А вот что пишет еще одна особа, которую я никоим образом не назову Вам, одной даме, давшей ей прочесть Ваше первое письмо:

«Вы не можете себе представить, как много обязана я Вам за то письмо, которое Вы мне послали: оно очень остроумно и очень хорошо написано. Оно рассказывает без повествования, оно разъясняет самые запутанные дела на свете; оно тонко насмехается, оно поучительно даже для тех, кто не знаком с делом основательно; оно доставляет вдвое удовольствия тем, кто понимает его. При этом оно — превосходная апология и, если хотите, тонкое и невинное порицание. И, наконец, столько в этом письме искусства, остроумия и здравого смысла, что мне очень хотелось бы знать, кто написал его» и т. д.

Вам, конечно, тоже очень хотелось бы знать, кто эта особа, которая пишет таким образом; но довольствуйтесь почтением к ней, не зная ее, а когда Вы узнаете ее, Вы будете почитать ее еще более.

Поверьте мне, продолжайте писать Ваши письма, и пусть цензура является, когда ей угодно: мы очень хорошо подготовлены встретить ее. Эти слова (ближайшая способность и довлеющая благодать), которыми угрожали нам, не испугают уже нас. Мы слишком хорошо узнали от иезуитов, якобинцев и г–на Лемуана, на сколько ладов можно перевертывать их, и как мало основательности в этих новых словах, чтобы волноваться из–за них.

Письмо третье

Несправедливость, нелепость и незаконность цензуры на г–на Арно

Париж, 9 февраля 1656 г.

Милостивый Государь!

Я только что получил Ваше письмо, и в то же время мне принесли рукописную копию цензуры, Оказывается, что насколько любезно поступили со мной в первом, настолько же грубо с г–ном Арно во второй. Я опасаюсь, нет ли тут и с той, и с другой стороны крайностей и что мы недостаточно известны нашим судьям. Я уверен, что если бы получше ознакомились с нами, то г–н Арно заслужил бы одобрение Сорбонны, а я цензуру Академии. Таким образом, интересы наши совсем противоположны. Он для своего оправдания должен стараться, чтобы его поближе узнали, тогда как мне надо оставаться в неизвестности, чтобы не утратить своей репутации. Таким образом, не решаясь показаться, я возлагаю на Вас заботу отблагодарить за меня моих знаменитых хвалителей, а на себя беру труд сообщить Вам известия о цензуре.

Признаюсь, она крайне меня изумила. Я полагал, что найду в ней осуждение самых ужасных ересей в мире, но и Вы удивитесь так же, как и я, что столько блестящих приготовлений окончилось ничем как раз в тот момент, когда должны были произвести величайший эффект.

Чтобы с удовольствием выслушать это, припомните, пожалуйста, те странные мнения о янсенистах, которые так давно уже внушают нам. Восстановите в своей памяти коварства, заговоры, заблуждения, расколы, покушения, которыми попрекают их так давно; как их поносили и чернили и с кафедр, и в книгах, и как этот бурный и беспрерывный поток еще более усилился в последние годы, когда их открыто и всенародно стали обвинять не только в том, что они еретики и схизматики, но и в том, что они отступники и неверные: «отрицают тайну пресуществления и отрекаются от Иисуса Христа и Евангелия».

После столь многочисленных и столь изумительных обвинений надумали исследовать их книги, чтобы постановить окончательный приговор. Выбрали второе письмо г–на Арно, которое, как говорили, было наполнено величайшими заблуждениями. В члены следственной комиссии выбирают самых отъявленных врагов его. Они прилагают все свои старания, чтобы найти у него что–нибудь, достойное порицания, и приводят из него одно положение, касающееся вероучения, которое они и предлагают подвергнуть цензуре.

Судя по всему ходу этого дела, надо было думать только одно: данное положение, выбранное при столь замечательных обстоятельствах, должно содержать в себе эссенцию самых мрачных ересей, какие только можно себе представить. А между тем оно было такого свойства, что в нем нельзя подметить ничего отличного от содержания, столь ясно и столь отчетливо выраженного в цитатах, приводимых здесь же г–ном Арно, — потому, наверное, я не видел ни одного человека, который мог понять разницу между ними. Несмотря на это, предполагалось, что разница существует значительная, так как если выдержки из отцов церкви суть бесспорно католические, то, следовательно, положение г–на Арно должно быть крайне противоположно им, чтобы быть еретическим.