Отсюда, однако, еще не следует, что в нашем описании общество и человечество приходится считать только вторичными, производными началами по отношению к индивидуальной предличности. Чтобы ясней уточнить соотношение этих начал, заметим сперва, что сказанное выше об универсальной природе фундаментального стремления может быть еще существенно усилено. Как мы неоднократно подчеркивавли, фундаметальное стремление прежде всего — онтологично; иными словами, оно характеризует в целом отношение одного рода или способа бытия к другому роду или способу бытия. Поэтому мало сказать, что оно принадлежит не только мне, но и «другому», но и всякому человеку. В его определении, в его природе, во всей картине его вообще нет никаких свойств или признаков, которые бы указывали на его принадлежность именно индивидуальности, индивидуальному человеку. Задача претворения в Личность стоит не только (и не столько) перед индивидуальностью, но пеерд самим здешним способом бытия. И следовательно, хотя фундаментальное стремление проявляется через человека и в человеке, не менее правильно полагать, что оно не имеет своего источника непосредственно в индивидуальном человеке, не является его исключительной собственностью, но составляет принадлежность (свойство, модальность) самого здешнего бытия как такового. Соответственно, принадлежностью и характеристикой здешнего горизонта бытия в целом следует считать и энергию, отвечающую фундаментальному стремлению (синергию), и процесс его реализации (синергирование). Иначе говоря, процесс синергирования, каким мы описали его в предшествующих разделах, с самого начала совершается для всего здешнего бытия, для совокупного человечества, Адама Кадмона. Что же означает синергирование такого «множественного субъекта», каким является Адам Кадмон? Понятно, что собрание индивидуальных предличностей достигает энергийно–экстатического соединения с Личностью только в том случае, если такого соединения достигает каждая из индивидуальных предличностей, входящих в это собрание. Условием синергийного строя Адама Кадмона является синергийный строй всякой индивидуальной предличности. Но этого мало. Чтобы Адам Кадмон становился синергирующим как целое и достигающим синергийного строя, индивидуальные процессы синергирования не могут оставаться разрозненны и несвязны. Они должны достигать синергийного строя все вместе, одновременно, т. е. должны быть определенным образом согласованы между собой, «когерентны», «синфазны», по применявшимся уже терминам. Однако каким же образом может быть осуществлена такая синфазность? Ведь синергирование индивидуальной предличности есть ее внутренняя динамика, ход которой определяется исключительно встречею и взаимодействием энергий человека и Личности и неуправляем никакими внешними воздействиями и внешними законами. Два таких внутренних и необъективируемых процесса могут обладать синфазностью в единственном случае — если они просто тождественны друг другу. И коль скоро Адам Кадмон проходит процесс синергирования, это свидетельствует о том, что между индивидуальными процессами действует некоторая активность, посредством которой они достигают тождества между собой. Иначе говоря, синергия человека должна включать в себя некоторую соборную активность, направленную к достижению тождества с другими, и эта активность, представляющая собой соборное измерение синергии, есть, очевидно, в точности та, что была названа выше любовью. (Формы Agape и Filia при этом способе рассуждения не различаются; или точней, в рассмотрение входит только более сильная форма, Filia).

В результате, отправляясь от представления об Адаме Кадмоне как обществе, наделенном синергией, мы обнаруживаем, что синергирование Адама Кадмона приводит к синергированию индивидуальной предличности, и синергия этой последней включает в себя активность «соборования» (термин Флоренского), любовь. Такой вывод в точности обратен тому, что мы получили ранее при наблюдении индивидуального процесса синергирования. Объединяя теперь оба вывода, мы находим, что между индивидуальной предличностью и обществом, или предличностью всеединой, имеет место своеобразное отношение взаимного порождения: синергирующий человек порождает синергирующее общество. Синергирующее общество порождает синергирующего человека. И ни одно из этих начал не является ни первичным, ни вторичным по отношению к другому, ни, наконец, независимым от него. Они взаимно предполагают, взаимно порождают, взаимно содержат друг друга. Аналитика же здешнего бытия или, что то же, домостроительство фундаментального стремления может с равным успехом и основанием мыслиться как (категориальное) развертывание индивидуального синергирования или всеобщего, глобального синергирования.

