Если мы отрешимся от предвзятых взглядов и рассмотрим свидетельства блаж. Феодорита без всякой мысли о подложном ή κατά μέρος πίστις, то не увидим его в цитатах никакой непоследовательности и неопределенности, — напротив, нам представится очевидным, что блаж. Феодорит ясно сознавал, что и почему он так писал.

Во всех трех диалогах Эраниста блаж. Феодорит приводит ряд выписок из творений древнейших писателей, начиная с св. Игнатия Антиохийского. Вопрос о собрании патристических свидетельств, приложенных к трем диалогам Эраниста, представляет сложную задачу, требующую нарочитого исследования. Ввиду совпадения некоторых частей этого собрания с рядом святоотеческих свидетельств, которыми папа Лев дополнил (в 450 г.) свое догматическое письмо (от 13 июня 448 г.) к Флавиану Константинопольскому, ставится вопрос об отношении собрания патристических текстов Эраниста к собранию св. Льва. В этом отношении ответы даются в двояком направлении: а) „Эранист слишком сильно пострадал от убогого плодоношения недалеких трудолюбцев“, в подтверждение чего указываются очевидные признаки интерполяции, в которых блаж. Феодорит совершенно неповинен [711]; б) тексты, общие Эранисту и патристическому собранию папы Льва взяты блаж. Феодоритом у последнего и внесены во второе издание Эраниста, которое собственно и известно нам [712]. Кроме того, идя далее в направлении, отмеченном лит. б), и привлекая на помощь собрание патриотических свидетельств, которым заканчивается трактат папы Геласия De duadus naturis in Christo adversus Eutychen et Nestorium, доказывают, что и по идее, и по материалу Эранист зависит от того не сохранившегося собрания патристических свидетельств, которое обособившиеся от Ефесского собора 431 г. антиохийцы, имевшие во главе Иоанна Антиохийского, составили для опровержения богословской точки зрения Кирилла Александрийского во время примирительных попыток императора Феодосия II в Халкидоне [713]. Ходом нашего исследования не требуется решение общего вопроса о степени оригинальности блаж. Феодорита в собрании патристических свидетельств, сильно ограничиваемой последней теорией [714], именно в виду того, что при самом неблагоприятном для самостоятельности блаж. Феодорита ответе, остается бесспорным, что мысль о внесении в собрание мест из произведений Аполинария (равно как Кирилла Александрийского и Евсевия Эмесского) принадлежит самому Феодориту [715]; поэтому едва ли можно допустить, чтобы в отношении к нему он пользовался другими какими-нибудь источниками, кроме его собственных произведений: опыт такого применения произведений еретика был первый, и осуществление его должно было быть самостоятельным.

Когда в собрании патристических свидетельств блаж. Феодорит последовательно доходит до Аполинария, то в первом диалоге, после четырех выписок έκ τοΰ κατά κεφάλαιον βιβλίου, он отчетливо делает переход к другому произведению формулой: καί μέντοι καν τω περί πίστεως λογιδίω ουτω λέγει. Сделав две выписки, из которых одна находится в нынешнем тексте ή κατά μέρος πίστις. а другой нет, блаж. Феодорит опять совершенно определенно пишет: καί έν έτέρα δέ έκθέσει ούτως εφη, — здесь, очевидно, нет никакой нужды вместе с К. Каспари дополнять: έν τω περί πίστεως λογιδίω или έν τω αύτω λογιδίω, συγγράμματι, βιβλίω, так как эта прибавка навеяна неизменною мыслью о существующем тексте ή κατά μέρος πίστις и ходом речи не вызывается. В третьем диалоге блаж. Феодорит сначала приводит три места έκ τοΰ κατά κεφάλαιον βιβλίου; затем пишет: καί έν έτέρω δέ παραπλησίω συγγράμματι ταυτα γέγραφεν, и здесь на третьем месте ставит цитату, которая находится в ή κατά μέρος πίστις с вполне определенной формулой: καί μετ’ ολίγα πάλιν. Непосредственно за этой выдержкой из нынешнего текста ή κατά μέρος πίστις блаж. Феодорит пишет: έν δέ τω περί πίστεως λογιδίω ταυτα φησί, отсылая этим к названному в первом диалоге произведению, но здесь снова следует выдержка, которая находится в ή κατά μέρος πίστις. В последнем случае весьма выразительно δέ (έν δέ τω), которое указывает на сознательное подчеркивание блаж. Феодоритом, что он заимствует выдержку из другого, по сравнению с предшествующим, произведения.

