Метафизика исповеди. Пространство и время исповедального слова. Материалы международной конференции

Некоторые из окружающих троны лизали выплюнутую владыкой слюну и “сопли”, похваливая, что сладко. Тем не менее троны, то и дело пошатывались, трещали, ломались, и сидящие на них владыки падали, на место упавшего владыки сажали другого, с которым происходило тоже самое.

Путнику удалось и проникнуть и в два замка: замок Фортуны и замок Мудрости. Верховенствующую роль играет Мудрость, Фортуна - ее наместница в помощниках у Мудрости Деятельность. Это - троица-вершитель человеческих судеб. Путнику здесь пришлось наблюдать тайные суды и саму процедуру управления миром. Очень важной проблемой оказалась борьба с беспорядками. По доносу в качестве главных виновников беспорядков были признаны Обжорство, Алчность, Сластолюбие, Жестокость и другие. Здесь автор использует прием аллегории. Мудрость распорядилась в административном порядке выслать этих виновников, что было с восторгом воспринято подданными, однако виновники смогли оправдаться, они были освобождены из-под ареста, выпущены на свободу продолжать неблаговидные занятия.

Все видение ранило душу молодого путника, терзало его совесть, навевало мрачные мысли, самой неприятной оказалась последняя, которая вызвала у Путника полное разочарование в жизни. Мудрости предстояло разобрать какое-то дело, однако она задержалась с разбирательством, за ходом разбирательства наблюдал Соломон, который возмутился затягиванием вынесения решения, вторгается в само помещение, где совершается важный акт, направляется к креслу царицы, приблизившись, сорвал с нее прежде неприкосновенное покрывало, оказавшееся только паутиной, лицо царицы предстало бледным, опухшим, с небольшим румянцем на щеках, и то поддельным, как местами замечалось по “луплению”. Руки и тело ее до отвращения болезненны, дыхание ее было смрадным[37].

Страшные пороки общества, с которыми столкнулся Путник, вызвали в нем полное отвращение к жизни, он готов был “... тысячу раз “... предпочесть умереть, чем быть там, где происходит подобное, и смотреть на беззаконие, подлог, ложь, разврат и жестокость.” Он признает, что смерть для него более желательна, чем жизнь.

От рокового шага разочарованного Путника, искавшего прибежище в жизни, удержало видение того, как люди “.. с ужасом, рыданием, страхом, содроганием отдавали свою душу, не зная, что с ними будет и куда они попадут из сего мира.” Участь умерших постигала кромешная тьма: там ничего не было, кроме червей, жаб, и гадов, скорпионов, гноя, смрада и запаха серы смолы, “поражающего тело и душу”.

Все в нем пришло в содрогание, в изнеможении он пал на землю и жалобно взывал: “Жалкие, убогие, несчастные люди, неужели это ваша последняя слава, это ли венец ваших прославленных действий, это ли цель ваших искусств и всесторонней мудрости, которыми вы превозносились, это ли желанный мир и отдых после столь бесчисленных работ и утруждений, в этом ли ваше бессмертие, которое вы обещали друг другу. Лучше бы мне никогда не родиться и ... не проходить через ворота жизни, если после всех сует мира суждено быть добычею кромешной тьмы и всяких ужасов. Ах, боже, боже, бог мой! если ты бог, спаси меня погибающего”.

Спасение погибающему было ниспослано. Он возвращается туда, откуда вышел - “в дом сердца своего”, совершенно очевидно, что это символично, но в нем заложено спасение, преобразования мира на началах христианства без борьбы, как это было предначертано Петром Хельчицким. В христианской вере он нашел полное успокоение. Самоотречение - вот смысл христианской веры. В этой вере полное единодушие и единочувствование подлинных христиан: “с одним радующимся радуются все, с одним скорбящимся скорбят все”. “Внутренние” христиане всегда готовы прийти на помощь друг другу. Это - закон. Ведь у всех одно сердце и одна душа.

Автору сочинения было около тридцати лет, около шести лет он исполнял обязанности священника общины, исповедал своих единоверцев, настоящее сочинение нельзя понимать иначе, как его всенародную исповедь. По постановке проблемы, по стилю изложения “Лабиринт мира и рай сердца” безусловно относится к шедеврам мировой литературы.

М.С. Уваров. Музыка и исповедь

Исследователь, берущий на себя смелость говорить о музыке, почти всегда обречен на существование в неопределенной культурной ситуации. Считается что о музыке (как и о вере) в принципе "нельзя говорить": музыкальное слово невыразимо в понятиях обыденности.

Подобное отношение к музыке не случайно. Она действительно является до предела “непроизносимой” сферой духовного поиска, жизненной стихией творчества (А.Белый); вневременным бытием, движением без материального носителя, полетом мысли, удивительным образом нерасчленимым на частности (А.Ф.Лосев). Можно привести десятки такого рода возвышенно-поэтических (и по существу своему совершенно верных) определений музыки. Однако эти определения не дают ответа на главный вопрос: почему музыка, наравне с литературой, живописью, религиозным творчеством, всегда находилась на рубеже острых социокультурных дискуссий, становясь камнем преткновения в бесконечных спорах о смысле бытия и искренности, честности искусства. Вместе с тем, интимно-личностный аспект исповедального слова, так хорошо “прочитываемый” в основных жанрах художественного творчества, выражает особую знаковую доминанту культуры. Последнее обстоятельство особенно ярко проявляется в музыке.

Поле напряжения, возникающее в европейской культуре из диалога Р.Вагнера и Ф.Ницше, привело к появлению феномена "новой музыки", рождающейся из трагедии и порождающей дух трагедий ХХ в. Эстетика века заряжена парадоксальными музыкальными интенциями, причем крупнейшие художники ХХ в. во многом разделяют "культ музыки" из которого рождаются их собственные творческие озарения. По точному замечанию Е.М.Мелетинского, "и Джойс, и Т.Манн в известной мере разделяют культ музыки, восходящий к немецким романтикам и Шопенгауэру и поддержанный философией и поэзией конца века. Музыкальная структура представляет художественную структуру в наиболее "чистом" виде, поскольку музыкальное произведение дает возможности для интерпретации самого широкого и разнообразного материала, особенно психологического...[38].