Будь здоров!

Твой Григорий Саввич

[28 (29?) октября 1763 г.1 Дражайший Михаил!

Едва кончилась вечерняя молитва, как я был вызван и сделался свидетелем зрелища — и зрелища печального, хоть смешного и постыдного. Откуда, скажешь, у тебя полупилось смешное, когда был общин плач? Разве это не странно? Замолчи, дражайший, и немного меня по^ слушай. Я не свирепее Циклопа  [959]. Напротив, сознаю, что мне присуща некая особая гуманность и tt v <pt). av&- pamav  [960], но, поверь, мне было совестно видеть, как некоторые почти по–женски вопили. Если бы, господи прости, при самой гибели Трои  [961] я увидел, что люди в такой степени предаются женскому плачу, я бы, несомненно, подумал, что у них недостаточно мужества. Поэтому я убежал из храма, будучи не в состоянии вынести такой позор, видя громко плачущими тех, которым бы следовало других удерживать от плача. Где благочестие? Где прежняя мудрость? Такими слезами оплакивать телесную смерть, которой вовсе не следует избегать и которую всякий, у кого есть хоть немного здравого смысла, должен признать единственным и надежнейшим выходом из всех опасностей и бед? Откуда у них такое мнение? Ты скажешь — из Священного писания. Но где такое место? Что смерть духовная есть несчастие, это можно видеть более чем достаточно из Священного писания, но, что телесную смерть следует оплакивать, я не помню, чтобы когда‑либо об этом читал в Священном писании, а равно и в книгах философов. Если бы ты сам присутствовал, то, конечно, не удержался бы от слез. Но это ты сделал бы под влиянием примера других, а не из соображений существа дела. Так юношество всегда у нас портится примерами исключительно неразумных мужей и старцев. О времена! О нравы! Игумен умер, народ суетится, плача; я смеюсь и вместе с тем плачу в душе. Смеюсь над человеческой глупостью, ее же оплакиваю. Будь здоров, мой дражайший, и, насколько можешь, старайся удаляться от страшно развращенной толпы  [962].

Твой соученик Григорий Сковорода

Дражайший мой юноша Михаил, е5 тгратте![963]

Начальник стражи ближе всех к царю и первый

зрит лицо царя.

Так и твой вождь князь Михаил ближе всех к тому,

Кто есть бог Иакова,

Он стоит около него и созерцает его лицо.

Но кто же еще видит божественный лик?

Услышь, что говорит возлюбленный ученик Христа! Has 6 ajiapxavcov оо [Цтсоте copaxsv Auxoo, оо5' ifvuo aoiov…[964]

Чем больше, убегая от земли, ты избегаешь грехов, Тем ближе ты сможешь наслаждаться ликом божества. Та; |xev piottxis e; u) Ix^aXXe (jLspi|xva;. «Afiov ват' ovtu><; f^Tav о xaxacppov&v  [965]. Да здравствует новая добродетель божия! Так

устремимся к звездам. Что тебе до земли? У нее нет ничего хорошего. Отвергнув заботы — увлечения пустой толпы, Ты, Михаил, — истинный соперник ангелов, Но, Михаил, жаждешь ли ты наивысших даров

божиих?

Поэтому, чтобы ты мог беспредельно презирать

толпу,

«Ахоое та атсо xapSta;  [966].