εγώ είμι ή άνάστασο? και ή ζωή (Ин. 11, 25),

далее Ин. 1, 4, 8 и проч. (66, 153)[600]. Смысл приведенных мест прозрачен: тут говорится не о соли, свете и проч. вообще, не о некоторой соли (сіп Salz) и т. д. наряду с другою солью и т. д., а о том, что одно только имеет или доступно иметь это название, — о том, что несет в себе самую суть тех свойств, за которые обычная соль, обычный свет и проч. получают свое имя (66, 153).

Итак, τό σώμα в Εφ. 1, 23 б значит: не одно из тех, не тело вообще, а тело κατ9 εξοχήν, — тело, по преимуществу заслуживающее этого названия, — бытие, несущее в себе самый принцип телесности, — тело в чистейшем и совершеннейшем виде и смысле, — объект, в высочайшей степени совокупляющий в себе все то, за что отдельные тела называются телами, — Само тело или, одним словом, — Тело. Отсюда еще раз усматривается, что Εφ. 1, 236–не метафора, не сравнение Церкви с телом, но онтологическая формула, в которой за Церковью утверждается самая сущность телесности (в противоположность внешним и случайным признакам сходства, на которых основываются всякие уподобления и на которых так часто играют ходячие уподобления Церкви, как известного общества, — организму). Апостол говорит со всею решительною отчеканенностью и лаконическою энергией, как бы сосредотачивая все внимание читателя на небольшом количестве слов:

«Церковь есть Тело Христа», И на этом утверждении висит вся аргументация 1–й главы.

Как сказано, член τό, поставленный при сказуемом, делает явным, что Апостол не хочет говорить об одном из признаков Церкви (напр., о ее неодолимости), не хочет оставаться на ее периферии, но углубляется в самые недра ее бытия, в ее метафизическую природу. Поэтому‑то мы и сказали, что апостольское определение Церкви есть определение онтологическое, а не метафорическое или акцидентальное. Что это так, можно сослаться еще на одно обстоятельство.

Из восьми случаев, где стоит σώμα в качестве подлежащего (во всем Новом Завете), только в двух (1 Кор. 12, 12; 12, 20 б) оно поставлено без члена, тогда как в остальных шести–с членом. Из них два (Кол. 2, 17, 19) говорят прямо о Теле Христовом, а четыре остальных (1 Кор. 12, 12 а, 14, 17, 20 а) — о теле вообще, но применительно к Телу Христову, имея его в виду, равно как и вышеупомянутые два случая σώμα — подлежащего без члена.

Отсюда явно, что σώμα — подлежащее вообще, а тем более означающее Тело Христово, ставится с членом.

Но, кроме того, мы имеем еще три случая σώμα- сказуемого. В двух из них, а именно:

ос πολλοί сѵ σώμα έσμεν (Рим. 12, 5) и

υμεΖς δέ έστε σώμα Χρίστου (1 Кор. 12, 27)

σώμα — сказуемое стоит без члена, тогда как в тјтсӯ (ή εκκλησία) εστίν τό σώμα αύτου (του Χρι,στου) (Εφ. 1, 23).

Это и понятно. Первые два места указывают на акци- дентальный признак людей — входить в состав Тела Христова (акцидентальный, ибо человек может быть и лишен его) ‚ тогда как в последнем указывается признак уже не акцидентальный, но конститутивный. То, что для человека — приобретение, для Церкви — самая сущность. Этим еще раз доказывается онтологичность определения Церкви в Εφ. 1, 23.

В таком же выделяющем и усиливающем значении член при σώμα с особою наглядностью употребляется Евангелистами также в применении к евхаристийному Хлебу, и тут устанавливается (уже раз — гл. III, § 2 — указанная мельком) связь Церкви и Евхаристии. Имеем следующие места:

τουτό έστιν τό σώμά μου (Μφ. 26, 27)