«...Иисус Наставник, помилуй нас!»

Первая же половина этой части (III) как целое самостоятельна и, несомненно, по своей поэтике соприродна двум предыдущим частям (I и II), хотя возможности демонстрации поэтической техники здесь сильно ограничены общим клишированным характером этой «соборной» (в плане источников) молитвы. При том, что некоторые особенности этого «подтекста» будут проиллюстрированы далее, нужно указать самый главный организующий принцип в этой первой половине части III. Им является последовательность императивов (их гораздо более 50 в сравнительно коротком отрезке 195б–199б), выступающих то поодиночке, то в парах (обычно построенных по принципу контраста), то в виде достаточно длинной и, главное, сплошной цепи. Весь этот текст «прошит» императивами, и они держат его в жесткой рамке. По сути дела, кроме этого «императивного» слоя и очень небольшого числа обращений к Богу, существует лишь «подсобная» часть причинно–объяснительного типа:

спаси ны. мы бо людіе твои. (195б); укроти гне/въ… / человеколюбче. ты бо еси Господь владыка / и творець (196а) [т. е. — так как ты.., ведь ты…]; и не въ/ниди въ судъ съ рабы свои/ми. мы людiе твои, тебе / ищемь. тобе припадаемь. / тобе ся мили деемь (196а) [т. е. — так как мы.., поскольку мы…]

и т. п. Ср. этот «императивный» контур текста:

воздая (воздаяи) — помани — спаси — не остави — не отверзи — не въз'гнушаися — но р'ци («не боися», в зависимости от «р'ци») [305] — не помяни — пріими — заглади — укроти — уложи — мимоведи — не въниди — спси ущедри. при/зри. посети, умилосерди/ся помилуи — помилуи — не сотвори — воздаи — устави — отъдаждь — помилуи — не отлучи — причасти — не наводи — ни предаи —<Н>е попущаи — малы показни. а мно/го помилуи. малы язви. а / милостивно исцели, въма/ле оскорби. а въскоре ове/сели — Но укротися умилосердися — продължи — прогоня (прогоняи) — утверди — укроти — угобзи — огрози — умудри — расили (расели) — възрасти — съблюди — спаси — помилуи — утеши — обрадуи — умилосердися — помилуи.

Когда в начале анализа структуры СЗБ была подчеркнута особая роль композиционного уровня в этом памятнике, то имелись в виду не только правила сочетания частей текста в целое, но и сам принцип соединения любых элементов, являющийся сплошным как в тексте (синтагматика), так и в его парадигматической структуре (уровни анализа). Из многочисленных примеров, приводимых до сих пор, видно, как широко и глубоко проявил себя этот принцип в СЗБ. Однако в силу специфических задач, вызвавших обильное цитирование, полнее всего представлено действие этого принципа в синтаксической сфере (а отчасти и в морфологической, когда ее элементы строго контролируются заданиями синтаксического уровня). Поэтому на последних страницах этой работы внимание преимущественно будет уделено поэтической технике на тех уровнях, которые были до сих пор не затронуты анализом или анализировались лишь спорадически. То, что упоминалось хотя бы даже в другой связи, найдет здесь отражение в обобщенной форме и в виде цитат, ориентирующихся на воспроизведение схемы прежде всего, а не соответствующих частей текста памятника.

Отмеченность и важность фонетического уровня в поэтической технике Илариона не вызывает сомнений. Помимо ряда других соображений, здесь не рассматриваемых, в пользу сказанного говорят такие факты, как включение «звуковой игры» в нужном месте текста (некоторые ключевые позиции) и в связи с определяющими для СЗБ понятиями и именами, в ситуациях, когда риторический канон требует привлечения внимания к вновь вводимой теме («звон»), и т. п.; наконец, о внимании к этому уровню организации текста свидетельствуют и сложные звуковые построения, основанные не только на повторении некиих звуковых доминант, но и на их сталкивании, контрасте с последующим его снятием.

Начало СЗБ, представляющее собой цитату из Луки 1:68 и использующееся как обычное ритуальное возглашение, отмечающее начало службы, проповеди и т. п., не нейтрально в звуковом отношении, особенно если иметь в виду отмеченный характер членения фразы и самой манеры чтения, например:

Бла–го–сло–вле–нъ Го–спо–дь Бо–гъ И–зра–и–ле–въ / Бо–гъ христі–а–не–скъ // Я–ко по–се–ти и съ–тво–ри и–зба–вле–нi–e / лю–де–мь сво–и–мъ //

(со схемой 15–7 & 14–6 с тем же принципом уменьшения строки на слог в сопоставимых частях). Обращают на себя внимание такие детали, как концентрация звука "г" (γ) в первых словах текста (го… Го… Господь… Господь) и доминирование гласного "о" (го… сло… Го… спо… Бо… Бо…), преобладание звонких согласных (в первой строке их 9, в известной степени они подкреплены "л", "р" "н", которых здесь шесть; ср. особенно уже в первом слове ла… ло… ле… и далее ле…) над глухими (с… сп), настойчивое подчеркивание определенной последовательности звуков (слов… з… лев… с… с… з… авл… л… св…), правдоподобно семантизируемой как знак славы–славословия, т. е. той темы, которая подхвачена почти сразу же и в явном виде — «да… прославляемь…» и неоднократно, всегда подчеркнуто воспроизводится на протяжении всего текста. Цитата из Луки в тексте СЗБ не доведена до конца, вторая ее часть отсекается, и вместо нее подстраивается новое продолжение, присоединенное с помощью союза "яко", естественно перекликающегося с "яко" из цитаты. Обе эти части (цитата и ее подхват–продолжение) образуют то пространство, на котором разыгрывается противопоставление сонорных "л" и "р" их сшибка и установление равновесия, гармонии. Если сначала преобладает "л" (ла… ло… ле… ле… лю…), то постепенно нарастающее употребление "p" (pa… ри… ри…) — все это в цитате — вдруг сменяется резким всплеском "p" вне цитаты (ре… рь… ри… ра… ер…), вскоре уступающим место равновесию (… лу… ра… ре… ле… ра… ри… ль… ль… лі… рь… ле…). Ср. нецитатное продолжение приведенной выше цитаты: