Преемники апостолов - епископы. Св. Василий часто говорит о значении епископата в церковном теле. Пастыри - как бы бараны, идущие перед стадом, наставляющие, ведущие его на пажити и защищающие [35]. Народ христианский должен видеть в них своих отцов, и все вместе, духовенство и народ, должны иметь одну душу: "Поэтому мы молимся день и ночь, - пишет св. Василий, - Царю веков сохранить народ в полноте веры, сохранить же для него и духовенство как неповрежденную главу, находящуюся на высоте и подающую свою помощь нижележащим членам тела. Ибо когда глаза действуют сообразно со своим назначением, искусной бывает и работа рук, беспреткновенны и движения ног, и ни одна часть тела не лишена подобающего попечения" [36]. Епископ - отец народа, соединенный с ним узами любви и сыновнего уважения: "Вот почему, - продолжает св. Василий Великий, - просим вас то, что вы делаете и будете делать, держаться друг друга; вас, которым доверено попечение о душах, поддерживать каждого в отдельности и согревать как чад возлюбленных; а народу сохранять подобающую вам, отцам, честь и уважение, чтобы в благообразии церковном сохранялась бы ваша сила и твердость веры во Христа, имя же Божье прославлялось, преумножалось бы и возрастало благо любви" [37]. Церковь и епископ тесно связаны друг с другом: "Я одобряю, - пишет св. Василий духовенству Колонии, - пламенность вашего расположения к вашему пастырю. Ибо как нестерпимо отцелюбивому ребенку лишение доброго отца, так невыносимо для Церкви Христовой удаление пастыря и учителя" [38]. Епископ - ангел возглавляемой им церкви: "Вас огорчает, - пишет св. Василий священникам никопольским, изгнанным из церквей вместе со своим епископом, - что вы были выброшены из стен (церковных), но вы водворитесь под кровом Бога небесного, и ангел, назирающий на вашу церковь (ο της εκκλησίας εφορος), удалился вместе с вами" [39]. Сам Господь дарует добрых пастырей тем, кто искренне просит об этом. "Ваше дело просить о нем, сохраняя ваши души чистыми от всякой склонности к спорам и любви к первенству, - напоминает св. Василий церкви неокесарийской, - а дело Господа указать его, Господа, Который, начиная с великого покровителя вашей церкви Григория... всегда (давал вам пастырей), сочетая их, как один драгоценный камень к другому, даруя чудесную красоту вашей церкви. Так что не следует отчаиваться о их преемниках. Ибо знает Господь Своих и выведет посреди вас того, которого вы, быть может, и не ожидали" [40]. "Восстаньте для необходимой заботы о церкви, - призывает он церковь парнасскую, - чтобы Бог святой позаботился о Своем стаде и подал бы вам пастыря по Своей воле, пасущего вас с искусством" [41]. Такой епископ, испрошенный народом, дарованный Богом, становится настоящим кормчим церковного корабля: "Итак, мужайся и укрепляйся, иди впереди народа, доверенного твоей деснице Всевышним, - пишет св. Василий св. Амфилохию, епископу Иконийскому, - и как мудрый кормчий, возвысившись волею над всякой бурей, воздвигаемой еретическими ветрами, сохраняй корабль непотопляемым солеными и горькими волнами злословия в ожидании тишины, которую сотворит Господь, когда найдется голос, достойный воздвигнуть Его на запрещение волнения морского" [42].

