d) Итак, конструкция бытия, сущего в уме предполагает два принципа: 1) одно, единое, и 2) иное, материю, меон. Это суть именно принципы, а не сущности и не вещи. Они ниоткуда не происходят, и бессмысленно спрашивать об их появлении, ибо сама мысль, напр. сам этот вопрос «откуда», уже их предполагает. Они зависят сами от себя и порождают сами себя. От остального же они не зависят, но, наоборот, сами являются потенциями его.

II. а) Эти два принципа, взятые в раздельности, в абсолютном противоположении, были бы, однако, чистейшей бессмыслицей, если бы в них не было точки абсолютного тождества, так как инаковость не есть нечто абсолютно независимое от единого, но есть лишь принцип оформления его из неразличимости в раздельно–сущее. Другими словами, единое и иное не суть только смысловые потенции, но еще и энергии. Единое есть умная смысловая энергия, которая как таковая есть энергия саморазличения, или самопорождения, единого и, стало быть, энергия « самой инаковости. Единое, которое потенциально есть все, в энергии становится этим воем; инаковость же, материя, которая тоже потенциально есть все, но только все иное в отношении единого, также становится в своей энергии этим иным всем. В результате рождается смысл, или ум, который есть определенным образом раздельное (т. е. причастное инаковости единое), или единое не как сверхсущая потенция единичности, но как объединенномь всего осмысленного в единстве энергийно–сущего.

b) Итак, кроме единого (как потенции и принципа) и меона (как потенции и принципа), мы получаем еще новую потенцию и принцип, что представляет собою уже их объединенность, внутреннюю взаимопронизанность и как бы новую неделимую цельность. Эта потенция и принцип, являющиеся здесь потенцией и принципом уже не единого, но сущего, бытия, ипостасийности, есть число. Число — принцип ипостасийности и бытия, потенция энергийно–сущего, потенция смысла и ума, энергийно–возникших из перво–потенции единого.

c) Раскрывая более подробно сущность числа, мы видим, что оно порождает собою прежде всего энергий–ность в едином, или 1) движение. Но движение возможно только относительно чего–нибудь покоящегося; и энергий–но движущийся смысл должен во все моменты своего движения оставаться и самим собой, покоиться, быть определенно положенным. Стало быть, число порождает 2) покой в едином. Но покой может только тогда быть наряду с движением, когда он отличается от него, хотя, если он только отличается и абсолютно ни в чем не тождествен с ним, тогда немыслимо и само различие. Стало быть, число порождает также 3) различие и 4) тождество в едином. Итак, число превращает нерасчленимое и сверх–сущее единое в такое единое, которое есть вместе с тем 1) сущее, 2) движущееся (в чистом смысловом и умном движении), 3) покоящееся, 4) раздельное и 5) самотождественное. Число как принцип и потенция сущего порождает пять категорий чистого ума — сущность, покой, движение, тождество и различие.

d) Число есть, таким образом, принцип объединения единого и иного, единого и материи. Если мы будем рассматривать не результат этого объединения, но самый процесс и метод объединения, то это будет именно число. Число есть умное «как» конструирования смысла, смысловой метод конструирования бытия вообще. В этом отношении число как принцип и потенция сущего противостоит энергийно–возникшему сущему и, следовательно, индивидуально–сущему, или эйдосу. Число есть принцип самой категориальности смысла и может быть определено как 1) раздельное 2) тождество 3) в подвижном 4) покое 5) сущего, или — подвижной покой раздельной самотождественности сущего, или — единичность, данная как подвижной покой самотождественного различия.

III. Итак, единое, меон (материя) и число — три основных принципа сущего. Что же получается в результате этих принципов и этих потенций?

a) Прежде всего, мы получаем некоторую границу сущего, точное и резкое оформление, ибо все, что есть смысл и что есть в уме, точно и резко отличается от всего иного. Сущее, оформленное числом, предстает перед нами как некая умная картина, как смысловая изваянность, конкретно осязаемая умом, как некоторая индивидуально проявленная энергия, или как эйдос, лик. Число как бы ваяет умные статуи из неразличимого материала умности.

b) Эйдос есть чисто умная осмысленность сущего, отличная как от энергии сущего (ибо энергия есть принцип действия сущего на меон, а не лик сущего), так и от потенции сущего, или числа (ибо потенция сущего есть тоже только принцип приятия меоном на себя сущего; при этом заметим, что в уме потенция и энергия — одно и то же), и уже тем более отличная и от потенции, и от энергии сверхсущего единого самого по себе. Но, будучи такой оформ–ленностью и умно–оптической изваянностью, эйдос требует двух других — тоже эйдетических — начал, это — умной материи и умного времени.

