Заслуга Нестора в том, что он передал в русский агиографический канон не только эту детскую тихость, но и книголюбие, любовь к духовному просвещению, пресекая с самого начала на Руси соблазн аскетического отвержения культуры,

— писал исследователь русской святости (Федотов 1959:38). И в контексте этого выбора обретает уже реальные, жизненные черты и бегство мальчика от шумных игр сверстников, и тяга к уединению и тишине, и привязанность к «худости риз»: Dichtung («литературное») естественно пресуществляется в Wahrheit.

Не просто тяга и даже не только пристрастие, но прямо страсть к просвещению, готовность к подвигам ради него, отданность ему и почитание его как святого дела (про–светити — святити; *svet-: *svet-) — одна из характернейших особенностей русской духовной жизни, тот свет, который кажется тем более ярким, что он освещает окружающую тьму (ср. просвещение — свет, с одной стороны, и использование слов тьма, темнота, темный для обозначения дикости, варварства, необразованности, неграмотности, непросвещенности и даже более — язычества [тьма язычества] в противоположность христианству). Об этом переживании связи просвещения с христианством как органической (более того, христианство и есть просвещение по преимуществу), характерном для Руси, уже не раз говорилось выше, и его, конечно, нужно постоянно иметь в виду и в дальнейшем. Во все периоды русской истории и явно, и не очень явно, и даже тайно подлинное Просвещение всегда стояло на защите христианства и высших духовных ценностей и всегда было осыпаемо ударами невежества, хамства, злонамеренности. И если что и может быть поставлено под сомнение из этой области, то никак не сама приверженность к знанию и просвещению, но скорее некая безотчетная «плененность» ими, дающая основание думать об известной подавленности «трезвящего» волевого начала, и чрезмерность надежд на то, что может с их помощью быть достигнуто (при том, как нередко думали, легко и быстро, почти само собой. См. Приложение I). Однако в отношении Феодосия этому сомнению нет места — у него не «плененность» книжной мудростью и знанием, но продуманное и волей контролируемое освоение их; не иллюзии, связанные с ними, но сознание целей и способов их достижения с помощью божественных книг. Трезвый взгляд на вещи, в частности, на соотношение возможного и необходимого, насущно и конкретно нужного, составляет важную характеристику Феодосия в зрелости. Поэтому нет оснований считать, что в рассматриваемом случае он вел себя иначе.

с. «Худость риз»

Вторая глубоко индивидуальная особенность Феодосия, проявившаяся уже в ранние его годы, связана с отношением к одежде. В нем не было ничего случайного. Оно было продумано Феодосием и, может быть, раньше прочувствовано, чем продумано. Иная, прямо противоположная позиция родителей Феодосия в этом отношении, не могла не вынудить мальчика сознательно взглянуть на этот вопрос и сделать свой выбор, несогласный с точкой зрения родителей:

Одежа же его бе худа и сплатана. О семь же многашьды родителема его нудящема и облещися въ одежю чисту и на игры с детьми изити. Онъ же о семь не послушааше ею, но паче изволи быти яко единъ от убогыхъ. (28а).

В этом эпизоде выступает не «послушное» дитя благочестивых родителей (ср.: «не послушааше», «не послушающю»), столь обычное в многочисленных агиографиях, но мальчик с твердой волей, самостоятельный и отдающий себе отчет в своих решениях, знающий свою цель и готовый «претерпеть» на этом пути. То, что мальчик Феодосий (до 13 лет) возлюбил «худость риз» и отказался принимать участие в детских играх, свидетельствует о большей глубине сделанного им выбора, противопоставляющего его уже не только родителям, но и сверстникам и — шире — всему, что может быть названо «здравым смыслом» применительно к некоему «среднему» бытовому уровню. Этот выбор дает понять, что частный вопрос «худых риз» — важный знак некоей целостной позиции и соответствующего ей жизненного поведения; что эта позиция по своей сути аскетическая (не без элементов юродивости) и что, выбирая ее, он постоянно имел перед своим духовным взором живой образ уничижения Христа. Все это давало Феодосию мужество быть верным своему выбору и отстаивать его даже в неблагоприятных условиях.

После смерти мужа мать Феодосия, видя, что поведение и облик ее сына не соответствуют определенной «норме», и будучи одержима социальными амбициями, пытается уговорами, мольбами, насилием изменить позицию сына —

Мати же его оставляше и́, не веляше ему тако творити, моляше и́ пакы облачитися въ одежю светьлу и тако исходити ему съ съверьстьникы своими на игры. Глаголаше бо ему, яко, тако ходя, укоризну себе и роду своему твориши. Оному о томь не послушающю ея, и такоже многашьды ей отъ великыя ярости разгневатися на нь и бити и́… (28б).