Κ. Каспари, первый воспользовавшийся свидетельствами блаж. Феодорита для доказательства принадлежности ή κατά μέρος πίστις Аполинарию Лаодикийскому, обратил внимание и на эти особенности в цитации и представил подробное объяснение их. Он пишет: „Места 1–3 (разумеются выдержки из Аполинария в первом диалоге) следуют у Феодорита непосредственно друг за другом, при чем первое введено словами: καί μέντοι καν τω περί πίστεως λογιδίω ούτω λέγει (Άπολινάριος), второе — словами: καί μετ’ ολίγα (λέγει ό αυτός), и третье словами: καί εν έτέρα δέ έχθέσει, ούτως έφη (ό αύτός). На основании этих последних слов кто-нибудь мог бы предположить, что отец Церкви (т. е. блаж. Феодорит) третье место нашел в έκθεσις (πίστεως) Аполинария, отличном от κατά μέρος πίστις. Однако, так как это место, как и первое, находится в κατά μέρος πίστις (и у Леонтия, Adv. fraud Apollinarist. оно является принадлежащим к этому произведению) и так как оно встречается в этом произведении в έκθεσις πίστεως…, то он, без сомнения, нашел его здесь. Мы должны его καί έν έτέρα δέ έκθέσει дополнить словами из обеих предшествующих формул цитации: έν τω περί πίστεως λογιδίω или εν τω αυτω λογιδίω, συγγράμματι, βιβλίω [704]. Основание, почему Феодорит так цитовал место, о котором идет речь, кажется, было двоякое. Во–первых, он рассматривал ту часть περί πίστεως λογίδιον или κατά μέρος πίστις, в которой встречается первое и второе место, как έκθεσις πίστεως, что оно в действительности и есть (оно, после вводных слов: κεφάλαιον δέ τής σωτηρίας ήμών ή το λόγου σάρκωσις, начинается с πιστεύομεν и содержит в своей основе исповедание веры, проведенное чрез все части второго члена от второго до последнего, даже некоторым образом простирающееся до заключительной части третьего члена). И во–вторых, он нашел третье место в той части περί πίστεως λογίδιον или κατά μέρος πίστεως, которая составляет формальное, в известном смысле само по себе существующее, самостоятельное, почти похожее на маленькое произведение в большем, тринитарно–христологическое εκθεσις πίστεως, и которое поэтому может быть рассматриваемо и цитуемо, как таковое“.

