b) Эйдос есть чисто умная осмысленность сущего, отличная как от энергии сущего (ибо энергия есть принцип действия сущего на меон, а не лик сущего), так и от потенции сущего, или числа (ибо потенция сущего есть тоже только принцип приятия меоном на себя сущего; при этом заметим, что в уме потенция и энергия — одно и то же), и уже тем более отличная и от потенции, и от энергии сверхсущего единого самого по себе. Но, будучи такой оформ–ленностью и умно–оптической изваянностью, эйдос требует двух других — тоже эйдетических — начал, это — умной материи и умного времени.

c) Под материей и временем обычно понимаются чувственные данности. Однако как чувственные данности они возможны лишь в смысле отражения, «подобия» соответствующих умных данностей. Что же такое материя? Что такое чувственная материя, подробно излагается в II 4, 8— 16, в главах, с которыми мы встречались выше. Она есть принцип определения смысла, а именно принцип частичного определения смысла. Смысл есть смысл. Что такое факт смысла? Факт смысла есть та или иная воплощенность смысла, та или иная, следовательно, частичная его данность. В этом и заключается вся феноменологическая сущность материи. Она — иное, инаковость смысла, «восприемник» смысла. И потому ясно, что материя, хотя она сама по себе и не элементы, и не атомы, и вообще не факт, все–таки есть абсолютно необходимый принцип для конструирования факта. Но «чувственная» материя есть инаковость, данная в функции частичного осмысления смысла. Что получится, если мы отбросим эту функцию, а будем рассматривать инаковость саму по себе, инаковость как эйдос? Мы получим тогда «умную» материю, которая как таковая, конечно, раньше чувственной материи, ибо последняя есть только производное и частичное применение первой.

Равным образом и время есть не только чувственно воспринимаемое время, напр. движение и его моменты. Мы должны спросить себя: как возможно самое движение в качестве показателя времени? Что такое время в своем эйдосе? Ибо время как факт, психический или чувственный, всегда есть лишь применение и следствие умного времени. Как для счета десяти лошадей нужно иметь понятие числа вообще и числа десять в частности, так и для измерения чувственного времени нужно время вообще, время как чистый смысл и эйдос. Что такое время как чистый смысл и эйдос? Что такое чисто умное время, если отбросить всякую чувственную и материальную характеристику? Оказывается, что такое чистое время есть не что иное, как вечность, а именно вечная неистощимая энергия и жизнь, свершающаяся за пределами звездного времени. Отсюда Плотин учит, что вечность есть мерило времени; отнявши вечную жизнь, вы должны будете давать времени только тавтологическую характеристику, сводящуюся к тому, напр., что «время есть движение во времени». И только умное движение вечности способно осмыслить чувственное становление времени.

d) Если в уме существуют эйдосы, то есть то, что имеет эти эйдосы. Другими словами, в чистом уме должен быть принцип различия, чтобы получилась раздельность и из–ваянность. Однако, поскольку эйдос есть нечто умно–оптическое, и различенность должна быть здесь тоже умно–оптической а не простым принципом (т. е. потенцией). В уме и эйдосе должна быть такая различенность, которая сама по себе есть эйдос, ум и сущность. Это и есть умная материя.

Понятие умной материи — огромно по своей важности. Обывательское сознание мыслит смысл и умные сущности только лишь как раздельные и самостоятельные понятия. Плотин учит, что в сфере самой умности и понятийности содержится как бы умный материал, понятийная масса, из которой уже получаются самостоятельные и законченные понятия. Это, однако, не физический и не психический и вообще не фактический материал, но — умный и смысловой. Такое понятие умной материи — залог ценности иррационального. Мы привыкли думать, что только рациональные понятия имеют ту или иную значимость. Но жизнь убеждает, что все страсти, эмоции, припадки бешенства и злобы, все аффекты, чувства и т. д. и т. д. — все это имеет тоже свою осмысленность, уже алогическую, и, чтобы быть, все это, как текучее, должно управляться нетекучим умным аналогом, который и есть умная материя. Он — иное эйдоса. Эйдос — точен и осмыслен. Материя — текуча, размыта, алогична, инаковостна. Но эта инаковость, как умная, сама есть эйдос, особый инаковостный эйдос. Такова умная материя [508].

