Великое таинство Евхаристии, в котором недоступный и невыразимый Бог видим и вкушаем людьми, приоткрывается пр. Симеоном в следующих словах, которыми он пытается выразить невыразимое: «Как Ты меня удостаиваешь и видеть и быть видимым мною и держаться моими руками, держащий все, невидимый всеми небесными воинствами и неприступный Моисею, первому в пророках? Ибо он не удостоился увидеть Твое Лицо, ни кто–либо другой в людях, чтобы не умереть. Тебя, непостижимого, Тебя одного, невыразимого, Тебя, невместимого всеми и неприступного для всех, как я удостаиваюсь и держать, и лобзать, и видеть, и есть, и иметь в моем сердце, Христе, и пребываю неопалимым, одновременно радуясь и трепеща, и воспевая Твое многое человеколюбие, Христе?» Евхаристия — это тайна любви Бога к людям.

5. ИСПОВЕДЬ И СВЯЩЕНСТВО

Служение святой Евхаристии, исповедь и причастие, необходимость, в особенности, иметь духовника, ставили перед пр. Симеоном вопрос, который живо его волновал. Имеет ли всякий священник или епископ, ради одного только факта, что он был рукоположен, власть служить литургию и отпускать грехи? Кто способен духовно руководить другими и какими духовными дарами должно обладать, чтобы исповедовать? Тут убеждения пр. Симеона не совсем определенны и колеблются от духовного радикализма до относительной умеренности, что вообще ему свойственно.

Пр. Симеон отнюдь не отрицает значения священнического рукоположения и любит подчеркивать пред лицом своих противников, что сам он был рукоположен епископом. Так, он говорит: «Мы открываем вам талант, данный нам, и благодатный дар через пророчество и с возложением рук архиерея, совершившего нас во священство» [366]. Пр. Симеон признает, следовательно, что епископское рукоположение преподает пророческий благодатный дар (χάρισμα), то есть дар Святого Духа. Однако, пр. Симеон говорит также, что рукоположение, как бы ни было оно необходимо, не достаточно, чтобы достойно служить, как, впрочем, и сакраментальное крещение не достаточно, чтобы стать подлинным христианином. Необходима также жизнь, согласная с заповедями Божиими, и, особенно, сознательное обладание дарами Святого Духа, с вытекающей отсюда духовной свободой.

Но прежде всего пр. Симеон показывает исключительное величие служения. «Кто, — говорит он,… — удостоившийся высшей и первой славы, сможет представить себе что–нибудь более славное, чем служить литургию и созерцать самую высшую природу, вседеятельную, невыразимую, неприступную для всех?.. Если ты увидел Христа, если ты получил Духа и был приведен ко Отцу через Них обоих … ты узнал бы, что велико и страшно, и выше всякой славы … служить (λειτουργεΐν) с чистою совестью сердца чистой и святой и нескверной Троице» [367]. Пр. Симеон призывает поэтому не служить литургию, если кто не отрекся совершенно от мира: «Не заблуждайтесь, братья, не смейте прикасаться совсем или приступать к неприступному естеству! Потому что кто не отречется от мира и от того, что в мире, и не отречется от своей души и тела … не может приносить Богу таинственную и бескровную жертву (θυσίαν) чисто чистому по природе» [368]. Но и этого, однако, недостаточно, нужно еще быть явно призванным Богом ко священству. «Но не всем таковым, — (то есть отрекшимся от мира и т. д.) говорит пр. Симеон, — можно служить, но если даже кто примет всю благодать Духа и от чрева матери пребывает чистым от греха, если не по повелению Божию и Его выбором, извещающим его душу Божественным осиянием и возжигающим ее желанием Божественной любви, то не кажется мне благоразумным ему священнодействовать Божественная (ίερουργεΐν τά θεία) и касаться неприкосновенных и страшных Тайн» [369]. Отметим, однако, не категорический тон этого утверждения.

