- Наши отцы, — сказал он, — учат там же в пользу лиц, которые не сумели бы воспользоваться этими оговорками: чтобы не лгать, им достаточно сказать просто, что они не делали того, что сделали, «лишь бы они вообще имели намерение придать своим речам оборот, который придал бы им человек умелый».

- Скажите правду: вам случалось много раз находиться в затруднении, вследствие незнания этого правила?

- Случалось иногда, — сказал я.

- Признайтесь также, — продолжал он, — что было бы часто очень удобно быть освобожденным по совести исполнять некоторые свои обещания?

- Это было бы, отец мой, величайшим удобством в свете.

- Выслушайте же Эскобара (тр. 3, пр. 3, № 48); он дает следующее общее правило: «Обещания ни к чему не обязывают, когда, давая их, не имеешь намерения обязываться. А такого намерения и нет вовсе, если только обещания не подтверждены клятвой или договором; так что, когда говоришь просто: «Я сделаю это», подразумевается, что сделаешь это, если не переменится желание, потому что ведь этим не желаешь лишить себя свободы». Он дает еще другие правила, которые вы можете сами посмотреть у него, и прибавляет в конце, что все это заимствовано у Молины и у других наших авторов: Omnia ex Molina ei aliis. Итак, сомневаться в этом невозможно.

- Отец мой, — сказал я, — я не знал, что направление намерения имеет силу делать обещание недействительным.

- Вы видите, — сказал патер, — вот большое облегчение для общения с людьми. Но больше всего труда нам стоило упорядочить разговоры между мужчинами и женщинами: так как наши отцы более сдержанны в вопросах, относящихся к целомудрию. Конечно, не без того, чтоб им не приходилось разбирать ситуаций довольно любопытных и достаточно вольных, главным образом относительно особ, находящихся в супружестве или обрученных[164].

Здесь я услышал самые невероятные вопросы, какие только можно себе представить. Он привел их столько, что ими можно было бы наполнить несколько писем: но я не хочу указывать вам даже и цитат, так как вы показываете мои письма всякого рода людям, а я не желаю подавать повод к подобному чтению тем, кто стал бы искать в этом одного только развлечения.

Единственной вещью, которую я могу отметить вам из того, что он показывал мне даже в книгах на французском языке, является то, что Вы можете видеть в Сумме грехов о. Бони (стр. 165), касательно некоторых маленьких вольностей, допускаемых, как он объясняет, при хорошем направлении намерения, как, например, для того, чтобы прослыть волокитой[165]. Вы удивитесь, узнав там (стр. 148) о принципе нравственности, дающем правоспособность девицам располагать своей девственностью помимо родителей.

Вы можете судить по этому об остальном. Я тут вспомнил место из одного языческого поэта, который был лучшим казуистом, чем эти отцы, так как сказал, что «девственность девицы не принадлежит ей вся, что одна ее часть принадлежит отцу, а другая матери, и без них она не может располагать ею даже для вступления в брак»[166]. И я сомневаюсь, чтобы нашелся хоть один судья, который не признал бы законным обратное данному правилу отца Бони.

Вот все, о чем я могу рассказать из слышанного; а сам разговор тянулся так долго, что я должен был просить патера переменить, наконец, тему. Он исполнил это и принялся говорить мне об их правилах относительно одежды женщин.

- Мы не станем вовсе говорить о тех, у которых нечистые намерения, но относительно остальных Эскобар выражается следующим образом (тр. 1, пр. 8, Мё 5): «Если женщины наряжаются без дурного намерения, но только для удовлетворения естественной потребности тщеславия, ob naturalem fastus inclinationem, то это или только простительный грех» или даже вовсе не грех». И — отец Бони в своей Сумме грехов (гл. 46, стр. 1094) говорит, что «хотя бы женщина и — знала о дурном действии, производимом тонко продуманным нарядом на тело и душу любующихся ею, украшенной богатыми и драгоценными одеждами, она, тем не менее, не грешит, пользуясь ими». И о. Бони приводит, между прочим, нашего отца Санчеса как разделяющего то же мнение[167].

- Но что же, отец мой, отвечают ваши авторы на те места св. Писания, которые выражаются с таким жаром против малейших вещей подобного рода?