Относительно отрывка: ϒίός έπεδήμησε κόσμω, К. Каспари пишет: „Как объяснить, что Феодорит относит это место не к κατά μέρος πίσττις, в котором мы читаем его, но к другому произведению Аполинария, которое он обозначает, как подобное κατά κεφάλαιον βιβλίω того же автора (καί έν έτέρω παραπλησίω σύγγραμματι ταΰτα γέγραφεν — καί μετ’ ολίγα — καί μετ’ ολίγα πάλιν. ϒιος έπεδήμησε κ. τ. λ.)? Трудно ответить на этот вопрос. Можно было бы сказать, что оно стояло также и в последнем произведении, и Феодорит отсюда взял его. Возможно, но невероятно, так как цитата у Феодорита почти буквально согласуется с местом в κατά μέρος πίστις (θανάτω δή τον θάνατον παραδοΰς в первом основывается, очевидно, на ошибке, возникшей чрез влияние непосредственно следующего τόν θάνατον έλυσε), и так как Феодорит тотчас за этим цитует место из κατά μέρος πίστις. К этому присоединяется еще и то, что характер цитаты не согласуется с характером обеих предшествующих цитат, взятых из произведения, родственного с κατά κεφάλαιον βιβλιον. Последние именно имеют диалектический характер, в то время как первая такового не имеет. Поэтому они кажутся взятыми из различных произведений Аполинария: обе первые из диалектического произведения, а последняя из произведения другого характера. (Таковым было κατά μέρος πίστις). — Можно было бы, далее, сказать, что словами: έν δέ τώ περί πίστεως λογιδίω введенное место: καί τών περί σάρκα παθών γινομένων первоначально стояло пред ϒιος έπεδήμησε, введенным словами: καί μετ’ ολίγα πάλιν, а переписчик последние слова поставил пред первыми [705]. Однако, против этого объяснения говорит ολίγα в καί μετ’ ολίγα, тогда как место: ϒίός έπεδήμησε κ. τ. λ. в κατά μέρος πίστις очень многим отделено от места: καί τών περί σάρκα παθών γινομένων κ. τ. λ. Кроме того, при этом объяснении должно предполагать, что тот же или позднейший переписчик к καί μετ’ ολίγα Феодорита прибавил слово πάλιν. Наконец, можно было бы сказать, что Феодорит цитует приведенные места из произведений Аполинария по эксцерптам, которые он сделал пред обработкой Эраниста, и при этом по недосмотру думал, что место ϒίός έπεδήμησε κ. t. λ. извлечено им из произведения Аполинария, подобного κατά κεφάλαιον βίβλιων, тогда как он извлек его из κατά μέρος πίστις. Но против этого объяснения говорит определенное καί μετ’ ολίγα πάλιν которым отец церкви вводит место, о котором идет речь. Конечно, можно было бы сказать, что дальше он также ошибочно думал, что это место следует после немногих слов или маленького промежутка за непосредственно пред этим цитованными из него. Поэтому мы рассматриваем последнее объяснение, как правильное, и место, о котором идет речь, как взятое из κατά μέρος πίστις, подобно прочим приведенным в тексте“. В виду тожества мест, которые Феодорит взял из произведения, обозначенного им περί πίστεως λογίδιον, с местами из κατά μέρος πίστις, оба эти произведения К. Каспари признает тожественными. Епископ Кирский знал, что это произведение (κατά μέρος πίστις) составлено Аполинарием. Источником его знания было или заглавие, какое оно носило в использованной им рукописи, или какое-либо иное известие об его происхождении, или, наконец, оба вместе. „Возможно, однако, — продолжает К. Каспари, что Феодорит те места, которые он приводит из него, почерпал из направленного против Аполинария произведения древнейшего отца церкви, его ли собственной школы, или другой; или даже из произведения ученика Аполинария. Если он действительно сделал это, — для того, что он действительно сделал это, можно придать значение тому, что он третье из вышеприведенных мест вводит так, как будто εκθεσις (πίστεως), из которого он заимствовал его, он нашел стоящим совершенно отдельно, — то мы получили бы еще более древнее свидетельство в пользу того, что περί πίστεως λογίδιον ИЛИ κατά μέρος πίστις есть произведение Аполинария. Конечно, как мы видели, все-таки ни в каком случае нет надобности, чтобы объяснить способ, как Феодорит вводит его, в предположении, что он имел его только из вторых рук, и это предположение не нужно. A если это было так, то мы будем твердо держаться как простейшего и ближайшего, что Феодорит цитованнные им из περί πίστεως λογίοιον места почерпал из этогосамого произведения, и это тем более, что за то, что он это сделал, говорит, по–видимому, и то обстоятельство, что он цитует для самостоятельной и совершенно особенной и необычной цели, именно, чтобы доказать тем, которых он опровергает (евтихиан прежде выступления Евтихия), что даже злой еретик Аполинарий учит, что Божество во Христе было άτρεπτος и άπαθής во время его земной жизни“ [706].

То обстоятельство, что одна ссылка на περί πίστεως λογίδιον не находит соответствия в κατά μέρος πίστις, К. Каспари объясняет тем, что этот текст был прибавкой какого-либо аполинариста, — прибавкой, которая не вышла далее экземпляра ее первовиновника или, по крайней мере, перешла из него только в совершенно немногие экземпляры. У епископа Кирского был под руками или экземпляр того аполинариста или один из немногих до него дошедший экземпляр [707].