Таким образом, если придерживаться исключительно указаний блаж. Феодорита в Эранисте и на время совершенно забыть О существовании ή κατά μέρος πίστις, о котором не знает блаж. Феодорит, то получим, что он берет важные для нас цитаты из трех произведений Аполинария, которые у него называются так: а) τό περί πίστεως λογίδιον б) έτέρα, εκθεσις πίστεως и в) ετερον τό παραπλήσιον (τω κατά κεφαλαιον βιβλίω) σύγγραμμα. Само собою понятно, что в третьем случае дано не название сочинения. Но еще Garnier в издании творений блаж. Феодорита указал, а в последнее время независимо от него M. Polens основательно установил [716], что в третьем диалоге Эраниста слова, взятые из произведения Аполинария, подобного το κατά κεφάλαιον βίβλιον, почти буквально, только в несколько ином порядке, находятся в пятом диалоге „О св. Троице“, [717] ложно приписанном св. Афанасию Александрийскому, §§ 17— 20, где они вложены в уста аполинарианина [718]. M. Polenz доказывает, что в диалоге о св. Троице положения аполинарианина взяты из письменного документа, если и не в точном и полном воспроизведении, то во всяком случае в его основных пунктах и его словами. Автором этого произведения был сам Аполинарий, на что указывают заключительные слова диалога: οί έπιγραφόυενοΐ σε διδάσκαλον, а также и содержание изложенного здесь учения аполинарианина, силлогистическая форма и язык сочинения; наконец, свидетельство блаж. Феодорита, удостоверяющего, что слова, вложенные здесь в уста аполинарианина, в действительности принадлежат самому Аполинарию. Как же называлось это произведение? М. Polenz обратил внимание на следующие слова § 12: ,,Άκουε, και λέλυται σου ή πρότασΐς, ήγουν άνακεφαλαίωσΐς, ώς αυοτός ώνομασας έπιγράφας [719], оттуда ясно, что сам автор назвал свое произведение άνακεφάλαίωσΐς, может быть, еще с какою-нибудь прибавкою. В нем Аполинарий дал не расширенное оглавление какого-нибудь из больших произведений или простые извлечения из него, а скорее compendium, в котором сжато, в силлогистической форме изложены были главные доказательства, подробно раскрытые в других произведениях [720].

Следовательно, блаж. Феодорит называет три произведения Аполинария, заглавия которых были приблизительно такие: а) το περί πίστεως λογίδιον, б) εκθεσις πίστεως и в) άνακεφαλαίωσις. Выдержки из них в Эранисте блаж. Феодорита находятся в нынешнем тексте ή κατά μέρος πίστις и располагаются в нем так: из περί πίστεως λογίδιον — во второй части ή κατά μέρος πίστις (§ 11–12), из εκθεσις πίστεως — в третьей части (§ 28) и из άνακεφαλαίωσις — в четвертой части (§ 35).

Отсутствие в ή κατά μέρος πίστις не только выдержанного от начала до конца всего произведения плана, но и какой-либо связи между отдельными частями, фрагментарность произведения, многочисленные повторения в постановке и раскрытии одних и тех же тем, настолько бросаются в глаза, что К. Каспари предвидит возможность даже заключения, что это не произведение того Аполинария, каким мы его знаем из фрагментов его литературных трудов, что на основании отмеченных черт можно было бы, пожалуй, сказать, что в нем можно признать совершенно иной литературный характер, чем другие произведения Аполинария, и недостойно его. Чтобы отклонить такой вывод, К. Каспари указывает прежде всего на то, что для такого решительного заключения необходимо было бы иметь все большие произведения Аполинария (чего на самом деле нет); а затем ставит такие вопросы которые ясно выдают слабость занимаемой позиции: нужно ли, чтобы автор всегда оставался одним и тем же, так чтобы все его произведения носили один и тот же характер? и должно ли все, что он написал, иметь одинаковое литературное достоинство? и можем ли мы от такого богатого, многостороннего и подвижного (может быть даже изменчивого) духа требовать первого и второго? По мнению К. Каспари все указанные особенности произведения объясняются, по крайней мере, отчасти целью произведения. Произведение написано Аполинарием в последние годы жизни: оно производит такое впечатление, что лаодикийский епископ хотел пред своим концом еще раз подробно изложить в этом произведении свою веру в отношении к Св. Троице и Лицу Христа, в виду вызванных споров, вследствие которых он был отлучен от Церкви; но сделал это слабо, расплывчато, с тавтологиями и многословием, свойственными старческому возрасту [721]. Ho, во–первых, основательно опровергается мнение, что ή κατά μέρος πίστις было последним произведением Аполинария, так как в нем еще слишком много места отведено учению о Св. Духе, и тринитарная часть берет перевес над христологической, тогда как в конце своей жизни Аполинарий всецело отдался вопросам о Лице Богочеловека; далее, в сочинении нет никакого намека на осуждение автора со стороны какой-либо частной церкви, — он стоит в мире с Церковью и считает себя представителем апостольской и церковной веры; наконец, и воззрения его на дело воплощения еще не полны и излагаются в общих и близких к учению Церкви терминах [722]. Во–вторых, и старческим возрастом нельзя объяснить происхождения от Аполинария такого бессвязного произведения. Кроме того, отрывки произведения, взятые сами по себе не обнаруживают ни слабости, ни многословия: они отчетливо и сильно выражают мысли автора, — но соединение их дает нечто непонятное с литературной стороны.

