Стремление к Богу приводит нас, следовательно, к тому, что мы выходим за пределы даже нашей духовной природы (экстаз) и что устремление нашей любви к Богу никогда не может остановиться, потому что мы никогда не сможем объять бесконечного богатства бытия Божия (эпектаз). Посколько пребывание в Боге выше нашей природы может быть лишь очень приблизительно выражено в человеческих понятиях и словах, все описания богообщения в свою очередь всегда приблизительны. Однако, говоря о своем опыте богообщения, святые употребляют те же понятия, которые выражают содержание всей христианской жизни. Более всего они говорят о любви и свете (т. е. духовном явлении Истины); но говорят также и о блаженстве, радости, мире, о красоте, святости и мудрости Божией и т. д. Но все эти понятия лишь как бы отпечатки в нашем разуме Божественного бытия.

Мы уже высказывали мысль, что наш «выход» из нашей собственной природы возможен только потому, что в духовном бытии личность и природа (или сущность) не тождественны друг другу, хотя они составляют одно целое и не существуют друг без друга. Благодаря этой нетождественности личности своей природе личность может жить и чужой природой, приобщаясь ей, но так, что обе природы не сливаются. Сын Божий стал человеком, не перестав быть Богом. Христианин должен стать «богом по благодати», не переставая быть человеком. Разумеется, Христос родился человеком, чтобы быть им вечно; наше «обожествление» всецело зависит от милости Божией; оно не становится нашим естественным состоянием, но навсегда остается даром Божиим. Однако, человек может жить в Боге и Богом, жить Божественной жизнью: в этом и состоит подлинное бо–гообщение.

В единении с Богом человек достигает «обо–жения». Слово это постоянно употребляется отцами, чтобы выразить соединение человека с Богом в их глубочайшем взаимообщении. Первый слово «обожать» («делать богами») употребляет Климент Александрийский… Св. Ипполит пишет: «живя на этой земле, ты познал небесного Царя; ты станешь родным Богу, сонаследником Христу, не подчиняясь более ни страстям, ни болезням. Потому что ты стал богом… Бог обещал дать тебе все блага, свойственные природе Божьей, когда, рожденный для вечности, ты будешь обожен…» Дионисий Ареопагит утверждает даже, что «спасение не может осуществиться, сели спасаемые не обожены; обожение есть усвоение Бога и соединение с Ним в меру возможности…» Св. Иоанн Дамаскин говорит об Адаме, что телом он жил в «божественной и прекрасной стране», но душой «он пребывал в высшем месте несравненной красоты, имея жилищем своим Бога, жившего в нем и служившего ему великолепной одеждой (ибо он был одет благодатью), питаясь и наслаждаясь, как ангел, сладчайшим плодом богосозерцания (что было справедливо названо древом жизни)». В самом деле, причастные Богу в созерцании имеют бессмертие. «Своим устремлением к Богу человек был обожен: обожен причастием великолепию Божию, но не превращаясь в божественную сущность…» Идею обожения мы находим у всех великих Отцов, начиная с Афанасия Великого.

Обожение достигает своего завершения в том сверхприродном богообщении, о котором только что шла речь. Но оно не исчерпывается им. Во–первых, вся благодатная жизнь есть уже путь обожения; всякий человек особенно же христианин, хоть сколько–нибудь причастен Богу. Во–вторых, обожение относится не только к человеческой личности (сердцу человека), но и ко всему нашему составу. Божественными силами проникаются все душевные свойства человека. Так св. Максим Исповедник пишет, что Адам должен был обладать по благодати «тем же совершенным знанием вещей, как Бог, по причине преображения его ума и чувств ради обожения». И тело по учению отцов проникается благодатью, становится святым, освященным, духоносным, светозарным. Наконец, и весь тварный мир и ныне есть храм Божий, в конце же времен будет местом явного присутствия Божества, как о том ясно учат апостолы Иоанн и Павел и все православное богословие.

Книга Бытия и отцы описывают жизнь Адама в раю, как состояние постоянного и непосредственно го богообщения. В падшем состоянии человека бо–гоприсутствие стало или скрытым и незаметным для нас или особым даром Божиим… Мы не должны забывать слов Нового Завета, что «мы существуем и движемся» Богом, и что Сын Божий есть «Свет Истинный, просвещающий всякого человека, приходящего в мир». Своим непрестанным действием Бог и поддерживает бытие твари и дает возможность бесконечного развития нашей духовной жизни. Помимо того, во все времена были избранники Божии, которые, несмотря на свою греховность, удостаивались очевидного для них богообщения. Однако, Богу было угодно «замыслить о нас нечто лучшее», т. е. дать всему человечеству возможность полного обновления и соединения с Богом. И это «лучшее» совершилось через боговоплощение.

Христос, Сын Божий и Сын Человеческий, преодолел в Себе все зло — Своей жизнью, смертью и воскресением. Соединив в Себя Божественную и человеческую природу, Он положил основание новому человечеству или даже «богочеловечеству», ибо подлинно христианская жизнь есть одновременно человеческая и Божеская. Во Христе мы стали детьми Бо–жиими, «причастниками Божественного естества». Со Христом мы на небесах, а на земле мы — посланники Бога для совершения Его дела в мире.