e) Но умная материя есть эйдетическая инаковость статически данного эйдоса. Мы же сказали, что число, оформившее ум и эйдос, есть принцип не только статического различия, но и подвижного различия. Другими словами, в уме и эйдосе должно существовать то начало, которое конструирует их неистощимость и энергийность. Без этого в эйдосе мы имели бы одну и ту же картину, которая застыла и умерла бы раз навсегда, без малейшего проявления жизненности и новизны. Иначе говоря, в уме должно существовать умное время, г. е. вечность, или время как эйдос [509] Оно предстоит как неистощимо являющая себя универсальная целокупность законченного бытия.

f) Итак, если мы имеем ум, или мир эйдосов, то:

1. Принцип^ или потенция, самой умности как таковой, или эйдетичности, или принцип самой умности сущего (в уме) есть число (как целостный результат двух других высших принципов, единого и меона);

2. Принцип, или потенция, самой умности как таковой, данный как выполнение умности (сам принцип есть только исток и корень, задание, в то время как должно быть, в силу значимости самого же принципа, еще и истекшее, выросшее, выполненное), есть энергия умности, а энергия той или другой умной индивидуальности есть эйдос (стало быть, эйдос есть индивидуализированное число);

3. Эйдос, данный как смысловое полагание, вернее, положенность, или как покой, есть умный факт, как наличие смысла, отличного от всего, что не есть эйдос; данный как смысловое движение он есть порождение и смысловое творчество, энергия умности, что при соотнесении с неэйдетическим бытием, с иным, с не–сущим и не–умным, есть время ума, умное время, или вечность, неистощимость эйдетических воплощений и становлений; эйдос, данный как умная различенность, как инаковость и восприемник, носитель смысла, вносящий в него умные различия, есть умная материя\ данный как самотождественность смысла везде и во всем, есть осмысленность как таковая, смысл эйдоса, и, наконец, данный как сущее, т. е. как трансформированное в категориальную структурность сверх–сущее одно, сверхкатегориальное единое, есть единое смысла, или смысловая индивидуальность, смысл как индивидуальность.

g) Умный предмет, энергийно порожденный числом, есть, стало быть, 1) индивидуальность (сущее) 2) смысла и ума (тождество), 3) полагающая себя (покой) как 4) умно–телесный, т. е. расчлененно–множественный (различие), факт 5) живой вечности (движение). Или: умный предмет есть смысловая выраженность числа, символ числа. К этому необходимо прибавить, что число, доселе рассмотренное как умный принцип, может быть само рассмотрено как эйдос, т. е. как эйдос того или другого определенного числа (1, 2, 3, 4 и т. д.); и тогда такое число разделяет все свойства только что формулированного эйдетического умного предмета, т. е. число как эйдос будет порождением числа как принципа, или потенции (при посредстве числа как энергии).

Отсюда мы видим, какой интимной основой своей связано все сущее с числом. Число — порождает все, и прежде всего умные предметы. Разница между всяким эйдосом и числом только та, что число, если его брать тоже как эйдос, есть как бы умный контур, силуэт и смысловой скелет эйдоса вообще. Вещь и есть число, рассмотренное как контур умной индивидуальности. Каково, далее, отношение числа и времени? Число и есть время, рассмотренное в неподвижности своего умного движения, движения — как эйдоса. А что такое время? Время и есть число, рассмотренное в подвижном разнообразии своего умного покоя. Число — неподвижный образ вечно–движущейся умной жизни. Время — подвижной образ вечно–покоящейся умной жизни в себе. Каково, наконец, отношение числа к материи? Число и есть материя, рассмотренная с точки зрения порождения ею все новых отличных друг от друга ликов, или с точки зрения ее покоящейся самотождественности. Материя и есть число, рассмотренное с точки зрения результата его осмысливающих функций или, точнее, с точки зрения его подвижной различенности.

IV. а) До сих пор говорилось о числе, как потенции, энергии и эйдосе исключительно умного мира, исключительно сферы чистого смысла. Но этим роль числа не кончается. Поскольку все умное не только самоосмысляется, но осмысляет и все иное, число продолжает играть первенствующую роль и в дальнейшем.

b) Для этого необходимо, чтобы сконструированные нами умно–оптические эйдосы в свою очередь стали играть роль принципа и потенции, но только уже не в отношении ума же (для последнего мы формулировали выше другие принципы), а в отношении иного, в отношении того, что не есть ум, а только степень и часть его, т. е. в отношении души и далее — тела.