Нет, сказали образованные, слепой веры они не хотят. «Бывает нечто худшее, — возразил я, — слепое знание. У нас всего два глаза, чтобы посмотреть на мир. Но мир так велик, что нам нужна тысяча глаз. С нашими жалкими двумя глазами мало что увидишь. Так что же мы можем сказать о мире и чему можем научить? Никто из нас не видел Илыо–пророка. Но мы не знаем, почему: потому что его не существует или потому что нам не дано его видеть». Образованные засмеялись и сказали, что у них много других забот. Они хотели бы вернуться к нашему разговору после того, как мир станет более совершенным, и они избавятся хотя бы от части своих забот. Между тем мои заботы были теми же самыми, что и у крестьян. Поэтому я думаю, что образованные господа были непоследовательны. Убедить легковерных с помощью хитроумного аппарата легче, чем вести дискуссию с верующим.

* * *

Основателя своего мира — его называют Ленин — они вложили после его смерти в стеклянный гроб. Они набальзамировали его тело, впрыснули парафин в щеки, желая на десятки лет предохранить его от разложения. Прозрачный гроб они установили посереди двора, окруженного мощными стенами, откуда они управляют наследством мертвеца. И всякий человек этого народа, и всякий гость страны может увидеть мертвого, который выглядит как живой, погруженный в сон. Некоторые люди по–детски верят в то, что он действительно спит, и его сон всего лишь временный отдых.

Для чего набальзамировали они мертвое тело и выставили его напоказ в своего рода праздничной витрине? Им хотелось бы отобрать у вечности хотя бы частицу того, что принадлежит ей по праву. И поскольку победить смерть все еще невозможно, они пытаются одержать победу хотя бы над телом, подверженным закону разложения. Что за хвастливая и в то же время наивная угроза по адресу смерти! «Ты отняла его у нас, — сказали подметальщики смерти. — Но мы сумели сберечь его для себя. Мы покажем его всему миру таким же, каким он был при жизни.

Если бы они могли услышать ответ смерти, то услышали бы, наверное, вот что:

«Ваши угрозы наивны, ваша гордость — бессмысленна. Я хотела отнять у вас не его облик, а его душу, а ведь ее‑то вы и любили. Она угасла как лампада, я вынула из нее фитиль и масло, пустой сосуд можете оставить себе, меня это больше не касается. Не один большой светильник я уже загасила, и люди поставили им памятники. Это умнее, чем то, что делаете вы. Ибо памятник не отрицает моего закона, но лишь подтверждает его. И подтверждая мою власть, именно этим и одерживает надо мной победу. Таков единственно почтительный и благочестивый способ воскрешения мертвых, который доступен обитателям земли. Вы же не воскрешаете умершего, вы лишь продлеваете существование его телесной оболочки. Но отчего бы мертвому телу не стать пеплом и прахом? Разве человек создан из парафина и воска затем, чтобы снова превратиться в парафин и воск? Если уж вы чтите мертвого так глубоко, как утверждаете, разве не видите вы, что не должно выставлять его напоказ как цирюльник выставляет восковые бюсты с париками. Чем же вы так гордитесь передо мной, смертью? Вы ничего не вырвали из моих рук. Только самих себя лишили вы достоинства, себя и своего мертвого».

Но подметальщикам не дано было слышать голос смерти. Да она к ним и не обращалась. Она говорила сама с собой и была преисполнена сочувствия к людям.

* * *

Неподалеку от города жил праведный человек, и мне дали совет пойти к нему. Без сомнения, он был одним из тридцати шести праведников[384], о которых в писании говорится, что бытие мира зависит от них и только от них и что они, неузнанные людьми во всем своем величии, обретут славу только на небесах, на земле же живут незаметно и разобщенно. Еще о них говорится, будто они умеют толковать язык зверей, пение птиц и даже молчание рыб. К этому праведнику я и отправился.

Жил он в скудости, но так одиноко, что его тесное жилище казалось просторным. Королевское великолепие одиночества окружало его, и вся земная нищета терялась в этом великолепии, как песчинка в широком порыве ветра.

С ним поступили несправедливо, ибо в писании говорится, что праведник должен страдать[385]. В этом праведник подобен Богу, и такая милость была ему оказана. Праведник никогда не бывает неправедным, даже по отношению к неправедным, каковы ты и я. И только потому, что мы не в состоянии до конца понять праведника, мы говорим, будто бы он прощает врагам своим.

Праведник, о котором здесь идет речь, был брошен в тюрьму. О нем сказали, что он хочет отнять у народа свободу, и это о том, кто ненавидит рабство и живет ради того, чтобы все были свободны и не было рабов! Он переносил несвободу и физические страдания с достоинством праведника. В тюрьме он был так же одинок; его окружал крепкий панцирь одиночества, прочнее железа.

С этим человеком я и вел разговор. Я сказал ему, что в этой огромной, богатой и прекрасной стране я вижу знаки Антихриста и боюсь, что одному ему и досталась здесь победа. «Нет, он не победил, —отвечал праведник, — он лишь оставил там и тут отпечатки своих злых пальцев[386], и отпечатки эти столь глубоки, что можно подумать, будто бы все, свершенное в последнее время, это дела его рук. Но это не так. Вы в этой стране недавно и не знаете, что Антихрист пришел сюда не в последние годы, а уже много лет назад, в старое время. И первым он, этот хитрец, ввел в соблазн не возмутителей спокойствия, а его охранников, не тех, кто жаждал обновления, а тех, кто пытался сохранить прошлое. Прежде всего Антихрист овладел церковью, потом укрепился в домах господ. Ибо таков его метод, его неопровержимый признак, и это большая ошибка, ошибка всего мира, когда думают, что место Антихриста среди восставших, среди униженных и угнетенных, которых он призывает к бунту. Это было бы глупо, а Антихрист хитер. Он не ведет в бой угнетенных рабов, он вводит господ в соблазн угнетения. Он создает не бунтарей, а тиранов, ибо знает, что если ввести тиранию, то восстание начнется само собой. И тогда он выиграет вдвойне, заставляя служить себе не только грешников, но и праведников, тех, кто обыкновенно оказывает ему сопротивление. Так, например, он не призывает рабов — станьте господами, — а поступает наоборот: господ превращает в своих рабов. Затем, когда господа начинают служить ему, он заставляет их угнетать слабых, бедных, трудолюбивых, скромных и праведных, до тех пор пока они не дойдут до отчаяния. Тогда несчастные и терпеливые сами восстают против насилия, а мудрые и справедливые восстают против глупости и против несправедливости. И вкладывают оружие в руки несчастных. Они должны так поступать, ведь они же праведники. Вот почему неверно, когда думают, что Антихрист предводительствует восставшими. Наоборот, он соблазняет защитников старого. По свойствам его натуры ему труднее подобраться к страдающим, чем к власть имущим. Ибо тот, кто страдает, всегда надежнее защищен от сил зла, чем тот, кто повелевает и наслаждается. Мир зиждется на справедливости. И Антихрист с изощренным коварством скрывается под маской бунтаря, заставляя искать себя среди восставших, тогда как в действительности он свирепствует и сокрушает в лагере господ.

В писании сказано, что праведник должен страдать. И если когда‑нибудь мне пришлось бы искать праведников, я стал бы искать их в бесконечных рядах страдальцев. Им первым уготовано восстановить в этом мире справедливость, нарушенную Антихристом и его слугами. Принимаясь за этот труд, они неизбежно навлекают на себя подозрение в том, что сами служат Антихристу. Но именно это и выдает в них праведников. Ибо они страдают вдвойне — под ударами неправедных и от упреков праведников».