических кристал. пород. Эту мысль я кас следует не продумал, м. б. и откажусь от нее, но продумать шедует. Крепко целую тебя, дорогой. — Обрати взимание на нсогласное напластование (косослойность).