Почти каждое из опубликованных в последнее время в России произведений, претендующих на значительность, (Г.Миллер, М.Кундера, Дж.Фаулз, Ж.Жене и др.) представляют собой исповедь автора/ героя. Мы не можем проследить (да и вряд ли в этом есть необходимость), где заканчивается автор и где начинается его герой, где чьи поступки и где чьи мысли. Более того, в определенный момент, почти что внезапно, мы - читатели и сами оказываемся соучастниками романа. Мы обнаруживаем тождественность наших мыслей, рассуждений и действий, ситуаций с автором- героем романа. Вглядываясь в лицо прошлого, в мир своей бывшей жизни, мы проживаем ее уже иначе, следуя тропами текста. Наши превращения и трансформации, ранее нами не замечаемые, становятся отчетливее и рельефнее.

Исповедальный характер философского романа прдъявляет и автору и читателю одинаковые требования: ”проделать свой путь перед лицом произведения”.[3] На наш взгляд, только так и возможна исповедь, которая по своей сути есть возможность становления иным.

И.Л. Сиротина. Культурологический потенциал мемуарного источника: поиски новой парадигмы

С тех пор, как в 1855 г. П.П. Пекарский на страницах "Современника" предпринял одну из первых в русской периодике попыток проанализировать мемуарные источники, многие историки и литературоведы обращались к их исследованию. Накоплен немалый теоретический материал, благодаря которому мы имеем довольно развитую структуру специфических черт различных произведений мемуаристики, их типов и жанров, их эстетических особенностей и характера их документальности. Этот материал нам предстоит вписать в пространство культуры.

Два подхода (исторический и литературоведческий) в изучении мемуаристики сложились и развиваются потому, что мемуарная литература в силу своего разнообразия, специфики может рассматриваться как источник для познания истории, источниковедческий феномен, документ, и - как явление искусства, своеобразное художественное произведение.

Мы же хотим предложить третий - культурологический - подход, не отвергающий первые два, но включающий их достижения в свое проблемное поле и расширяющий научный потенциал мемуаристики, то есть обосновать философский подход к мемуаристике.

Итак, что нового несет в себе философия мемуаристики? Какие специфические внутренние свойства произведений мемуаристики могут быть включены в проблемное поле культурологии? Очевидно, что ответить на эти вопросы можно, лишь выведя мемуаристику как новую культурологическую парадигму.

Прежде всего следует рассмотреть мемуаристику сквозь призму хронотопа (М.М. Бахтин). Практически все исследователи отмечают, что произведения мемуаристики ярко раскрывают "дух и понятие времени" (Г.Елизаветина). Но они понимают "время" в узком, "историческом," контексте. В их интерпретации мемуаристика помогает заинтересованному читателю и профессиональному исследователю глубже проникнуть в прошлое, то есть в то время, когда было создано рассматриваемое произведение, либо то, которое описывается в нем.

Никто из них не пытался проанализировать мемуары с точки зрения "времени культуры", которое предполагает, что у творений культуры есть только настоящее (Л.Н. Коган). Если ценности культуры не живут в настоящем, не передают современникам социальный опыт прошлого, не обеспечивают их духовного общения, не влияют на развитие личности, то они перестают быть таковыми и исключаются из актуальной культуры современности.

Устойчивый читательский и авторский интерес к произведениям мемуаристики доказывает, что они выполняют все эти функции культуры в полной мере, а значит независимо от времени своего создания, включённые в систему современной культуры (актуальную культуру), продолжают оставаться в настоящем времени и занимают своё место в культурном пространстве.

И теория полифоничности литературы М.М. Бахтина также может помочь нам глубже понять природу мемуарного источника. Исходя из диалогической природы слова и словесного творчества вообще, любое мемуарное произведение можно представить в виде внутреннего диалога: автора с персонажами, с самим собой, с читателем; а также в виде "большого диалога": с другими произведениями, со своей эпохой, с будущим.

Теперь выясним, что сулит культурологу исторический (источниковедческий) подход. Несмотря на специфичность главных задач культурологического исследования, на эвристическом этапе экспертизы источника, на наш взгляд, может быть использована методика исторического источниковедения, вследствие ее большей разработанности. Имеется в виду установление подлинности, аутентичности, надежности, достоверности источника. При разработке первых трех фундаментальных характеристик любого источника культурология может полностью опереться на опыт исторической науки в этом деле.