По вопросу о том, какое заглавие первоначально имело рассматриваемое произведение, К. Каспари пишет, что сомнительно, чтобы оно в рукописях и у тех, которые знали его, еще не носило того имени, которым оно с шестого века обозначается — ή κατά μέρος πίστις, а то, какое дает ему Феодорит — τό περί πίστεως λογίδιον, так как возможно, что Феодорит хотел обозначить его этими словами только по его содержанию. За то, что он действительно это сделал и что его заглавие с самого начала было ή κατά μέρος πίστις, позволительно привести, что это заглавие очень своеобразное и характерное и потому выглядит совершенно так, как будто оно происходит от самого автора, тогда как общее и бесцветное τό περί πίστεως λαγίδιον звучит совершенно, как обозначение по содержанию. Также было бы трудно понять, каким образом то заглавие позднее могло быть подставлено вместо этого, и именно так повсеместно, тогда как совершенно понятно, что отдельный автор назвал произведение по его содержанию, как „libellus de fide“. Несколько поразительно λογίδιον, „libellas“, так как κατά μέρος πίστις довольно обширное произведение, на что уже указывает и заглавие. Конечно, такого рода обозначения очень относительны. Κατά μέρος πίστις по сравнению с большими произведениями, в особенности состоящими из нескольких книг, как напр. с Эранистом самого Феодорита, который, может быть преподносился отцу церкви при его λογίδιον, совершенно правильно было рассматриваемо и обозначено как „libellus“ [708].

Проф. A. А. Спасский по вопросам, поставленным К. Каспари, высказывается гораздо решительнее и определеннее [709]. Оспаривая,. как едва ли вероятное, предположение К. Каспари, что блаж. Феодорит, приводя выдержки из κατά μέρος πίστις и приписывая это произведение Аполинарию, следовал указанию рукописи, в. которой κατά μέρος πίστις носило имя Аполинария и которую он имел под руками, проф. A. А. Спасский говорит: „Применяя это предположение к уяснению цитат Феодорита, К. Каспари сам не мог справиться с ним, и по крайней мере, в одном месте должен был признать, что Феодорит пользовался не рукописью, а заранее выбранными местами, эксцерптами, сделанными им еще до составления Эраниста. Дело в том, что κ. μ. π. было известно Феодориту под именем περί πίστεως λογίδιον и что, цитируя его под этим названием, он смешивает цитаты, с одной стороны помещая в ряд выдержек, заимствованных из περί πίστεως, такие, каких нет в κ. μ. π.; с другой — слова, несомненно взятые оттуда и находящиеся в существующем тексте κ. μ. π., он приводит уже под иными заглавиями, как то: „καί έν ετέρα δέ έκθέσει ούτως έφη“, „καί έν έτέρω δε παραπλησίω συγγραμματι ταύτα γέγραφε“… В отдельности взятая, каждая из этих особенностей еще может быть так или иначе уяснена, но для этого нужно делать слишком много предположений, излишних для цели и не отвечающих той определенности, с какою приводит свои цитаты Феодорит, предваряя или разделяя их категорическими заявлениями: ούτως έφη, ούτως γέγραφε, καί μετ’ όλίγα. Πο нашему мнению, — продолжает проф. A. A. Спасский, — проще и вероятнее будет признать, что Феодорит заимствовал свои цитаты оттуда же, откуда брали их и позднейшие полемисты против монофизитства, сближавшие его с аполлинарианством, то есть, из вторых рук, — из трудов учеников Аполинария, или, еще вернее, из полемических сочинений против Лаодикийского писателя, которых так много вышло из под пера представителей антиохийской школы. За вероятность такого предположения, само собой уясняющего ошибки в цитатах Феодорита, говорит то обстоятельство, что в том же 448–м году, в котором Феодорит писал своего Эраниста, Евтихий уже ссылался в свою защиту на сочинение Григория Чудотворца, под которым нельзя разуметь ничего иного, кроме κ. μ. π. Следовательно, в половине V века сочинение κ. μ. π. было известно уже под именем Григория Чудотворца и настолько было принято, что Евтихий сумел добросовестно обмануться на нем“.

Таковы существующие в науке взгляды на характер и значение свидетельства блаж. Феодорита об ή κατά μέρος πίστις. Ocтopoжные выводы и предположения К. Каспари проф. A. А. Спасский в некоторых их частях доводит до крайней определенности и резкости и в результате получаются заключения, и которых нетрудно усмотреть натяжки и преувеличения. „Проще и вероятнее“признается, что Феодорит заимствовал свои цитаты из вторых рук; но когда приходится определять эти вторые руки, то указываются только возможности: или из трудов учеников Аполинария, или, еще вернее, из полемических сочинений против Лаодикийского писателя, которых так много вышло из под пера представителей антиохийской школы. Эти возможности фактически ничем не подкрепляются, а между тем на основании их решительно утверждаются смешения, неопределенность, спутанность и ошибки в цитатах блаж. Феодорита, Далее, вероятность ошибки в цитатах блаж. Феодорита подтверждается тем, что в том же 448 г., в. котором блаж. Феодорит писал своего Эраниста, Евтихий ссылался на сочинение Григория Чудотворца, под которым можно разуметь только ή κατά μέρος πίστις.