Именно такая связь между обществом и индивидуальным человеком традиционно описывалась русской мыслью под данным ей Хомяковым именем соборного устроения, соборности. Подвергаясь разработке в качестве метафизического принципа, этот же тип устроения, тип связности бытия получил название всеединства и, начиная с В. Л. Соловьева, ставился в центре целого ряда философских систем. Так что в данной теме нашего рассуждения (в отличие от предшествующих) мы оказываемся в русле самых традиционных построений русской метафизики, в числе которых — и хомяковсное учение о соборности, и социальная философия Франка, развиваемая им в «Духовных основах общества», и теория симфонических личностей Карсавина. Ясно, что в ряду этих построений главное отличие нашей картины всеединого устроения социального бытия составляет лежащий в ее основе принцип синергии. В соответствии с ним вое процессы рождения, формирования и существования общества рассматриваются в едином контексте реализации фундаментального стремления. Такой способ рассмотрения привносит одну общую особенность: происходящее с обществом (соборной предличностью) описывается точно таким же образом, в тех же категориях, что и происходящее с человеком (индивидуальной предличностью). Обладая полным сущностным и структурным тождеством индивидуальному синергированию, соборное синергирование тем самым, описывается тою же синергийной аналитикой, что бегло намечена в предыдущем разделе. С единственною лишь разницей: соборная предличность, в противоположность индивидуальной, должна специально обеспечить и поддерживать само собственное существование. Образование соборной предличности и поддержание ее существования составляет, как мы видели, задачу любви (а точней, Filia) как «синергии соборующей», энергии связывания здешнего бытия, входящей в состав синергии. Таким образом, описание соборного синергирования, в добавление к «индивидуально–синергийной» аналитике предыдущего раздела, должно быть дополнено «соборно–синергийной» аналитикой любви. Ей надлежит описать работу углубления общения, которая ведет к достижению конкретного тождества индивидуальных предличностей, а затем и работу поддержания этого тождества. Началом, первым из положений такой аналитики как раз и является наш вывод об отношении взаимного порождения между индивидуальной и всеединой предличностью. Категориями же ее должны, очевидно, служить свойства или же «показатели», «параметры», характеризующие степень взаимопроникновения и слияния индивидуальных процессов синергирования, индивидуальных стихий внутренней жизни (каковы, например, доверие — начальная установка открытости навстречу «другому», создающая предрасположенность к углублению общения; жалость — один из главных эффектов сопереживания, и проч.). Однако развитием этой соборной аналитики мы не будем здесь заниматься.

Следует, впрочем, отметить, что коренную черту сущностного и структурного тождества процессов индивидуального и всеобщего, социального самоосуществления наша схема разделяет с теорией симфонических личностей Карсавина. Как в том, так и в другом случае картина всеединого устроения здешнего бытия представляется в виде иерархической совокупности соборных предличностей (у Карсавина — «симфонических личностей»), каждая из которых содержит в себе то или иное множество других соборных и индивидуальных пред–личностей, и притом все они сущностно и структурно тождественны друг другу. Однако принципиальные расхождения с карсавинской теорией обнаруживаются немедленно, едва мы рассмотрим, какого рода связи устанавливаются между соборными предличностями в этой иерархической совокупности. В системе Карсавина данная связь носит характер жесткого подчинения любой симфонической личности всем «высшим», содержащим ее; симфоническая личность — не более чем один из «моментов», «качествований», «проявлений» высшей симфонической личности. И это — онтологическое подчинение: служить «моментом» высшей личности и есть то единственное, чего требуют смысл и сущность симфонической личности как таковой, ее бытийное самоосуществление. Но совершенно иной характер носят связи между процессами синергирования. Наше наблюдение домостроительства фундаментального стремления позволяет выделить два главных положения, которыми должно определяться отношение предличности к другим пред–личностям:

1) Всякая предличность определяется присущим ей прямым и прямо, без посредничества осуществляемым стремлением к Личности.