Сам пр. Симеон удивлен и опечален, как он посмел принять это высшее достоинство, священство и игуменство. Он трепещет перед его высотою [370]. Вообще, пр. Симеон не делает различия между властью служить литургию и оставлять грехи. То и другое является следствием священнического рукоположения, которое не должно принимать прежде приятия Святого Духа, не отождествляемого с самим рукоположением. «Но не считайте себя, — говорит он, — … обманывая самих себя и сбиваясь со смысла, быть чем–нибудь, будучи ничем, и, как почивающие совестью, не думайте, что вы духовны прежде, чем получили Святого Духа. И вследствие этого вы спешите неразумно воспринимать чужие помыслы и восходите на игуменства и начальственные должности, и имеете дерзость бесстрашно (принимать) священство, и бесстыдно выдвигаете самих себя бесчисленными способами на митрополии и епископства пасти народ Господень» [371]. И он советует: «Смотри, не предпринимай сначала пасти, прежде чем ты не приобретешь подлинным другом твоего доброго Пастыря, потому что ты ничего другого не выиграешь, знай, как дать ответ Богу не только о своем недостоинстве, но и об овцах, которых ты погубил по неопытности и страстности» [372]. Это особенно верно относительно отпущения грехов: «Смотри, прошу, не принимай на себя вообще чужих долгов, будучи сам должником в чем–нибудь; не дерзни дать отпущение, не приобретши в сердце вземлющего грех мира» [373]. Также не следует судить других прежде, чем получишь Святого Духа [374], ни в особенности иметь дерзость добиваться церковных должностей, не будучи призванным свыше [375]. «Тогда (после Божественного призыва), исполненный Духа Святого, в свободе от закона плоти и смерти греха, ты будешь поставлен Божией благодатью праведным судьей на суд других, как выдвинутый (προχειρισθε'ις) на это Духом» [376].

Большое совершенство требуется пр. Симеоном от высших церковных сановников, которые в противном случае должны были бы покинуть свои кафедры: «Патриархи, если вы не друзья Бога, если не сыновья, если не боги по положению, то есть подобные Богу по природе, по благодати, данной вам свыше, отступите от престолов, и шедши, прежде всего вразумите себя от Божественных Писаний. И ставши отображением Бога, тогда со страхом прикасайтесь к Божественным вещам. Если же нет, когда Он откроется, тогда узнаете, что Бог наш есть огонь поядающий, не друзей, ни тех, кто Его возлюбил, но не принявших Его, пришедшего как свет» [377]. Отметим, что, несмотря на резкий тон некоторых из этих высказываний пр. Симеона и его критику церковной иерархии, мы не находим в них прямого заявления о недействительности таинств, совершаемых недостойными, по пр. Симеону, священниками, ни отвержения иерархии, жизнь которой далека от совершенства. Это скорее острая критика образа действий этого иерархического строя и напоминание, что в таких условиях совершение таинств вредит тем, кто их совершает недостойно. «О бесстыдство! — пр. Симеон продолжает свою критику против тех, кто принимает рукоположение, не будучи призван Богом. — Никто не сможет презирать земного царя и похищать его честь и достоинство, и присваивать себе, а ты небесного, как если бы Он был ничем, презираешь и осмеливаешься налагать руку на апостольские достоинства без Его склонности и воли? Всецело в таком состоянии, ты думаешь, что Владыка оставит это без расследования? Ни в коем случае, никак!» [378] Как бы то ни было, даже если кажется, что Бог призывает нас, принятие правящей должности в Церкви должно ощущаться как опасное духовное нисхождение. «Даже тогда, — говорит пр. Симеон, — тебе не следовало бы быть дерзновенным и всецело беззаботным, но со страхом и трепетом, как опускающемуся с высоты к некоей глубине глубочайшего колодца, полного всевозможных пресмыкающихся и зверей, таким образом вступать на (управление) митрополией или патриархией или на какое–нибудь другое начальство, епископство, если случится, или на управление народом» [379]. Во всяком случае, всякую власть дает Святой Дух, и Его нужно слушаться со страхом. «Нужно ли говорить людям, подобно настроенным относительно власти вязать и решать (которые учат, не имея истинной премудрости, Господа нашего Иисуса Христа), тогда как имеющие в себе Утешителя, отпускающего грехи, дрожат, как бы не сделать чего–нибудь вопреки воле находящегося в них и через них говорящего? Но кто, столь неистовствующий и вознесшийся на такую дерзость, чтобы прежде приятия Утешителя сказал бы или сотворил дела Духа и без указания Божия совершал бы дела Божий?» [380]