С этого последнего пункта мы и начнем оценку этого сложного сооружения. Не подлежит сомнению; что Евтихий, ссылаясь на утверждение Григорием Чудотворцем одной природы после воплощения, приводил выдержку именно из ή κατά μέρος πίστις, как об этом свидетельствует приложенный к его письму сборник патристических свидетельств. Таким образом, Евтихий уже имел дело с подложным (не зная об этом) произведением Григория Чудотворца, тогда как „Феодорит мог и не знать о подлоге, так как споры о подложных сочинениях начинаются позднее, уже после Халкидонского собора“ [710]. И он, действительно, не знал, потому что приводимые им места определенно приписывает Аполинарию, совершенно не упоминая имени Григория Чудотворца. Следовательно, хотя Евтихий и блаж. Феодорит дают свидетельства приблизительно в одно время, хотя, далее, подлог совершился раньше этого времени, однако несомненно, что их свидетельства относятся к совершенно различным стадиям исторического существования произведения ή κατά μερος πίστις, и блаж. Феодорит имеет бесспорное преимущество пред Евтихием прежде всего в том отношении, что он дает свидетельство о произведении в раннейшей и, можно сказать, первоначальной стадии его существования. A так как нам пока неизвестно, что сделано было с произведением Аполинария в то время, когда ему усвоено было имя св. Григория Неокесарийского, — осталось ли оно в своем первоначальном виде, или же потерпело какие-нибудь изменения, — то ни свидетельство Евтихия, ни позднейшие свидетельства, также считавшиеся уже с подложным произведением, не могут служить точкой отправления при суждении о свидетельстве блаж. Феодорита: последнее должно рассматриваться и оцениваться не только как древнейшее, но и как в своем роде самостоятельное и единственное.

Если мы отрешимся от предвзятых взглядов и рассмотрим свидетельства блаж. Феодорита без всякой мысли о подложном ή κατά μέρος πίστις, то не увидим его в цитатах никакой непоследовательности и неопределенности, — напротив, нам представится очевидным, что блаж. Феодорит ясно сознавал, что и почему он так писал.

Во всех трех диалогах Эраниста блаж. Феодорит приводит ряд выписок из творений древнейших писателей, начиная с св. Игнатия Антиохийского. Вопрос о собрании патристических свидетельств, приложенных к трем диалогам Эраниста, представляет сложную задачу, требующую нарочитого исследования. Ввиду совпадения некоторых частей этого собрания с рядом святоотеческих свидетельств, которыми папа Лев дополнил (в 450 г.) свое догматическое письмо (от 13 июня 448 г.) к Флавиану Константинопольскому, ставится вопрос об отношении собрания патристических текстов Эраниста к собранию св. Льва. В этом отношении ответы даются в двояком направлении: а) „Эранист слишком сильно пострадал от убогого плодоношения недалеких трудолюбцев“, в подтверждение чего указываются очевидные признаки интерполяции, в которых блаж. Феодорит совершенно неповинен [711]; б) тексты, общие Эранисту и патристическому собранию папы Льва взяты блаж. Феодоритом у последнего и внесены во второе издание Эраниста, которое собственно и известно нам [712]. Кроме того, идя далее в направлении, отмеченном лит. б), и привлекая на помощь собрание патриотических свидетельств, которым заканчивается трактат папы Геласия De duadus naturis in Christo adversus Eutychen et Nestorium, доказывают, что и по идее, и по материалу Эранист зависит от того не сохранившегося собрания патристических свидетельств, которое обособившиеся от Ефесского собора 431 г. антиохийцы, имевшие во главе Иоанна Антиохийского, составили для опровержения богословской точки зрения Кирилла Александрийского во время примирительных попыток императора Феодосия II в Халкидоне [713]. Ходом нашего исследования не требуется решение общего вопроса о степени оригинальности блаж. Феодорита в собрании патристических свидетельств, сильно ограничиваемой последней теорией [714], именно в виду того, что при самом неблагоприятном для самостоятельности блаж. Феодорита ответе, остается бесспорным, что мысль о внесении в собрание мест из произведений Аполинария (равно как Кирилла Александрийского и Евсевия Эмесского) принадлежит самому Феодориту [715]; поэтому едва ли можно допустить, чтобы в отношении к нему он пользовался другими какими-нибудь источниками, кроме его собственных произведений: опыт такого применения произведений еретика был первый, и осуществление его должно было быть самостоятельным.

