О других, более мелких сокращениях говорить не стоит.

Конечно, мы не имеем права выкидывать эти тексты, раз они есть в вульгате. Но мы сейчас занимаемся не текстами (как тексты я их в своем месте проанализировал), а логической связью и системой аристотелевской критики платонизма. А с такой точки зрения можно выкинуть и еще кроме этого много другого, хотя я и ограничился самыми главными исключениями.

Итак, сделавши эти сокращения, попробуем бросить общий взгляд на критику платонизма в XIII—XIV кн. «Метафизики».

с) Два основных вопроса должны быть поставлены в первую очередь. Первый: каков предмет этой критики, или что именно Аристотель имеет в виду в платонизме? И второй: с какими презумпциями Аристотель подходит к этой критике? Решение этих двух вопросов приведет нас к рассмотрению в определенной системе и самой критики.

Итак, каков предмет аристотелевской критики и какие стороны в платонизме она выделяет? Я думаю, что все наше предыдущее изложение с достаточной ясностью показало, что Аристотель имеет в виду две основные проблемы платонизма, I. учение о субстанциях и II. учение о принципах. Как указывалось выше, есть даже основание считать, что различие этих двух проблем и есть различие XIII и XIV книг. Но так или иначе, а это, несомненно, есть то основное, что Аристотель выделил во всей платонической философии и чему посвятил свое почти исключительное внимание. Дальнейшие разделения вытекают из нашего анализа аристотелевского текста. Ясно при первом же беглом ознакомлении с содержанием XIII книги, т. е. с критикой учения о субстанциях, что эта критика движется в трех направлениях. Именно, критикуется учение о IA. математических, IB. идейных и 1С. математически–идейных субстанциях. То же, хотя и в несколько менее пространной форме, находим мы и в критике учения о принципах. Тут у Аристотеля — критика НА. математических, IIB. идейных и IIC. математически–идейных принципов.

Наконец, каждый из всех этих отделов также может быть рассматриваем более расчлененно. А именно, каждую субстанцию и каждый принцип можно рассматривать как в их внутренней раздельной структуре, так и в их целостной структуре как таковой, независимо от деталей ее конструкции. Также можно отдельно говорить о внешних функциях этой субстанции, или принципах, — например, о функциях среди вещей, о причинном, осмысляющем и т. д. отношении к вещам. Поэтому возможны такие отделы: IA математические субстанции а) внутри себя, b) в своей целости в себе, с) вне себя; IB идейные субстанции а) внутри себя, b) в себе, с) вне себя; 1С идейно–математические субстанции а) внутри себя, b) в себе, с) вне себя. То же разделение возможно и в учении о принципах: IIAa, IIAb, ПАс; ИВа, IIBb, IIBc; НСа, IlCb, IICc.

Что предмет аристотелевской критики взят правильно, об этом едва ли приходится сомневаться. Платонизм действительно заключается главным образом в определенном учении о субстанциях и принципах. Здесь — самый центр всей платонической философии.

d) Таково формальное значение предмета критики. Но что такое этот предмет в своем существе? О чем учит Платон в своей теории субстанций и принципов?

Эта теория есть диалектика. Принципы прежде всего — два взаимно противостоящих момента одного и иного. Одно, или «Единое», берется как наиболее абстрактное, как первичная и минимальная точка смысла. Чтобы быть, оно отличается от «иного», «не–одного», «многого», неопределенного, «Неопределенной Двоицы» т. е. порождает это инобытие, самопротивополагается с ним. Однако это самопротивоположение возможно только тогда, когда есть и самоотождествление, ибо Единое, отличаясь от иного, получает границу, а граница есть настолько же Единое, насколько и неопределенное; граница не мыслима ни без Единого, ни без Двоицы, хотя она сама в себе не есть ни то, ни другое, а нечто третье. В границе, таким образом, синтетически совпадает точка Единого с антитезисом инобытия, или Неопределенной Двоицы. Итак, из двух перво–принципов мы получаем определенное единое, или делимое единое, саморазличающееся единое, или число. Число есть, таким образом, диалектический синтез Предела и Беспредельного, Единого и Неопределенной Двоицы. Это, конечно, еще не арифметическое число. Это — очерченная раздельность чистого смысла, чисто смысловой рисунок, чисто умное саморазличающееся единство. Это — идеальное число, или, как говорит Платон, «эйдетическое», т. е. «видовое» (вид = рисунок, статуя), число. Но это число, подобно Единому, в свою очередь вступает в диалектическое взаимоотношение с инобытием, отличаясь от него и, затем, отождествляясь с ним. Раньше число было просто раздельным единством, без дальнейшего содержательного наполнения. Теперь это уже готовое, сформированное число, вступая в диалектическое взаимоотношение с инобытием, получает новое содержание, материал, который и начинает наполнять формальную структуру числа. Получается содержательно наполненное число, или раздельное единство, обладающее определенным характером содержательного смысла. Это значит, что мы получили идею. Идея богаче числа, ибо последнее — формально, она же есть наполненный содержанием смысл. Наконец, число и идея в свою очередь вступают во взаимоотношение с инобытием. Получаются дальнейшие категории диалектики. Так идеальное число, вступивши в диалектическую связь с инобытием, переходит, между прочим, в структуру, в которой отдельные точки мы начинаем представлять отдельно, не в их общей картинной совокупности; мы смотрим, как функционирует идеальное число в вещах, и видим, что на вещах могут отражаться иногда только одни эти изолированные точки. Получается уже не число, а количество, или арифметическое число. Мы можем также говорить о функционировании идеи в материи — получается категория качества вещи. Наконец, получается и сама вещь, как тоже один из результатов диалектического взаимоотношения идеи и инобытия, или материи. Поэтому можно, следуя самому Аристотелю в том, как он излагает Платона (I 6, 9), установить такой иерархический и диалектический ряд: 1) Единое («иное»), 2) Число, 3) Идея, 4) Арифметическое число (или количество) и Качество, 5) Вещь.

