Статьи были вскоре опубликованы в других - не университетских - изданиях, редактор, облегченно вздыхая, вернулась, по ее словам, к "нормальным статьям факультетских профессоров". С тех пор многое изменилось на том же философском факультете, в том числе и в плане тем и способов изложения мысли, но квалификация карпунинской статьи крепко засела в памяти. А разве не философский эксгибиционизм сам этот отзыв? И если уж на то пошло, разве не эксгибиционистично любое философствование? Разве нельзя его рассматривать как форму самозванства в духе "Самолёт летит, колёса стёрлися.//Вы не ждали нас, а мы припёрлися!" со своими осмыслениями, откровениями и объяснениями?

Ведь философия это всегда "о себе - любимом" философа, в его стремлении познать, объяснить, а значит - оправдать. Разум вообще дан человеку для осознания меры и содержания его укорененности в бытии, и, тем самым, его ответственности, "не алиби в бытии" (М.М. Бахтин). Человек живет как бы затылком вперед. Не дано ему видеть и знать будущее. Ему доступны только настоящее и память прошлого. Это как едешь в машине или автобусе и глядишь в заднее стекло: вот дом проехали, фонарные столбы пошли - наверное въезжаем в какой-то городок, а вот каменные дома пошли, трамвай попался - наверное в большой город въехали... И так с каждым километром становится все яснее проделанный путь. Так и человек обречен на постоянное осмысление и переосмысление своего пути. Он не может жить в бессмысленном мире, ему важно понять, почему он здесь и сейчас и такой. Понять, и значит - сделать не случайным. Даже после его смерти этот процесс может продолжаться и продолжаться, будут возникать новые и новые интерпретации даже хорошо известного факта. Одна история последней пушкинской дуэли чего стоит: каждый новый открытый историками факт способен перевернуть представления о мотивах и ответственности сторон в этом событии. В этом плане и человечество обречено на постоянное переосмысление истории – прежде всего, чтобы понять настоящее. Да и попытки прогнозировать, строить модели будущего, планировать – ни что иное как рефлексия о своих возможностях "здесь и сейчас". Изменятся обстоятельства и возможности - изменятся и представления о будущем, и планы.

Как ни крути, а человеческое познание, в конечном счете, оказывается самопознанием себя "и своих обстоятельств", и, как следствие – самооправданием себя вместе с обстоятельствами. Очень точно это выражается в детских защитных отговорках: "У кого что болит, тот о том и говорит", "Каждый понимает в меру своей испорченности", "Кто как обзывается, тот так и называется" и вообще – "Сам дурак".

В этом смысле исповедь - наиболее чистый жанр такого осмысления. И особенно - философская исповедь, в силу культуры и профессионализма самооправдывающейся мысли.

Почему так – не знаю, но это факт: человеческое измерение бытия суть свобода и ее оборотная сторона – ответственность. Вне человека нет свободы и, значит, никто не виноват. Один сплошной детерминизм, каузальные связи, биоценоз и прочие закономерности. И человеку важно их знать, эти детерминации, важно вписаться в них. Если не хватает науки, в ход идут астрология, хиромантия, магия и прочие интерпретационные схемы, объясняющие ему осмысленность и неслучайность, если не неизбежность существующего положения дел в мире, в обществе, в его семье, в нем самом.

В простейшем случае это проявление свободы воли как воли к неволе, желания уйти от своей свободы=ответственности. В более сложном – человек пытается понять "за что", осознать меру своей вины, а осознав, построить каузально-детерминистскую цепочку к настоящему. На этом построен психоанализ, логотерапия, когда человеку помогают выстроить эту интерпретацию, понять "зачем?", "почему?" и "за что?". И оказывается, что ни при чем, а все дело в родовой травме, эдиповом комплексе, уличном окружении, социальном происхождении, знаках зодиака и т.д. и т.п. На этом основан и суд: судят-то ведь человека, в конце концов, не за деяния, а за мотивацию. Весь спор обвинения и защиты – спор об интерпретациях, о мотивах и "обстоятельствах", смягчающих или отягчающих вину. Осмысление оказывается всегда поздней ("задним числом") защитной рационализацией. И в этом, как представляется, главный нерв и импульс исповеди.