c) Под материей и временем обычно понимаются чувственные данности. Однако как чувственные данности они возможны лишь в смысле отражения, «подобия» соответствующих умных данностей. Что же такое материя? Что такое чувственная материя, подробно излагается в II 4, 8— 16, в главах, с которыми мы встречались выше. Она есть принцип определения смысла, а именно принцип частичного определения смысла. Смысл есть смысл. Что такое факт смысла? Факт смысла есть та или иная воплощенность смысла, та или иная, следовательно, частичная его данность. В этом и заключается вся феноменологическая сущность материи. Она — иное, инаковость смысла, «восприемник» смысла. И потому ясно, что материя, хотя она сама по себе и не элементы, и не атомы, и вообще не факт, все–таки есть абсолютно необходимый принцип для конструирования факта. Но «чувственная» материя есть инаковость, данная в функции частичного осмысления смысла. Что получится, если мы отбросим эту функцию, а будем рассматривать инаковость саму по себе, инаковость как эйдос? Мы получим тогда «умную» материю, которая как таковая, конечно, раньше чувственной материи, ибо последняя есть только производное и частичное применение первой.

Равным образом и время есть не только чувственно воспринимаемое время, напр. движение и его моменты. Мы должны спросить себя: как возможно самое движение в качестве показателя времени? Что такое время в своем эйдосе? Ибо время как факт, психический или чувственный, всегда есть лишь применение и следствие умного времени. Как для счета десяти лошадей нужно иметь понятие числа вообще и числа десять в частности, так и для измерения чувственного времени нужно время вообще, время как чистый смысл и эйдос. Что такое время как чистый смысл и эйдос? Что такое чисто умное время, если отбросить всякую чувственную и материальную характеристику? Оказывается, что такое чистое время есть не что иное, как вечность, а именно вечная неистощимая энергия и жизнь, свершающаяся за пределами звездного времени. Отсюда Плотин учит, что вечность есть мерило времени; отнявши вечную жизнь, вы должны будете давать времени только тавтологическую характеристику, сводящуюся к тому, напр., что «время есть движение во времени». И только умное движение вечности способно осмыслить чувственное становление времени.

d) Если в уме существуют эйдосы, то есть то, что имеет эти эйдосы. Другими словами, в чистом уме должен быть принцип различия, чтобы получилась раздельность и из–ваянность. Однако, поскольку эйдос есть нечто умно–оптическое, и различенность должна быть здесь тоже умно–оптической а не простым принципом (т. е. потенцией). В уме и эйдосе должна быть такая различенность, которая сама по себе есть эйдос, ум и сущность. Это и есть умная материя.

Понятие умной материи — огромно по своей важности. Обывательское сознание мыслит смысл и умные сущности только лишь как раздельные и самостоятельные понятия. Плотин учит, что в сфере самой умности и понятийности содержится как бы умный материал, понятийная масса, из которой уже получаются самостоятельные и законченные понятия. Это, однако, не физический и не психический и вообще не фактический материал, но — умный и смысловой. Такое понятие умной материи — залог ценности иррационального. Мы привыкли думать, что только рациональные понятия имеют ту или иную значимость. Но жизнь убеждает, что все страсти, эмоции, припадки бешенства и злобы, все аффекты, чувства и т. д. и т. д. — все это имеет тоже свою осмысленность, уже алогическую, и, чтобы быть, все это, как текучее, должно управляться нетекучим умным аналогом, который и есть умная материя. Он — иное эйдоса. Эйдос — точен и осмыслен. Материя — текуча, размыта, алогична, инаковостна. Но эта инаковость, как умная, сама есть эйдос, особый инаковостный эйдос. Такова умная материя [508].

e) Но умная материя есть эйдетическая инаковость статически данного эйдоса. Мы же сказали, что число, оформившее ум и эйдос, есть принцип не только статического различия, но и подвижного различия. Другими словами, в уме и эйдосе должно существовать то начало, которое конструирует их неистощимость и энергийность. Без этого в эйдосе мы имели бы одну и ту же картину, которая застыла и умерла бы раз навсегда, без малейшего проявления жизненности и новизны. Иначе говоря, в уме должно существовать умное время, г. е. вечность, или время как эйдос [509] Оно предстоит как неистощимо являющая себя универсальная целокупность законченного бытия.

f) Итак, если мы имеем ум, или мир эйдосов, то: