In 1751-1753, Skovoroda again and for the last time found himself in the academy, studying in the classes of theology. From here, as the best student, he was recommended by Metropolitan T. Shcherbatsky as a home teacher to one of the richest landowners of the Pereyaslav region, S. Tomar. In the estate of Tomara in the village of Kovray, Skovoroda was with a break in 1755 until the summer of 1759. Since 1759, he worked as a teacher at the Kharkov Collegium, but because of his freethinking and ill-will of the collegium's mentors, he was again forced to leave teaching. The last time Skovoroda was invited to teach was in 1768: he read a course of lectures on ethics in the Additional Classes at the Kharkov Collegium. But since the educational concept of Skovoroda's morality did not coincide with the official church one, in 1769 he was dismissed from his post and deprived of the opportunity to engage in pedagogical activities, for which he had both the ability and the relevant knowledge. Hryhoriy Skovoroda still found a way to be useful to his people. For the last 25 years of his life, he wandered around Ukraine, preaching his philosophical teaching among the people. It was in the 70s and 80s that Skovoroda created the main philosophical dialogues, treatises and parables. He died on November 9, 1794 in the village of Ivanovka (now the village of Skovorodinovka, Zolochiv district, Kharkiv region).

It is impossible to answer the question of what Skovoroda is like as a thinker and writer without highlighting the era in which he lived and worked.

The life and work of Skovoroda took place in the XVIII century and are associated with those socio-economic and cultural processes that characterize the life of Eastern Ukraine and the Russian state of that time. In the middle of the 18th century, in Russia and Ukraine, which was part of Russia, the development of the feudal-serfdom economic structure was completed and capitalist relations developed intensively. The socio-economic development of Ukraine in the 18th century followed the path of increasing commodity-money relations, expanding domestic and foreign markets, which was accompanied by a sharp increase in the exploitation of the peasantry and the land-poor Cossacks, and the deterioration of the financial situation of urban artisans. On the basis of the exploitation and constant enslavement of the working people, there was a further enrichment of secular and ecclesiastical feudal lords, merchants, and Cossack elders. Usury flourished, bribery and lawlessness in administrative institutions. Legislation became an expression of the interests of the new ruling classes defending their privileges.

From the middle of the 18th century, tsarism especially intensified its colonialist policy of social and national enslavement of Ukraine. In Left-Bank Ukraine, Catherine II in 1764 replaced the nominal hetman's power with the so-called Little Russian Collegium, putting K. Razumovsky at its head. And ten years later, by decree of August 3, 1775, Catherine II liquidated the Zaporozhye Sich, annexing its lands to the Novorossiysk province. A few years later (in 1782) serfdom was finally introduced on the Left Bank and Sloboda Ukraine. Instead of traditional regiments, vicegerencies were created - Kiev, Chernigov, Novgorod-Seversk, and later Kharkov and Ekaterinoslav.

In the second half of the 18th century, the antifeudal struggle acquired a particularly wide scope. In the period of the formation of Skovoroda's philosophical views, in the 60s, the Haidamaka movement reached its highest strength in the Right-Bank Ukraine, which was an expression of the people's struggle against feudal-serfdom and national-religious oppression by the Polish nobility. The echo of Haidamatchina was also heard on the Left Bank, where Skovoroda lived. In 1773-1774, the Pugachev uprising took place, which received a response in Ukraine. All these events took place in front of Skovoroda and had a direct impact on the formation of his ideas. Their echoes are clearly heard in Skovoroda's letters and compositions of the period of the formation of his worldview.

The circumstances of life favored the student of the Kyiv-Mohyla Academy in the knowledge of life. For two years he lived in St. Petersburg, where he had the opportunity to become more closely acquainted with the advanced Russian culture and at the same time to learn the depraved morals of the royal court, which was the reason for his departure from the court chapel.

Skovoroda also met with humiliation from the Pereyaslav landowner S. Tomara, in whose estate he worked as a teacher, and from the Pereyaslav bishop Nikodpm Srebntsky while teaching at the Pereyaslav seminary. But a particularly colorful figure, who fully represented the world hated by Skovoroda, was the Belgorod bishop P. Kreisky, to whom the Kharkov Collegium was subordinated. After the death of this spiritual pastor in 1768, as evidenced by the posthumous inventory of his property, there remained "ten marked bags in the head" of gold and silver, many other valuables and a large number of "drinks and poisons of various kinds" [4]. And at the same time, he in every possible way delayed the opening of additional classes, referring to the lack of funds. Not the best was Skovoroda's former classmate at the academy, a vain careerist, Bishop Samuel of Mpslav. Skovoroda saw around him cruel landlords, imbued with a thirst for enrichment and a desire for political domination.

The Ukrainian elders, opposing themselves to the ordinary Cossacks, rebuilt the estate swap, introduced new outfits, focusing on the Russian nobility. Skovoroda was no less disgusted by "Fedka the merchant", who "lies at the yardstick", and the usurer, who is "loaded" in percentage, and the hook-maker, the lawyer, who directs the rights and laws "to his own tone", as he pleases. But the life of the clergy was especially disgusting. Each time Skovoroda was convinced that gold-thirsty, voluptuous and hypocritical pastors often surpass their flock in depravity and greed. The life of these social strata, owning estates, positions, politically and spiritually oppressing the working people, was a vile world, which Skovoroda did not want to accept. The ruling elite, which had managed to lose the ideals of the war of liberation of 1648-1654, was undergoing a process of degeneration into newly-minted nobles. If its representatives still retained any opposition, it was aimed primarily at winning for themselves the same rights as the Russian nobility. For the most part, they were stupid ignoramuses, whose higher spiritual interests were supplanted by the thirst for enrichment, collecting valuables, works of art, etc., for the purpose of political self-assertion. Bearing in mind the life of the upper strata of Ukrainian society, I. Franko calls this period a period of decline, spiritual crisis.