Систему платонизма можно излагать с любой степенью детализации, но для наших целей достаточно и сказанного. То, что Аристотель называет субстанциями у Платона, это есть, очевидно, идеи; а то, что он называет принципами, есть, очевидно, Единое и Двоица. Мы теперь знаем предмет аристотелевской критики по его существенному содержанию. С какой же презумпцией подошел Аристотель к этому предмету? В чем заключается его собственная философская позиция в анализируемых вопросах? Без уяснения этого пункта содержание и происхождение самой критики не может быть усвоено с достаточной отчетливостью.

е) Аристотель подходит к миру с живейшей потребностью описать его смысловое богатство. Его мало интересуют теоретические дедукции сами по себе. Логика сама по себе его очень интересует. Но она не есть для него, как для Платона, учение о бытии со всем его содержанием. Она для него — учение о мысли как инструменте науки. Только в этом смысле она онтологична и реальна. Логика же как учение о содержательном бытии для него не существует. Он берет не логику, а живой опыт, и — хочет его описать. Правда, и Платон хотел описать свой живой опыт. Но у Платона это не было описанием некоей данности, но само описание и было имманентной стихией этой данности: диалектика для него и есть единственно возможное учение о бытии. Для него нет диалектики и онтологии. Аристотель же исходит именно из абсолютной данности космоса, не вовлекает его в систему своих логических дедукций, но лишь описывает его, твердо зная, что космос — это одно, а его описание — это другое. Для Аристотеля существует вещь как абсолютная данность, как абсолютный упор; и он их ниоткуда не дедуцирует. На фоне этих вещей — единственно возможных субстанций — он выделяет существенное из моря несущественного, находит тут формы, эйдосы, или смыслы вещей. Как и у Платона, эти эйдосы противостоят текучему многообразию вещей и являются подлинным предметом знания. Но они не отделены от вещей; их нет как самостоятельных субстанций; они есть лишь абстрактно выделяемые из вещей их смысловые очертания. Они не суть действительность. Они — мысленно выделяемые потенции реальных вещей. Таковы же и числа. Единое, число, идея, форма — все это абстрактно выделяемые смысловые потенции вещи, на самом деле не существующие, но лишь мысленно данные тому, кто задался целью разложить вещь на ее логически составные моменты. Для Платона эти абстрактно выделяемые моменты не только суть нечто, но это нечто находится во всесторонней диалектической взаимозависимости. Для Аристотеля же чистая мыслимость не есть реальность. Реально для него только чувственное. Поэтому реальность мыслимого он понимает лишь как значимости мыслительной абстракции.

Чтобы отчетливо понимать аристотелевскую критику платонизма, надо раз навсегда усвоить себе эту философскую платформу Аристотеля. Тут царит полная спутанность в большинстве изложений Аристотеля, и надо в ней уметь ориентироваться. Нельзя, как это обычно делается, излагать Платона «сверху», забывая, что конечная цель его дать теорию космоса и отдельных чувственных вещей, а Аристотеля излагать «снизу», забывая, что его конечная цель есть возведение всех чувственных вещей космоса к мировому Нусу и его мышлению. Если мы сумеем уберечься от столь несправедливого сравнения обоих мыслителей и станем на какой–нибудь один общий, или дедуктивный и индуктивный, путь, тогда отчетливо выяснится и все их расхождение. Иначе это расхождение будет затемнено разными случайностями внешней формы, в которой дошли до нас сочинения обоих мыслителей.

Возьмем, например, дедуктивный путь (в обратном порядке это будет индукцией). У Платона на этом пути по–строяется упомянутый выше ряд: 1) Единое («иное»), 2) Число («идеальное»), 3) Идея, 4) Арифметическое Число, 5) Вещь (Космос). У Аристотеля: 1) Нус и его мышление, энергия, эйдос эйдосов, чистая форма и смысл; 2) Космос и отдельные входящие в него вещи; 3) идеи и числа, или отдельные формы, абстрактно выделяемые из вещей. В чем тут разница между Платоном и Аристотелем? Единое Платона не есть для Аристотеля особая субстанция. Оно растворено в Нусе. Нус — одинаковый у Платона и Аристотеля. Он одинаково есть там и здесь форма форм, или смысл. Он одинаково там и здесь есть чистое и абсолютное самосознание и мышление. Там и здесь одинаково мышление Нуса создает энергийно весь космос и все входящие в него вещи. Там и здесь одинаково Нус содержит в себе вечные идеи или формы, являющиеся прообразами для чувственных вещей. Но тогда в чем же дело? В чем подлинная разница между платонизмом и аристотелиз–мом?

f) Я могу сказать только одно: вся разница в том, что вместо платоновской диалектики мы имеем у Аристотеля формальную логику и феноменологию.