И в том, что касается ясности, нужно прийти к согласию, ведь некоторые стремятся сделать из языка жвачку, обслюнявить, превратить в шарик, чтобы ничего больше не оставалось, как проглотить его, а еще лучше — переварить.

Глава LXIV

повествующая о приключении, которое доставило Дон Кихоту больше горя, чем все, что с ним случилось до сих пор

И там, в Барселоне, закончились рыцарские приключения нашего Дон Кихота; там был он побежден Рыцарем Белой Луны. Сей последний подстроил случайную встречу, понес ахинею на тему, чья дама прекраснее, поверг нашего Рыцаря наземь и потребовал выполнения условий поединка. И великий Дон Кихот, непреклонный Рыцарь Веры, героический безумец, помятый и оглушенный, «слабым и глухим голосом, доносившимся словно из могилы, ответил: «Дульсинея Тобосская — самая прекрасная женщина в мире, а я — самый несчастный рыцарь на свете; я не отрекусь от истины, хоть и бессилен защищать ее. Вонзай свое копье, рыцарь, и возьми мою жизнь, раз ты отнял у меня честь»».

Взгляните же: если уж непобедимый Рыцарь Веры побежден, в нем побеждает любовь. Возвышенные слова Дон Кихота о своем поражении — торжествующий клич победы Любви. Он отдал себя Дульсинее, не притязая на то, чтобы Дульсинея отдала ему себя, а потому его поражение ни на йоту не помрачило красоты его дамы. Он сам ее сотворил, это верно, сотворил истовостью своей веры, создал огнем своей страсти; но когда она была сотворена, то стала самой собою, и он жил ею. Я выковываю свою веру и, вопреки всем, свою правду, а затем, будучи создана, моя правда обретет собственную жизнеспособность и жизнестойкость и переживет меня, а я буду жить ею.

О мой Дон Кихот, как же близок ты к вечному спасению, ибо, излечившись от самодовольства, не говоришь о мощи руки своей, а признаешь свою слабость! И как же озаряет тебя очищающий свет близкой смерти! Ты говоришь, словно из глубины могилы, — могилы, уготованной тебе миром, который насмехается над героями и водит их по улицам с пергаментом на спине. И побежденный, и потерпевший неудачу, и скорбный, и опечаленный, и признающий свою слабость, ты все равно провозглашаешь Дульсинею Тобосскую самой прекрасной женщиной на свете. О великодушный рыцарь! Ты не из тех, кто ищет Славы, но видя, что она их презрела, отказывается от нее, порочит ее, называет суетной и даже губительной; ты не из тех, кто винит Славу в своем малодушии и в том, что не смог завоевать ее; ты, побежденный и потерпевший неудачу, предпочитаешь смерть отречению от той, что направила тебя на стезю героических подвигов.

Она позволяет тебе быть побежденным, чтобы ты понял: не мощной руке, а любви ты обязан вечной жизнью. Ты полюбил ее, непобедимый Рыцарь Веры, любовью утонченной и великой, любовью, которая питалась знаками презрения и жестокости со стороны твоей дамы; и оттого, что ты узрел ее в обличье неотесанной крестьянки, ты не пал духом, не провозгласил, вслед за мудрым царем, пресытившимся до отвращения, что все суета сует и всяческая суета.235 Будучи побежден, ты своим триумфальным кличем, непобедимый Рыцарь, провозгласил красоту несравненной Дульсинеи.

Так происходит и с нами, твоими приверженцами; когда мы полностью побеждены, когда мир нас раздавит, а жизнь расплющит нам сердце и все надежды растают, дай нам душевных сил, о Рыцарь, душевных сил и отваги, чтобы воззвали мы из бездны236 нашего ничтожества: восхождение в восхождении и всяческое восхождение!237 А если мое притязание будет стоить мне жизни? Что ж, моя смерть придаст ему еще больше величия. А если в борьбе за мою истину я буду побежден? Неважно! Неважно, ведь истина будет жить, а ее жизнеспособность докажет вам, что не она зависит от меня, а я от нее.

Мое «я», которому суждено победить, не это мое «я», плененное и дряхлеющее; не это мое «я», которое от земли приемлет пищу и само станет в свой час пищей земли; нет, не оно победит, а моя истина, мое вечное «я», мой прообраз и мой образец испокон веков и до скончания их; идея моего «я» в умысле Бога, Сознания Вселенной. И эта божественная идея, эта моя Дульсинея Тобосская, становится еще более великой и еще более прекрасной с моим поражением и смертью. Вся твоя проблема в этом: либо ты отдашь в заклад эту свою идею, тем самым уничтожив ее окончательно, и достигнешь того, что Бог о тебе забудет, либо ты должен принести ей в жертву самого себя и добиться того, чтобы она всплыла со дна и жила бы всегда — в бесконечном и вечном Сознании Вселенной. Или Бог, или забвение.

Если, чтобы сохранить фитиль, ты гасишь огонь, если, чтобы сохранить жизнь, ты растратишь свою идею, Бог не вспомнит о тебе, и ты погрузишься в забытье как в высшее прощение. И нет иного ада, чем если Бог забудет о нас и мы вернемся в мир бессознательного, откуда вышли. «Помяни меня, Господи! — скажем мы вместе со злодеем, который умирал рядом с Иисусом (Лк. 23:42). — Господи, помяни меня, и пусть жизнь моя оживлена будет моей божественной идеей, и если она помрачится, если уйдет вместе с моей плотью, если исчезнет в моем бренном теле, тогда горе мне, Господи, Ты простишь меня, но забудешь обо мне! Если уповаю на Тебя, буду жить в Тебе; если отдалюсь от Тебя, окажусь один на один с теми, кто не принадлежит Тебе. С тем единственным, что существует вне Тебя: с тем, что именуется ничто».

И победитель Дон Кихота, Рыцарь Белой Луны, которого любовь к Дульсинее тоже вырвала из безмятежного покоя сельской жизни, не убивает Рыцаря, нет, он восклицает: «…пусть цветет во всей своей чистоте и славе красота Дульсинеи Тобосской!» — и довольствуется тем, что просит побежденного удалиться в свое селение, «удалиться на тот срок, который…». Удалиться, дабы умереть во благе! Самсон Карраско, бакалавр, удостоившийся степени в Саламанке, — ведь именно он был Рыцарем Белой Луны — тоже искал славы, дабы молва повторяла его имя купно с именем Дон Кихота. И разве он отправился на поиски славы не для того, чтобы заодно украсить себя оной в очах той андалузки Касильды,238 в которую влюбился, повстречав ее на какой‑то улочке в златозакатном городе на берегу Тормеса?239

А Санчо, верный Санчо, «глубоко опечаленный и расстроенный, не знал, что сказать и что делать; ему казалось, что все это происходит во сне, что во всей этой диковине замешано волшебство. На его глазах господин его был побежден и обязался целый год не брать в руки оружия; он видел, что закатился блеск славы великих подвигов, видел, как его собственные упования на недавние посулы хозяина исчезли и развеялись как дым».

Поговорим подробнее о финале славной карьеры Дон Кихота, о том, как был он побежден в Барселоне, и притом побежден своим соседом бакалавром Самсоном Карраско. И вот здесь, мой сеньор Дон Кихот, я должен признаться тебе в одной своей прошлой недостойной выходке.