As a thinker who realized his negative attitude to the world, mired in greed, Skovoroda poses the question of finding ways to fight it. But in those historical conditions there were really no real forces that could establish a just state system that embodies the aspirations of the people and their moral ideal. Awareness of the hopelessness of the situation, observations of the growth of injustice and evil, the decline of high spiritual values against the background of the general deification of material gain contribute to the origin of Skovoroda's teaching, in which the center of gravity is shifted from the criticism of political relations and the struggle for their radical reconstruction to the sphere of moral education.

Во времена Сковороды украинская культура уже имела значительные просветительские традиции, развитые прогрессивными деятелями Киево–Могилянской академии, в которой учился и школу которой прошел выдающийся философ–просветитель. Но собственные взгляды Сковороды, его учение ч нельзя вывести из философских и просветительских идей его предшественников. Они явно отличаются как от классического буржуазного, так и от тогдашнего дворянского просветительства, имевших распространение в России и на Украине. Социальная почва для развития последнего на Украине была весьма скудной. Трансформация казацкой старшины в дворянство в то время еще не завершилась. Социально–экономической основой ее был, с одной стороны, процесс закрепощения до того времени свободных казацко–крестьянскпх масс, превращение казацких старшин в обычных крепостнпков, поглощенных борьбой за дворянские привилегии, а с другой стороны, — процесс первоначального капиталистического накопления, расслоение крестьянства, сосредоточение богатств в руках казацко–старшпнской верхушки.

Своеобразие исторической ситуации на Левобережной Украине в то время состояло в том, что первоначальное капиталистическое накопление, интенсивно происходившее после освобождения от польско–шляхетского крепостнического гнета, вскоре вновь наткнулось на введение крепостного права, создавая вместе с тем экономические условия для превращения разбогатевшей казацкостаршинской верхушки в крепостников. В сознании трудящихся, казацко–крестьянских низов, оба этих процесса — и первоначальное накопление с порожденной им властью богатства, и дальнейшее закрепощение — воспринимались как всеобщее бедствие, как приход тяжелых времен в противовес славному прошлому. На Правобережье, на захваченных королевской Польшей землях, где крепостнический гнет дополнялся невыносимым национальным угнетением и где традиции освободительной борьбы были сильнее, это общее ухудшение условий жизни трудящихся вызвало гайдамацкое движение, колипвщину. На Левобережье, где с помощью царизма установила свое господство казацко–старшинская верхушка, социальный протест приобрел пока что пассивные формы, в основном в виде морального осуждения стяжательства, погони за богатством и привилегиями.

По классовой направленности своих взглядов Сковорода — крестьянский просветитель. В отличие от буржуазных просветителей он решительно осуждает не только феодальные оковы, но и социальный гнет буржуазных отношений. Ему органически чуждо воспевание собственнического интереса как движущей силы человеческих поступков, свойственное буржуазным просветителям, сведение человеческой «природы» к своекорыстию, к собственническим мотивам поведения. Сковорода восстает против социального отчуждения человека, и прежде всего против власти вещей, богатства, накопительства. Он выступает в защиту свободного влечения человека к соответствующему его склонностям «сродному» труду. Все, что разрушает эту жизнь, Сковорода воспринимает как враждебный, несообразный человеку и его истинной природе мир. В понятии этого враждебного мира он обобщает и феодально–крепостнические, и буржуазно–собственнические отношения, но в первую очередь последние. Мир, в котором господствуют буржуазно–собственнические отношения, — это мир морального растления, власти вещей, корыстолюбия, алчности, разврата, духовной опустошенности.

Григорий Сковорода, родившийся и воспитанный в трудовой казацко–крестьянской семье на Полтавщине и всегда тяготевший к этой социальной среде, о чем свидетельствует и его жизненный путь, и его социальное кредо («а мой жребий с голяками»), противоречиво отразил в своем творчестве протест крестьянских низов против социальных порождении первоначального капиталистического накопления и все возраставшего феодально–крепостнического гнета.

В сознании народа образ Сковороды связан с обычным для того времени портретом странствующего дьяка–философа, но презрение к сильным мира сего, протест против несправедливости и зла, осуждение богатства и наживы, духовная независимость создали Сковороде в народе славу великого философа. Его песни уже в XVIII веке вошли в репертуар кобзарей, где бытовали до начала XX века. Народным певцам был близок образ жизни и деятельности Сковороды. Ф. Лубяновский, встречавший Сковороду в последние годы, пишет: «Страсть его была жить в крестьянском кругу; любил он переходить из слободы в слободу, из села в село, из хутора в хутор; везде и всеми был встречаем и провожаем до обаченья с любовию, у всех был он свой… Хозяин дома, куда он входил, прежде всего всматривался, не нужно ли было что‑либо поправить, прочистить, переменить в его одеянии и обуви: все то немедленно и делалось. Жители тех особенно слобод и хуторов, где он чаще и долее оставался, любили его как родного. Он отдавал им все, что имел: не золото и серебро, а добрые советы, увещевания, наставления, дружеские попреки за несогласия, неправду, нетрезвость, недобросовестность…»[5]