В Огласительных Словах пр. Симеон выражается с еще большей силой, говоря о власти вязать и разрешать. Он отвечает своим противникам, которые утверждали: «Но эта власть принадлежит священникам», — и говорит им сам: «Знаю и я, потому что это правда. Но не всем и просто священникам, но в духе смирения священнодействующим Евангелие и живущим в непорочной жизни, прежде всего представившим себя Господу в жертву, совершенную, святую, благоугодную, чистое их служение в храме их тела внутри духовно показавшим и принятым, и явившимся в горнем жертвеннике, и принесенным архиереем Христом в совершенную жертву Богу и Отцу и силою Духа Святого пересозданным и измененным, и преображенным во Христа, умершего для нас и воскресшего во славе Божества» [381]… «Таковых есть власть вязать и решать, и священнодействовать (ίερουργεΐν), и учить, а не только получающих от людей выбор и рукоположение (χειροτονίαν)» [382]. Это все та же доктрина: власть вязать и решать и вообще деятельность священства, даже власть учительства, принадлежит священникам, но одно рукоположение недостаточно для плодотворного выявления этой власти, если оно не сопровождается жизнью во Христе, если сам священник не преображен во Христе Святым Духом. Разрешающая власть, так же как способность принимать исповедь, немыслима для пр. Симеона без обладания благодатью Святого Духа. Притязание действовать как священник только в силу церковной должности возмущает пр. Симеона. «Но что я скажу, — пишет он, — любящим быть именитыми и становиться священниками и архиереями и игумнами и желающим воспринимать чужие помыслы и говорящим, что они достойны врученной им власти вязать и решать? Когда я вижу их, что они не знают ничего из необходимых и Божественных вещей и не учат этому других, и не вводят в свет познания, чем это отличается от того, что говорит Христос фарисеям и законникам: «Горе вам, законникам, что взяли ключ познания… Чем другим является ключ познания, если не верою даваемая благодать Святого Духа, поистине производящая через просвещение познание и раскрывающая затворенный и покрытый наш ум» [383]… «Научитесь всему этому, настаиваю, вы, именуемые чадами Божиими и думающие быть христианами, учащие других пустыми словами и воображающие править, однако лживо, священники и монашествующие!» [384]

С другой стороны, пр. Симеон называет своих монахов, из которых не все были священниками, «народом Христа, священным стадом, царским священством» [385]. Наконец, в Гимнах пр. Симеон осуждает тех, кто, не отрекшись от мира и не получив Святого Духа, соглашается быть рукоположенными. А именно, он говорит: «Кто не оставит сначала мира … и не возлюбит подлинно одного Христа и не потеряет душу свою для Него … и не был удостоен получить Божественный Дух, данный Им Божественным апостолам … откуда очищение и созерцание душою … неприступного света, из которого дается бесстрастие и святость всем удостоившимся видеть и иметь Бога в сердце … таковой да не дерзнет соглашаться на священство и на управление душами и на власть» [386].

Вопрос, кому принадлежит разрешительная власть, имел для пр. Симеона особенный интерес ввиду важности, которую имело в его глазах, как и вообще в учении Церкви, таинство исповеди. Пр. Симеон настаивает на действенности исповеди и на ее необходимости для всех, кто впал в грехи после крещения, он видит в ней средство вновь найти Бога [387]. Поэтому он всех призывает к исповеди и покаянию: «Да покается каждый из вас и да оплачет самого себя … что лишил себя столь многих и столь великих благ, отпав от славы и созерцания Царя небесного, и да потщится через покаяние и исповедь получить вечные блага» [388]. В другом месте пр. Симеон настаивает, что одного покаяния недостаточно, но за ним должна следовать исповедь и разрешение от грехов. «От покаяния, — говорит он, — происходит омовение скверны постыдных действий, а после него причастие Духа Святого. Не просто, однако, но по вере и расположению и смирению кающихся от всей души. И не только, но после получения совершенного оставления содеянных грехов от отца и воспреемника. Вот почему хорошо ежедневно каяться» [389]. В другом месте, однако, он прибавляет и иной источник очищения, монашеский постриг: «Если ты получил оставление всех своих согрешений или через исповедь или через одеяние святой и ангельской схимы, какой это будет тебе причиной любови и благодарения и смирения» [390].

Утверждение пр. Симеона, что отпущение грехов может быть получено также через облачение в монашескую одежду, которая не обязательно дается лицам в священническом сане, указывает на связь, существующую, по пр. Симеону, между исповедью и монашеским постригом, выражением покаяния и отречением от мира прежде всего. Пр. Симеон рассматривает эти вопросы в 1–ом Послании «О исповеди», сохранившемся во всех древних рукописных собраниях его творений, хотя и несколько отдельно от других. Подлинность его несколько раз оспаривалась. Оно содержит учение, несколько отличное от вышеизложенного, или, вернее, своего рода радикализацию взглядов пр. Симеона касательно разрешительной власти [391].