Когда в собрании патристических свидетельств блаж. Феодорит последовательно доходит до Аполинария, то в первом диалоге, после четырех выписок έκ τοΰ κατά κεφάλαιον βιβλίου, он отчетливо делает переход к другому произведению формулой: καί μέντοι καν τω περί πίστεως λογιδίω ουτω λέγει. Сделав две выписки, из которых одна находится в нынешнем тексте ή κατά μέρος πίστις. а другой нет, блаж. Феодорит опять совершенно определенно пишет: καί έν έτέρα δέ έκθέσει ούτως εφη, — здесь, очевидно, нет никакой нужды вместе с К. Каспари дополнять: έν τω περί πίστεως λογιδίω или έν τω αύτω λογιδίω, συγγράμματι, βιβλίω, так как эта прибавка навеяна неизменною мыслью о существующем тексте ή κατά μέρος πίστις и ходом речи не вызывается. В третьем диалоге блаж. Феодорит сначала приводит три места έκ τοΰ κατά κεφάλαιον βιβλίου; затем пишет: καί έν έτέρω δέ παραπλησίω συγγράμματι ταυτα γέγραφεν, и здесь на третьем месте ставит цитату, которая находится в ή κατά μέρος πίστις с вполне определенной формулой: καί μετ’ ολίγα πάλιν. Непосредственно за этой выдержкой из нынешнего текста ή κατά μέρος πίστις блаж. Феодорит пишет: έν δέ τω περί πίστεως λογιδίω ταυτα φησί, отсылая этим к названному в первом диалоге произведению, но здесь снова следует выдержка, которая находится в ή κατά μέρος πίστις. В последнем случае весьма выразительно δέ (έν δέ τω), которое указывает на сознательное подчеркивание блаж. Феодоритом, что он заимствует выдержку из другого, по сравнению с предшествующим, произведения.

Таким образом, если придерживаться исключительно указаний блаж. Феодорита в Эранисте и на время совершенно забыть О существовании ή κατά μέρος πίστις, о котором не знает блаж. Феодорит, то получим, что он берет важные для нас цитаты из трех произведений Аполинария, которые у него называются так: а) τό περί πίστεως λογίδιον б) έτέρα, εκθεσις πίστεως и в) ετερον τό παραπλήσιον (τω κατά κεφαλαιον βιβλίω) σύγγραμμα. Само собою понятно, что в третьем случае дано не название сочинения. Но еще Garnier в издании творений блаж. Феодорита указал, а в последнее время независимо от него M. Polens основательно установил [716], что в третьем диалоге Эраниста слова, взятые из произведения Аполинария, подобного το κατά κεφάλαιον βίβλιον, почти буквально, только в несколько ином порядке, находятся в пятом диалоге „О св. Троице“, [717] ложно приписанном св. Афанасию Александрийскому, §§ 17— 20, где они вложены в уста аполинарианина [718]. M. Polenz доказывает, что в диалоге о св. Троице положения аполинарианина взяты из письменного документа, если и не в точном и полном воспроизведении, то во всяком случае в его основных пунктах и его словами. Автором этого произведения был сам Аполинарий, на что указывают заключительные слова диалога: οί έπιγραφόυενοΐ σε διδάσκαλον, а также и содержание изложенного здесь учения аполинарианина, силлогистическая форма и язык сочинения; наконец, свидетельство блаж. Феодорита, удостоверяющего, что слова, вложенные здесь в уста аполинарианина, в действительности принадлежат самому Аполинарию. Как же называлось это произведение? М. Polenz обратил внимание на следующие слова § 12: ,,Άκουε, και λέλυται σου ή πρότασΐς, ήγουν άνακεφαλαίωσΐς, ώς αυοτός ώνομασας έπιγράφας [719], оттуда ясно, что сам автор назвал свое произведение άνακεφάλαίωσΐς, может быть, еще с какою-нибудь прибавкою. В нем Аполинарий дал не расширенное оглавление какого-нибудь из больших произведений или простые извлечения из него, а скорее compendium, в котором сжато, в силлогистической форме изложены были главные доказательства, подробно раскрытые в других произведениях [720].