2) В осуществлении своего стремления к Личности пред–личность любовью достигает конкретного тождества с «другими» и образует вместе с ними единую соборную предличнюсть.

Как нетрудно заметить, эти изложения представляют собой не что иное, как философскую параллель или попытку философского воспроизведения заповедей Христа (Мф. 22, 37, 39). И, вместе с заповедями, они необычайно далеки от языческой картины чистого иерархического подчинения человека (или любого малого общества) высшим социальным образованиям. Вхождение индивидуальной предличности в состав соборной никоим образом не означает, что синергирование первой подчиняется синергированию второй, становится «моментом» некоего высшего, объемлющего процесса. Напротив. По самому своему определению, как энергия, обращенная прямо и непосредственно к Личности, синергия не может подчиняться никому и ничему в горизонте здешнего бытия. Ее реализация, синергирование, есть внутренняя работа и внутренний процесс, ход которого определяется исключительно лишь взаимодействием энергий человека и Личности и не может находиться в зависимости, тем более, в прямом подчинении у какого бы то ни было другого процесса. Синергирование же соборной предличности имеет место лишь постольку, поскольку это попросту — тот же самый процесс, что и синергирование индивидуальной предличности, расширившейся до вбирания «других» в свою внутреннюю жизнь. Единственный способ достичь соборного синергирования заключается в расширении индивидуальной предличности, а не в ее низведении до статуса подчиненной величины. И в рамках синергийной аналитики икономия социального бытия предстает держащейся на совершенно иных началах, нежели в теории симфонических личностей Карсавина (или в любой другой «органической» или «корпоративной» социальной философии).

В связи с этим решительным утверждением икономии соборного синергирования как икономии любви и свободы, а отнюдь не подчинения «меньшего» — «большему», части — целому, полезно сделать одно простое замечание. Понятно, что наше описание соборной предличности, вообще говоря, совсем не относится к любым эмпирическим социальным образованиям, ибо те начала, на которых они утверждаются, по большей части весьма далеки от принципов соборного синергирования. Но что же тогда представляют собой такие образования — государства, нации, партии и проч. — с точки зрения синергийной аналитики? — Прежде всего, очевидно, что все они, подобно соборной предличности, основаны на определенной общности своих членов. Однако в них эта общность не достигает степени конкретного тождества и, более того, не предполагает и не способна его достигать. По самой своей природе это есть некая ограниченная, частичная общность, общность в определенном числе пунктов и по определенному числу признаков, которую естественно называть цеховой, или корпоративной, общностью. Само по себе существование таких корпоративных образований не заключает в себе чего‑либо противного синергированию и может иметь место наряду с ним. Но в нем заложена постоянная опасность обособления, замыкания: опасность смешать осуществление корпоративных принципов, принадлежность к корпорации с осуществлением высшего определения человека, подменить этой принадлежностью реализацию фундаментального стремления. Корпорация имеет неизбежную тенденцию к абсолютизированию тех различий, что разделяют принадлежащих и не принадлежащих к ней, и к отрицанию фундаментальной общности первых со вторыми. Вследствие этого она легко становится препятствием к соборному синергированию, ибо полагает предел расширению предличности (по синергийной же икономии, таким пределом может служить только Адам Кадмон). Одновременно она становится препятствием и к индивидуальному синергированию, неотделимому от соборного: абсолютизируя свои отличия от всех и вся за своими пределами, корпорация тем самым абсолютизирует самое себя и требует, чтобы служение ей, ее поддержание и укрепление было бы высшим и главным стремлением ее членов. Складывающееся в этом случае «тоталитарно–корпоративное» устроение есть точный аналог «страстного» устроения в сфере социального бытия. Оно играет такую же роль для соборной предличности, какую страстное устроение играет для предличности индивидуальной: в обоих случаях речь идет о подмене глобального и запредельного фундаментального стремления — глобальным мирским стремлением. И в соответствии с этой точною аналогией мы заключаем, что единственный путь возвращения к синергированию, путь преодоления тоталитарной корпоративности представляет собой не что иное, как соборный аналог установки и внутренней работы покаяния. Как известно, подобный взгляд неоднократно высказывался в русской социальной и историософокой мысли нашего века. В нашем рассуждении он получает некоторое теоретическое обоснование.