Пр. Симеон начинает 1–ое Послание прямым вопросом, который был ему, вероятно, задан его корреспондентом. «Ты повелел моему ничтожеству, — пишет он, — о отец и брат, ответить на вопрос: «Позволено ли исповедовать свои грехи некоторым монахам, не имеющим священства?» Ты прибавил и следующее: «Потому что мы слышим, что власть вязать и решать дана одним священникам» [392]. Для того чтобы ответить, пр. Симеон дает сначала определение исповеди: «Исповедь, следовательно, не что иное, как сознание долгов, далее, признание ошибок и собственного безумия, то есть осуждение своей бедности» [393]. Он объясняет: «Всякий верный, без исключения, следовательно, является, — пр. Симеон имеет в виду евангельскую притчу, — должником своего Владыки и Бога, и то, что он взял у Него, будет с него спрошено на страшном и ужасном суде, когда все без исключения, цари и бедные вместе, мы предстанем перед Ним, нагие и с согнутой шеей» [394].

Один Христос может восставить Адама и его потомков в их падении. «Ни Адам, — пишет пр. Симеон, — ни кто–нибудь из его сыновей не имел бы силы совершить восстановление себя и своих близких, если бы Бог, Который выше естества, наш Господь Иисус Христос, пришедши (в мир), не поднял бы его и нас от падения Своею Божественною силою» [395]. Таким образом, грех Адама, «прадедное падение» (προπατερικόν πτώμα), как пр. Симеон говорит в другом месте [396], является источником падения человеческого рода, хотя каждый согрешает лично. Все мы пронзены жалом врага, а всякий грех ведет к смерти [397], человек становится рабом диавола [398]. В таких обстоятельствах большой грешник (речь идет в данном случае о развратнике), «ставший вместо чада Божия чадом диавола, что сделает он, чтобы вновь оказаться во обладании того, что он потерял? Во всяком случае он попросит посредника и друга Божия, способного восстановить его в состоянии, которое он имел раньше, и который примирит его с Богом и Отцом… (Ибо) тот, кто таким образом разгневал своего Владыку и Бога, не может иначе примириться с Богом, нежели через посредника, святого человека и раба Христова, и через избежание зла» [399]. Пр. Симеон призывает поэтому прибегнуть к духовному врачу, исповедуя ему свои грехи: «Побежим немедленно к духовному врачу и изблюем через исповедь яд греха, и, выплюнув его яд, получим от него с усердием в качестве противоядия даваемые им покаянные эпитимии, и будем подвизаться их исполнять всегда с горячею верою и в страхе Божием» [400]. Духовный отец должен иметь три качества: он врач, советник и посредник. «Взыщи, если хочешь, благого врача и советника, чтобы, как хороший советник, он предложил бы тебе образы покаяния, которые тебе подходят, и как врач, дал бы тебе лекарства, подходящие для каждой раны, и как посредник, предстоя пред Богом лицом к лицу, молитвою и ходатайством, умилостивил тебе Божество» [401].

Отметим здесь, что духовный отец никогда не рассматривается как судья, который осуждает и карает. Эпитимии, им налагаемые, имеют лечебную цель. Но с другой стороны, пр. Симеон, имеющий столь высокое представление о духовном отце, харизматической личности и избраннике Божием, настаивает, что никто не должен похищать апостольского достоинства, то есть выслушивать исповеди и оставлять грехи, не будучи призван Богом. «По всему этому, — говорит он, — я трепещу и дрожу, братья и отцы мои, и прошу вас всех… не презрительно относиться к этим божественным и страшным для всех тайнам и не играть с вещами, где нельзя играть, ни с вашей душой, из–за тщеславия или славолюбия, или выгоды, или от бесчувствия. Потому что случается принимать помыслы других, чтобы быть названными «равви» и «отцы». Не будем восхищать, прошу, бесстыдно так и просто достоинство апостолов» [402]. Пр. Симеон говорит, продолжая, что истинные посредники редки: «Но и не возжелайте быть посредниками остальных (людей), прежде чем наполниться вам Духом Святым и познакомиться и примириться вам в чувстве души с Царем всего» [403]. Пр. Симеон предупреждает, что искателей церковных должностей ожидает вечный огонь.