Эти затруднения, по нашему мнению, могут быть удовлетворительно разрешены, если наблюдения над литературной стороной произведения сопоставить с свидетельством блаж. Феодорита, — тогда для нас станет принудительно очевидным вывод, что ή κατά μέρος πίστις не может быть признано цельным произведением, и что в таком виде, как представляет его нынешний текст, оно вовсе не было написано Аполинарием. Поэтому у блаж. Феодорита и не встречается название ή κατά μέρος πίστις, — он не знал его, и именно потому, что не было и такого произведения.

Πο нашему мнению, дело представляется в таком виде. Аполинарием написано было несколько отдельных произведений, по–видимому, небольшого объема, и три из них с теми заглавиями, какие даны у Феодорита; в таком виде они существовали некоторое время и у отдельных лиц даже и тогда, когда в других местах из них сделано было другое употребление. Когда в аполинарианских кругах выяснилась возможность сохранения произведений учителя только под именами знаменитых представителей православия прежнего времени, то достигнуто это было не путем простой перемены в надписании, а после предварительной редакторской работы. По крайней мере четыре произведения были соединены в одно и расположены в таком порядке: неизвестное по заглавию произведение дало материал для §§ 1–3; το περί πίστεως λογίδιον поставлено на втором месте и занимает в нынешнем тексте ή κατά μέρος πίστις §§ 4–26 (если §§ 13–26 принадлежат не к другому произведению); за ним поставлено έκθεσις πίστεως — §§ 27–34, наконец, άνακεφαλαίωσις — §§ 35–43. Но при этом произведения Аполинария взяты были не в целом виде, а в сокращении; степени его мы не можем теперь определить, но ясные следы его видны в той отрывочности, какая наблюдается как во всем произведении, так и в отдельных его частях, а также и в переходах от одной к другой. Сокращение находит свое подтверждение и в том факте, что один отрывок из περί πίστεως λογίδιον, приведенный блаж. Феодоритом, не оказывается в настоящем тексте: редактором ή κατά μέρος πίστις он был опущен. Этот отрывок следующий: „поклоняемся же Богу, Который принял плоть от Марии Девы и вследствие этого есть человек по плоти, но Бог по духу“ [723]. По справедливому мнению К. Каспари [724], он должен был стоять между словами ίδίως τε τή σαρκί συγκεκραμένος и καί τών περί σάρκα παθών γινομένων, т. е. в § 11 нынешнего текста ή κατά μέρος πΐστις.

При таком происхождении произведения становится более понятным и заглавие, данное ему уже после указанной редакторской работы: ή κατά μέρος πίστις. Это — не „подробное“изложение веры и не исповедание веры только по некоторым пунктам, а изложение веры, составленное из отрывков, избранных мест и т. д.

Таким происхождением ή κατά μέρος πίστις, по нашему мнению, объясняются как особенности этого произведения, с его повторениями, отрывочностью изложений, отсутствием плана и т. п., так и тот факт из его истории, что блаж. Феодорит не знает позднейшего названия этого произведения и в то же время приводит из него выдержки с определенным указанием на их автора — Аполинария.

Ho когда произошла эта композиция из произведений Аполинария, почему она была усвоена св. Григорию Неокесарийскому и почему это усвоение было принято на веру и добросовестно, напр., Евтихием?