«Бог соединился с нашей природой, чтобы благодаря соединению с Божественным сама наша природа стала Божественной», пишет св. Григорий Нисский. И бл. Феодорит Кирский говорит, что Христос «и ныне заступается за нас, как Человек, для нашего спасения. Потому что Он (пребывает на небе) с нашим телом, воспринятым, чтобы и меня сделать богом, силой Его воплощения, хотя Он и не видим теперь во плоти…» По св. Кириллу Александрийскому, благодаря Христу не только восстановлена «первозданная красота» нашей природы, но мы вознесены выше достоинства нашей природы. Плоть наша во Христе проникнется нетлением и бессмертием, как раскаленное железо проникается огнем… И св. Иоанн Дамаскин учил, что «мы были воистину освящены, когда Бог Слово стал плотью, усвоив все наше кроме греха; когда Он, без смешения с ней, соединился с нашей природой». Он обожил ее благодаря взаимному проникновению в Нем Божеской и человеческой природы.

Приобщение Христу невозможно для нас без содействия Духа Божия: наши силы слишком слабы, мы слишком легко сбиваемся с пути… Св. Иоанн Дамаскин писал, что Дух Св. пребывает в святых уже в земной жизни; «благодать Св. Духа остается неотделимой от души святых» и даже от их тел в гробах и их изображений на иконах после их кончины. Дух Св. восстанавливает в нас образ Божий и обожествляет нас, соединяя со всей Св. Троицей… Св. Кирилл Александрийский подчеркивает, что мы причастны не безличной духовной силе, но ипостасному Св. Духу, «Мы храмы истинно сущего Духа; благодаря Нему и мы тоже названы богами; соединяясь с Ним, мы входим в общение с Божественной и неизреченной природой». Но Дух Св. не дает нам ничего иного кроме того, что заключено во Христе.

Великое значение Церкви заключается именно в том, что в ней на земле пребывает Бог. По существу своему Церковь и есть единство Бога и людей во Христе, тело Христово, напоенное Духом Божиим. Благодатью Св. Духа через Христа в Церкви непрестанно совершается богообщение. Церковь есть царство любящих Бога всем сердцем и всей душой и всей крепостью. Разум Церкви — разум Христов; он не перестает созерцать Истину Божию; все христиане могут быть причастны этому созерцанию.

Нельзя забывать духовной сущности Церкви. Существо Церкви — единство наше с Богом в любви и истине. Но на земле оно выражается в особых формах: таинствах, иерархической и церковной организации, богословии, богослужении, церковной культуре.

Все таинства имеют своим назначением исцелить и преобразить нашу природу и приблизить нас к Богу. Крещение есть новое рождение во Христе, получение начатка нового богочеловеческого бытия. Миропомазание есть усвоение даров Духа, необходимых нам для жизни, или запечатления нашей природы «печатью Духа». Евхаристия есть духовное питание, т. е. приобщение Христу через Его тело и кровь. У св. отцов более всего подчеркивается, что литургическое причастие Христу преображает нашу плоть и сообщает ей бессмертие. Посколько смертность связана прежде всего с телом, то и «лекарство бессмертия» (как отцы называли причащение) нужно более всего телу. Но участие наше на литургии приобщает нас и всей жизни Христовой и Его искупительному подвигу… Таинство покаяния и елеосвящения! исцеляет нашу душу и тело… Таинство брака освящает семью, делая ее малой Церковью; естественная любовь в семейных отношениях должна стать христианской; рождение детей — началом их духовного возрастания… Таинство священства дает благодатные дары для иерархического служения.

Иерархическая организация Церкви выражает и скрепляет единство Церкви, направляет ее жизнь, как целое. Нет единства без возглавления, а без единства в Церкви не было бы ни любви, ни того духовного богатства, которое состоит из всех даров Божиих, данных Церкви и усвоенных и преумноженных многими поколениями истинных христиан. Призвание иерархии — вести к Богу и в то же время быть посланниками и как бы представителями Бога среди людей. Вождями Церкви являются не только епископы и священники, но и святые: вся жизнь их — поучение для нас («путеводители к Богу»); главное же — Бог пребывает во святых неизмеримо более, чем в остальной твари, святые преимущественно перед другими богоподобны, поэтому близость ко святым есть близость к Богу.

Церковное богословие обращено к нашему уму и книжно по форме. Никто не должен быть в плену у книг, у словесных описаний или рациональных систем. Но каждое правильное описание, понятие, суждение или рассуждение открывает нашему уму возможность увидеть нечто в предмете познания, чего без них он, может быть, не узнал бы. Ложные описания, понятия и суждения, очевидно, уводят нас от реальности и искажают в нас ее облик. Чем развитее наше мышление, тем тоньше и цельнее будет наше представление о действительности. Однако, созерцание действительности есть подлинная цель знания; книжное знание может только подвести нас к нему… Это относится и к богословию: оно несомненно призвано открыть нам истинный путь к созерцанию духовной реальности, научить нас жить и привести нас к Богу; оно развивает силу, тонкость и чуткость нашего ума: оно обличает в нас всякую ложь и грех. Но цель богословия не в нем самом, а в том, чтобы достичь созерцания Истины и совершенной любви. Наименьший плод богословия должен быть смирение; если же мы надмеваемся нашим знанием и тем более, если мы самую правду приспосабливаем к нашим склонностям и порокам или науку обращаем в схоластику и снобизм, то богословие становится для нас пагубным.

В обычном богословии с духовной точки зрения есть неизбежная односторонность — самая его интеллектуальность; хороший богослов может быть человеком безвольным и бесчувственным. Однако, этот недостаток связан с общим несовершенством нашей души и может быть преодолен сознательным усилием и искренней и всесторонней преданностью истине, иначе говоря — живым, а не отвлеченным и узко профессиональным подходом к знанию.