Существует единственное из всех социальных образований, которое уже в самом своем определении не заключает тенденции к обособлению и тоталитарной корпоративности. Это — Церковь. В своих определяющих принципах, закрепленных догматом, она являет собой пример соборного и все–единого устроения, основанного не на корпоративной общности членов, но исключительно на онтологической общности, коренящейся в их общей наделенности фундаментальным стремлением и реализующейся в достижении, силою любви, конкретного тождества между ними. Такие образования в составе Церкви, как поместные Церкви, как епархиальные общины, суть чистейшие примеры соборных предличностей, по нашей терминологии. Подобно любой предличности, они также подвержены опасности нарушения синергийного строя. Эмпирическая ограниченность церковных сообществ таит для них угрозу утраты внутренней вселенскости (соборности) и превращения в корпоративные образования, а в пределе, и в тоталитарные корпорации, среди разных типов которых есть и ритуальная община, где работа синергии подменена исполнением комплекса обрядов. Однако уникальность Церкви в горизонте социального бытия — не только во вселенскости исходных принципов, но и в наличии особой сакраментальной и харизматической икономии, защищающей неповреждаемое блюдение этих принципов. Поэтому Церковь — гораздо более чем просто пример «соборной предличности». Для всей христианской традиции это — сам источник соборности, первообраз совершенного единства во множестве; и все возникавшие здесь схемы и образы такого единства формировались косвенно, а часто и прямо, на почве наблюдения Церкви и жизни в Церкви, на почве экклезиологических интуиций. И наше рассуждение здесь нисколько не является исключением.

5. Творчество, теургия, эсхатология[55]

Развертывая аналитику здешнего бытия как наблюдение человека и как домостроительство фундаментального стремления, мы пришли покуда к тому, что у нас возникла (включающая в себя индивидуальный и соборный аспекты) аналитика энергийно–экстатического соединения человека с Личностью. И хотя аналитика этого соединения пока обрисована лишь в самых общих и беглых чертах, сейчас мы не станем двигаться к ее дальнейшему углублению. Вместо этого поставим вопрос о статусе данной аналитики в целом: может ли ею исчерпываться домостроительство фундаментального стремления? — Ответ будет заведомо отрицательным. Еще в самом начале нашего рассуждения, констатируя факт присутствия в человеке фундаментального стремления, мы характеризовали это последнее как стремление, тягу к Иному (к Личности): к тому, чтобы преодолеть, избыть свою исходную бытийную ситуацию и стать Иным, быть Иным; достичь своего претворения в Иное, соединения с Иным. И разумеется —

Но очевидным образом энергийно–экстатическое соединение, со своим ускользающим и урывочным характером, который мы подробно анализироваши, как раз и принадлежит к разряду подобных несовершенных форм. Оно и есть то умаление полноты соединения, которое оказывается более доступным усилию человека и может ставиться его непосредственною целью. В отличие же от этого, полнота соединения, предполагающая актуальное изменение онтологического статуса здешнего бытия, никак не мажет выступать в качестве непосредственной цели человеческой активности; в этих терминах, она может быть обозначена скорей как Транс–Цель.

Итак: энергийно–экстатическое соединение человека с Личностью — описание которого составляло главную задачу предшествующих разделов — еще отнюдь не есть истинный Предмет, истинное исполнение фундаментального стремления. Таким предметом и исполнением может выступать лишь всецелое и совершенное соединение, которое является уже не ускользающим, не «урывочным улучением», но пребывающим, нерасторжимым, необратимым.