Следовательно, блаж. Феодорит называет три произведения Аполинария, заглавия которых были приблизительно такие: а) το περί πίστεως λογίδιον, б) εκθεσις πίστεως и в) άνακεφαλαίωσις. Выдержки из них в Эранисте блаж. Феодорита находятся в нынешнем тексте ή κατά μέρος πίστις и располагаются в нем так: из περί πίστεως λογίδιον — во второй части ή κατά μέρος πίστις (§ 11–12), из εκθεσις πίστεως — в третьей части (§ 28) и из άνακεφαλαίωσις — в четвертой части (§ 35).

Отсутствие в ή κατά μέρος πίστις не только выдержанного от начала до конца всего произведения плана, но и какой-либо связи между отдельными частями, фрагментарность произведения, многочисленные повторения в постановке и раскрытии одних и тех же тем, настолько бросаются в глаза, что К. Каспари предвидит возможность даже заключения, что это не произведение того Аполинария, каким мы его знаем из фрагментов его литературных трудов, что на основании отмеченных черт можно было бы, пожалуй, сказать, что в нем можно признать совершенно иной литературный характер, чем другие произведения Аполинария, и недостойно его. Чтобы отклонить такой вывод, К. Каспари указывает прежде всего на то, что для такого решительного заключения необходимо было бы иметь все большие произведения Аполинария (чего на самом деле нет); а затем ставит такие вопросы которые ясно выдают слабость занимаемой позиции: нужно ли, чтобы автор всегда оставался одним и тем же, так чтобы все его произведения носили один и тот же характер? и должно ли все, что он написал, иметь одинаковое литературное достоинство? и можем ли мы от такого богатого, многостороннего и подвижного (может быть даже изменчивого) духа требовать первого и второго? По мнению К. Каспари все указанные особенности произведения объясняются, по крайней мере, отчасти целью произведения. Произведение написано Аполинарием в последние годы жизни: оно производит такое впечатление, что лаодикийский епископ хотел пред своим концом еще раз подробно изложить в этом произведении свою веру в отношении к Св. Троице и Лицу Христа, в виду вызванных споров, вследствие которых он был отлучен от Церкви; но сделал это слабо, расплывчато, с тавтологиями и многословием, свойственными старческому возрасту [721]. Ho, во–первых, основательно опровергается мнение, что ή κατά μέρος πίστις было последним произведением Аполинария, так как в нем еще слишком много места отведено учению о Св. Духе, и тринитарная часть берет перевес над христологической, тогда как в конце своей жизни Аполинарий всецело отдался вопросам о Лице Богочеловека; далее, в сочинении нет никакого намека на осуждение автора со стороны какой-либо частной церкви, — он стоит в мире с Церковью и считает себя представителем апостольской и церковной веры; наконец, и воззрения его на дело воплощения еще не полны и излагаются в общих и близких к учению Церкви терминах [722]. Во–вторых, и старческим возрастом нельзя объяснить происхождения от Аполинария такого бессвязного произведения. Кроме того, отрывки произведения, взятые сами по себе не обнаруживают ни слабости, ни многословия: они отчетливо и сильно выражают мысли автора, — но соединение их дает нечто непонятное с литературной стороны.

Эти затруднения, по нашему мнению, могут быть удовлетворительно разрешены, если наблюдения над литературной стороной произведения сопоставить с свидетельством блаж. Феодорита, — тогда для нас станет принудительно очевидным вывод, что ή κατά μέρος πίστις не может быть признано цельным произведением, и что в таком виде, как представляет его нынешний текст, оно вовсе не было написано Аполинарием. Поэтому у блаж. Феодорита и не встречается название ή κατά μέρος πίστις, — он не знал его, и именно потому, что не было и такого произведения.