Мы окружены страданием. Со всех сторон, отовсюду врываются резкие ноты страдания в нашу жизнь. Ежедневная газета приносит сообщения о страданиях — странных, ненужных, казалось бы, ужасных: разбился самолёт, с ним столько–то пассажиров; столько–то людей сгорело живыми; столько–то разбилось в автомобильной катастрофе; такие–то умирают в страданиях в больнице… Господи, зачем это нужно? А эти жертвы, павшие в войне, обезображенные, растерзанные трупы, или оставшиеся в живых, но изуродованные калеки? Не хочется слышать этого, но это окружает нас со всех сторон. А эти разрушения по всему миру? Половина Европы в развалинах; обугленные трупы, вытаскиваемые из подвалов разрушенных домов. Великие произведения европейского искусства, соборы и замки Средних Веков и эпохи Ренессанса, дворцы 18–го века, музеи, библиотеки, великие русские национальные святыни и памятники древности — плод стараний и трудов десятков поколений — превращены в груды мусора и развалин. А надругательство над людьми в концентрационных лагерях — большевистских и гитлеровских, а пытки там и здесь. И — главное — система беспросветного большевистского террора, царящего над одной пятой земного шара. Как может все это быть? Конечно, человек сам виноват, но расплачиваются–то те, которые, может быть, менее всего виноваты, невинные жертвы чужой злобы и темных сил, захвативших власть в мире. Что это? Слепой случай? Но тогда нет Провидения Божия.

«Близ Господь сокрушенным сердцем и смиренных духом спасет». Нельзя же нам ограничивать ни милосердие ни всемогущество Божие, чтобы объяснить загадку страдания. Благой Бог, но не абсолютно всемогущий; всемогущий Бог, но взирающий лишь на общий конечный результат и равнодушный к страданию нашему — оба представления равно неприемлемы и приближаются к безбожию или искажению образа Божия. «Бог есть Любовь» — вот основной, центральный догмат христианства. Он — единый, всемогущий Бог, Творец и Владыка мира. Страдание Им допущено. Как это примирить?

Это примиряется не рассуждением, не тонкостями богословия и философии, а фактом Его близости, Его близости даже в страдании нашем, Его близости к нам особенно в страдании нашем.

2

Близость Его в страдании — это не объяснение нашего страдания, но это — преображение страдания. Что–то новое открывается, что–то новое дается, какие–то двери распахиваются перед нами в глубину, в глубинную сущность бытия, в глубины Божии. Преображение страдания, освящение страдания. Для христианина — корень и основа этого даны в добровольном страдании Сына Божия.

Страдание есть дверь, но страдание не только — Дверь: оно может быть и чем–то большим. Оно может быть выражением близости Божией к нам уже теперь, быть началом присутствия Божия в нас: через Крест Господень. Есть огромное достоинство в страдании, в нищете и лишениях, которые смиренно и послушно принимаются из рук Божиих. Есть радость в наготе от всякого личного имущества, в утрате всякого земного достояния; тем сильнее ощущается и понимается, что Бог — есть достояние мое и сокровище мое, что Он — то, что единственно пребывает из всех благ мира, и что, чем больше мы теряем их, тем ближе Он к нам, тем больше мы можем приобрести Иго.

Труднее это, по–видимому, при физических страданиях, тут сдвиг из нашего «я» должен быть, пожалуй, еще сильнее, тут еще труднее, пожалуй, бывает, и своей силой мы часто этих страданий преодолеть не можем: просто не хватает сил. Но бывает просветление и этого страдания, преображение и этого страдания. Даже и Сын Божий молился, чтобы миновала Его чаша сия. Но выпил ее, и победил, вися на Кресте, и ужас страдания и одиночества и самую Смерть.

«Да будет воля Твоя!» — в этом сдвиг, в этом — ключ к иной, новой плоскости, в которую мы переступаем, или вернее, врастаем: через подчинение, сознательное и вольное, нашей воли воле Божией. В этом — тайна, и благословенность и центральный смысл страдания. Поэтому Крест Христов, принятый наши, становится для нас источником жизни.

В Кресте Христовом излилась безмерная любовь Божия. Кресту Христову нет параллелей, нет ничего в духовной истории мира подобного ему. В действительности физической он был окружен двумя крестами — двух сораспятых разбойников. В плоскости духовной он высится одиноко, он не сравним ни с чем. Он один — путь примирения между Богом и миром. Это есть событие совершенно исключительное, парадоксальное, поражающее нас, смутительное и радостное, ни на что не похожее. В том–то и дело, что это — исключительно и неповторимо.

«Когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе». Сие сказал Он, давая разуметь, какою смертью Он имеет умереть (Ин. 12. 32–33). И в том же Евангелии говорится, что последним словом Распятого на кресте было: «Совершилось» (ТЕТЕЛЕСТАИ, Ин. 19. 30): решающе совершилось. Прорыв Божий в мир совершился до конца — до смерти. Дальше идти некуда, большего сделать нельзя: Большей любви нет. Вот в этом — смысл распятия на кресте. Большей глубины нет, до которой смогла бы снизойти Любовь Божия. «На землю снизшел еси, да спасеши Адама, и на земли того не обрет, даже до ада снизшел еси ищай» — восклицает Церковь на утрене Великой Субботы. Крест есть «мир наш», примиривший мир, человека с Богам, близких с дальними. Все привлекаются: преграда, «средостение», разделяющее нас, снимается.

Совершилось! Излилась до конца Любовь, проявилось до конца послушание Сына Божия, — Он же и Сын Человеческий. Поэтому и встретились на кресте, в Кресте Божием, в нем одном — отдающая себя до конца Любовь Божия ради спасения мира («так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего…») и послушание до конца, предание Себя до конца воле Отца, даже до смерти крестной. Встретились Любовь Божия и полнота предания себя, полнота послушания человеческого — в лице Сына Божия. Пути от Бога к нам и: от нас к Богу встретились на Кресте, слились в одно — в распятии Богочеловека.

«О глубина неисследимая! О чудо недомыслимое!» — так созерцает это Церковь. «Всякое познание превосходящая Любовь Христова», говорит апостол Павел.

Непонятно, но факт. Трудно себе представить, но покоряет душу, но живит душу — животворит и осмысляет даже и страдание наше. Почему и как страдание наше животворится, освящается и преображается Крестом Христовым? Это одна из самых великих тайн жизни христианской, не учебников богословия, а именно жизни во Христе, в Нем уже теперь скрытой, с Ним состраждущей, и с Ним и в Нем теперь уже сокровенно прославленной.

4