Афанасий. Разве ж в знатном чине и в веселой стороне нельзя быть счастливым?

Григорий. Ты уже на другую сторону, как некий лях через кобылу, перескочил  [330].

Афанасий. Как?

Григорий. Не мог сесть без подсаживания других, потом в двенадцатый раз, посилившись, перевалился на другой бок: «Ну вас к черту! Передали перцу», — сказал осердясь.

Афанасий. Да не о том спрашиваю я, о мне спрашиваю.

Григорий. Ты недавно называл счастием высокий чин с изобилием, а теперь совсем отсюда выгоняешь оное. Я не говорю, что счастливый человек не может отправлять высокого звания, или жить в веселой стороне, или пользоваться изобилием, а только говорю, что не по чину, не по стороне, не по изобилию счастливым есть. Если в красном доме пировное изобилие пахнет, то причиною тому не углы краснее; часто и не в славных пироги живут углах. Не красен дом углами, по пословице, красен пирогами. Можешь ли сказать, что все равнодушные жители и веселые во Франции?

Афанасий. Кто ж на этом подпишется?

Григорий. Но если б сторона существом или эс- сенциею счастия была, непременно нельзя бы не быть всем счастливым. Во всякой статье есть счастлив ли и несчастлив ли. Не привязал бог счастия ни к временам Авраамовым, ни к предкам Соломоновым, нп к царствованию Давидову, ни к наукам, нп к статьям, ни к природным дарованием, ни к изобилию: по сей причине не всем к нему путь открыл и праведен во всех делах своих.

Афанасий. Где ж счастия искать, если оно ни тут, ни там, нигде?

Григорий. Я еще младенцем выучил, выслушай басенку [331]. Дед и баба сделали себе хату, да не прорубили ни одного окошка. Не весела хата. Что делать? По долгом размышлении определено в сенате идти за светом доставать. Взяли мех, разинули его в самый полдень перед солнцем, чтоб набрать, будто муки, внести в хатку.

Сделав несколь раз, есть ли свет? Смотрят — ничего нет. Догадалась баба, что свет, как вино, из меха вытекает. Надобно поскорее бежать с мехом. Бегучи, на дверях оба сенаторы — один ногою, другой головою — зашиблись. Зашумел между ними спор. «Конечно, ты выстарел ум». — «А ты п родилась без него». Хотели поход воспри- ять на чужие горы и грунта за светом; помешал им странный монах. Оп имел от роду лет только 50, но в сообщении света великий был хитрец. «За вашу хлеб и соль не должно секретной пользы утаить», — сказал монах. По его совету старик взял топор, начал прорубывать стену с таковыми словами: «Свет весельиий, свет жизненный, свет повсеместный, свет присносущный, свет нелицеприятный, посети, и просвети, и освети храмину мою». Вдруг отворилась стена, наполнил храмину сладкий свет, и от того времени даже до сего дня начали в той стране созидать светлые горницы.

Афанасий. Целый свет не видал столько бестолковых, сколько твой дед да баба.

Григорий. Он мой и твой вместе, и всех…

Афанасий. Пропадай он! Как ему имя?