7. От иконописца требуются образование и жизнь, соответствующие понятиям Христианского учения

Если произведения Церковно-Исторической живописи, обыкновенно почитаемые отличнейшими, при беспристрастном на них взгляде оказываются не соответствующими тем целям, для коих Св. Церковь приняла в свои недра живописное художество, то явно, что для достижения сих целей не достаточно быть просто живописцем; что иконописание требует от художника, чтобы он был всецело проникнут высокими истинами. и деятельности Христианской, чтобы он имел достаточпонятия о том, какое богатство премудрости, благости и любви Божией к роду человеческому открыто в Богопознаистинно Христианском, какая высота святости указана Спасителем для деятельности человеческой; как благодетельно и возвышенно назначение человека. Необходимо, чтобы художник самою жизнию своею соответствовал таким понятиям. Нельзя не удивляться, с какою верностию судили о сем наши предки под конец XVI столетия, когда в Италии господствовало растление нравов и чрез произведения живописи в самых храмах, посвященных имени Божию, проявлялось обновленное язычество, прикрытое именем Христианства. Так, в соименуемом «Стоглав» неизвестный его писатель говорит: «Подобает быти живописцу смиренну, кротку, благоговейну, не празднословцу, не смехотворцу, не сварливу, не завистливу, не пиянице, не грабежнику, не убийце, наипачеже хранить чистоту душевную и телесную со всяким опасением. Не могуже тако до конца пребыти, по закону женитися и браком сочетатися, и приходите ко отцем Духовным почасте, и во всем извещатися, и по их показанию и учению жити в посте и молит- . ве и воздержании со смиренномудрием, кроме всякого зазора и бесчинства, и с превеликим тщанием писати образ Господа и Бога и Спасителя нашего И. Христа и Пречистыя Его Богоматери и всех Святых, Пророков и Апостолов, и Священномучеников, Преподобных жен и Святителей и Преподобных Отцов»23. Ниже сочинитель, сказав, что живописец не должен подражать тем «иже суть последующе обычаям скверным», присовокупляет: «Понеже на сицевое (иконописное) святое дело таковым (дерзати) не прощено есть; якоже и древле рече Господь Моисею, еже Веселеила наполних Духа Божия. Сей же Веселеил делатель бысть скинии свидения закона ветхого, кольми паче нынешния благодати пишущим образ Спаса Христа Бога нашего и Пречистыя Его Богоматери и Святых. Его тщатися к восприятию Духа Божия»24.

23 Глава 43.

24 Стоглав. Соб. глав. 123.

Ибо, хотя это непреложная истина, что «Бога бестелесного, не вещественного, не имеющего вида, неограниченного и непостижимого в Его сущности, поистине,- как говорит Св. Иоанн Дамаскин,- изобразить невозможно»25, потому что Бог живет во свете неприступном26 для взора самих Ангелов; при всем том, почти все, что в Христианской религии подлежит мышлению, составляет предмет иконописания: «чтобы, - говоря словами Св. Иоанна Дамаскина,- как слушая телесными ушами чувственные слова, мы постигаем вещи духовные, так чрез телесное созерцание (икон) восходили к созерцанию духовному»27. Таким образом, иконописание берет на себя как бы воплотить духовное, одухотворить земное, осуществить подобно вере, ожидаемое, проявить невидимое, вечное, вознести мысль и сердце человека в область мира духовного, приблизить к душе нашей вечность. Посему кисть иконописца должна быть непорочною, святою, как провозвестница великих истин и деятельности Христианской. Если же когда-либо осквернилась она изображением языческих мерзостей и растленных человеческих действий, то не иначе должна приниматься за изображение священных предметов, как измытая в слезах истинного покаяния. В противном случае произведения ее не будут соответствовать требованиям чистого Христианства, и хотя бы художник называл свои изделия духовными и Священными, они останутся плотскими, нечистыми.

25 Слово об иконах 32.

26 Тимоф., 6. 16.

27 Слово об иконах, гл 3. 4.

Так, если иконописец, по цели своей, есть проповедник высоких истин Христианства, то Христианское вероучение требует от него, как от своего служителя, чтобы он самою жизнию соответствовал внушениям Евангелия. Ибо если еще язычники требовали от своих ораторов доброты сердца28, требовали, чтобы оратор, желая тронуть своих слушателей, наперед сам был тронут до глубины души предметом своего слова29