Что касается вопроса о том, кто и когда произвел этот подлог, то в решении его мы примыкаем к К. Каспари [725] и проф. A. А. Спасскому [726], изменяя только, соответственно сказанному раньше, самый объем и характер подлога. Виновниками подлога были аполинариане, но не те, которые стояли вне церкви, так как они имели все побуждения читать и распространять произведения Аполинария под его собственным именем; а те, которые по сообщению блаж. Феодорита [727], около двадцатых годов V века лицемерно присоединились к православной церкви и не отреклись от своих убеждений или, по крайней мере, отреклись не всецело, но воспользовались своим положением для того, чтобы заразить своею болезнью и многих бывших дотоле здравыми. Они должны были скрывать свою преданность Аполинарию, а сочинения его могли распространять, только надписавши их уважаемыми в церкви именами авторитетных отцов и учителей православия, что они и сделали, воспользовавшись именами св. Григория Чудотворца, Римских епископов Феликса и Юлия и Афанасия Александрийского. Для этой цели они выбрали небольшие произведения Аполинария и не такие, принадлежность которых ему была общеизвестна, а меньшие или совершенно маленькие и неизвестные. Подлог имел успех именно потому, что для этой цели использованы были только те произведения, „где аполинарианское учение прикрывалось общностью выражений и неопределенностью терминологии, где аполинарианство в чистом резком виде не выступало“ [728]; — такие общие места могли быть или просмотрены, или понимаемы в православном смысле, или изъяснены согласно с православным учением. Св. Григорий Богослов обвинял и действительных аполинариан в том, что они пред православными исповедуют благочестивые речения и употребляют такие выражения, которые, если понимать их хорошо, согласны с благочестием, а если толковать худо, заключают в себе злочестие; этим он объяснял неприятную для него историю с исповеданием веры аполинарианина Виталия, которое он прежде принимал, а потом отверг, как еретическое [729]. Кроме того, как показывает ή κατά μέρος πίστις, с этою целью производилось и особое редактирование произведений Аполинария путем сокращения использованных для этого его произведений. Причем, несмотря на то, что в интересах аполинариан было распространение христологического учения, фальсификаторы в своей композиции дали значительный перевес триадологическим разъяснением, но за то именно в ή κατά μέρος πίστις специфически аполинарианское учение выражено более отчетливо по сравнению с другими произведениями Аполинария, приписанными Феликсу, Юлию и св. Афанасию, вероятно, в той надежде, что при таких обширных и правильных тринитарных частях этого произведения церковному читателю не бросится в глаза довольно сильный аполинарианский отпечаток христологических частей [730]. Подлог был настолько удачным, что даже св. Кирилл, Алекс., а за ним 3–ий вселенский собор пользовались посланием Аполинария к импер. Иовиану, как подлинным произведением св. Афанасия Александрийского, а также и ή κατά μέρος πίστις. Около того времени, когда произошло указанное присоединение аполинариан к Церкви, совершены были и подлоги, во всяком случае до 3–го вселенского собора, когда можно видеть следы пользования подложными произведениями.

Ho почему той композиции, какую представляет нынешний текст ή κατά μέρος πίστις, усвоено было имя св. Григория Чудотворца?

Объяснения этого факта нельзя искать в какой-нибудь связи ή κατά μέρος πίστις с именем св. Григория чудотворца даже в той неопределенной форме, какую указывал И. Дорнер, потому что, как мы видели, ή κατά μέρος πίστις в своем происхождении не имело никакого отношения к св. Григорию Чудотворцу. Не могли оказать исключительного влияния в этом отношении и совпадения в отдельных словах и выражениях между символом св. Григория и ή κατά μέρος πίστις, так как они не настолько очевидны, чтобы могли производить непосредственное впечатление, — однако их нельзя не учитывать при решении этого вопроса. Вероятнее всего, что здесь имела значение слава св. Григория Чудотворца, который был преимущественно известен, как автор символа, излагающего учение о Троице. „Легковерный и малообразованный читатель, наслушавшись о „вере“Григория Чудотворца, легче и скорее мог поддаться обману, читая в надписании Аполинариева сочинения, — тоже о вере, — имя Григория, и в его содержании — православное учение о Троице. Но так же легко мог обманываться и тот, кто имел под своими руками подлинное сочинение Григория Чудотворца: то было краткое исповедание, а Аполлинариево — пространное; при сходстве терминологии и содержания естественно рождалось желание считать оба изложения веры делом одного автора“ [731].