Человеческое поведение определяют три основные силы, которые Э.Я. Голосовкер называл "побудами": (1) стремление к самосохранение индивидуального живого организма ("вегетативный побуд"); (2) стремление к сохранению рода ("сексуальный побуд") и (3) стремление к сохранению индивидуальной неповторимости личности ("культурный побуд" или "побуд к бессмертию"). Именно последний "побуд" и выделяет мотивы человеческого поведения из животного мира. Сугубо человеческой является потребность быть сопричастным чему-то "большему" (идее, общности и т.п.), тому, что придает смысл индивидуальному существованию, но в этой сопричастности быть не забытым, замеченным, поименованным, окликнутым, оцененным.

Наверное, самое страшное для человека – быть не понятым, не услышанным. Согласно П.А.Флоренскому, ад – это тьма кромешная, полная неуслышность. Погребу, гестаповскому подвалу, из которого не докричишься, уподоблял ад Т.Манн.

За каждым человеческим поступком просвечивает эта фундаментальная потребность в соотнесении, надежда на конечный справедливый суд. В конфликте, даже в любом диалоге имеется "третий", к справедливому суду которого и апеллируют, в конце концов, участники конфликта и диалога. Человеческое бытие, как писал Ж.-П.Сартр, есть "бытие под взглядом". Подобно персонажам известной сказки Р.Толкина, которые, вглядываясь в магический шар, попадали под настигающий взгляд Саурона, так и человек в смысловых основаниях своего существования, поведения и даже мысли открыт понимающей оценке, бежать от которой невозможно, как от самого себя. Разве что - в невменяемость, в безумие, то есть в невозможность разумного отчета в своих действиях и значит - невозможность ответственности.

Беру ли я на себя ответственность за собственное "не-алиби-в-бытии" или моя свобода воли оказывается волей к неволе главный нерв и сюжет самоопределения. Перед кем эта изначальная ответственность? Чье лицо мы мучительно пытаемся разглядеть, вглядываясь до черных дыр в мир? Или это наше же собственное обличье отражается-искажается в зазеркалье зеркал бытия-под-взглядом?

Совесть, честь, стыд - выражения переживания этого "бытия-под-взглядом", "не-алиби-в-бытии", надежды, что есть кто-то, кто поймет до конца, поймет и простит. И эта точка соотнесения в сердце души, в котором коренятся свобода и ответственность, а значит и бытие. Око Господне под куполом храма или на фронтоне, прямой взгляд открытым зрачком с иконы, или портрета вождя, создающий эффект "слежения" - социализированные формы "напоминания" об этом переживании.

Таким образом, исповедь – сюжет человеческого измерения бытия как "бытия-под-взглядом", сюжет стремления быть соотнесенным, правильно понятым, стремления объясниться. И это стремление может проявляться по-разному. Например, действительно, эксгибиционистски, как самозванное навязывание себя. Причем, не обязательно ограничивая себя словом, а дополняя его жестом, позой, поведением.

Еще одно воспоминание... Договорились с коллегой встретиться и обсудить материалы очередного сборника. Прихожу к нему в условленное время, звоню. Долго не открывают. Потом слышу в квартире зазвучала музыка. Звоню еще - открывает жена, указывает на дверь одной из комнат: "Он там". Захожу, звучит мощный хорал, "Он" сидит с ногами на диване под окном лицом к двери, в руках книга. Демонстративно, в упор меня не замечает. Поприветствовал его. В ответ: "А, это ты... А я работаю." Встал. -"Какую музыку тебе поставить?". – "Да я, – говорю, – по делу. Поговорим и бежать надо". После паузы, со вздохом: "Ах, какие мы с тобой разные". Одна из студенток говорила, что ходила на лекции этого коллеги только потому, что на них у него красиво рождаются мысли.

И хорошо, если этот философический эксгибиционизм является просто достаточно безобидным публичным интеллектуальным самовозбуждением, дополняемым иногда цитатническим фетишизмом. История и действительность дают примеры философского садизма (исповедальность советских философских разборок) и мазохизма (одно перестроечное самоуничижение философии чего стоит).