Должность и достоинство епископское св. Василий мыслит не как независимое или отдельное от совокупности церковной, но в сношении и общении с собратьями по епископству. "Прошу тебя, - пишет он епископу атарвийскому, - выброси из души твоей мысль, что ты не нуждаешься в общении с кем-нибудь другим. Несвойственно человеку, ходящему путем любви и исполняющему закон Христов, отрезать себя от общения с братьями" [43]. Можно даже сказать, что для св. Василия общение с другими епископами - признак православия, а разрыв его - разрыв с Церковью [44]. Здесь возникает вопрос о лжеепископах. Это прежде всего оппортунисты, меняющие свои верования вместе с обстоятельствами, креатуры гражданских властей. "Только не будьте обманутыми их лживыми словами, - пишет св. Василий священникам никопольским, - возвещающим правоту веры, ибо таковые христопродавцы, а не христиане, всегда предпочитающие полезное для них в этой жизни жизни, согласной с истиной. Когда же они думают, что обрели эту пустую власть, они становятся на сторону врагов Христа; когда же увидят, что народ возмущается против них, они снова притворяются православными. Я не признаю епископом и не причислю к иереям Христовым того, кто мирскими руками был выдвинут на властвование для разрушения веры" [45]. Но особенно это еретики. "Мы оплакиваем не разрушение земных построек, - обращается св. Василий к папе Дамасу, - но захват церквей. Не рабство телесное, но пленение душ, производимое ежедневно [...] защитниками ересей" [46]. Ересь - это гниение Церкви. "Отвратительная манихейская ересь, назвав которую гниением церквей, мы не уклонимся от должного" [47]. Правда, дело здесь идет о крайней ереси, выходящей за рамки христианства. Еретики стремятся нарушить тишину церковную: "Если море прекрасно и похвально перед Богом, - говорит св. Василий верующим церкви кесарийской, - то насколько прекраснее собрание этой церкви, в которой, подобно шуму некой волны, раздается согласный голос мужчин, женщин и детей, возносимый к Богу в наших молениях. А глубокая тишина сохраняет ее без волнения, речами" [48]. Ересь он уподобляет плевелам: "Образ подделывающих учение Господа и не подлинно научившихся слову, но развращенных учением лукавого, смешивающихся со здоровым телом Церкви, чтобы незаметно внушить свои вредные заблуждения простым людям" [49]. С нравственной точки зрения еретики ведут часто добрую жизнь и могут даже служить примером для православных: "Часто необходимо нам преумножать в себе силу к добру даже от чуждых вере. Ибо если ты увидишь язычника или кого-нибудь оторванного от Церкви из-за какой-нибудь ухищренной ереси, но заботящегося о целомудренной жизни и о всем другом нравственном благочинии, напрягай более твое рвение, чтобы стать подобным плодоносной смоковнице, которая в присутствии диких смоковниц собирает свои силы и, удерживая истечение своего сока, с большим тщанием питает свой плод" [50].

Но долг Церкви - бороться против ересей, и, чтобы преуспеть, христиане должны быть едиными. "Знай же, - пишет св. Василий епископу атарвийскому, - что если мы не предпримем за церкви ту же борьбу, какую ведут противники здравого учения с целью их разрушения и полного исчезновения, то ничто не будет препятствовать уничтожению истины, опрокинутой врагами, а мы в известной мере не избегнем осуждения за то, что не показали, со всяким тщанием и ревностью, в согласии друг с другом и в единодушии по Богу, возможной заботы об единении церквей" [51]. Необходимо, хотя иногда и болезненно, отделяться от еретиков во имя истины. "Вам, врачам, - пишет св. Василий врачу Евстафию, - нежелательно жечь больного или заставлять его страдать каким-нибудь другим образом, но вы на это соглашаетесь, следуя за требованиями болезни. Мореплаватели также не добровольно выбрасывают груз, но, чтобы избежать кораблекрушения, переносят выброску груза, предпочитая жизнь в бедности смерти. Поэтому и ты мысли, что и мы болезненно и со многими рыданиями переносим разделение с отделившимися от нас, переносим, однако, потому, что для любящих истину ничто не предпочтительнее Бога и надежды на Него" [52]. Поэтому нельзя относиться безразлично к евхаристическому общению с еретиками. "Мы вас просим, - говорит св. Василий, - воздерживаться от (литургического) общения (κοινωνίας) с еретиками, зная, что безразличие в такого рода вещах лишает нас нашего дерзновения перед Христом" [53]. Порывая такое общение, православные мешают им распространять болезнь. Принимать еретиков в Церковь нужно с согласия всей Церкви. "Соблаговолите послать нам, - пишет св. Василий изгнанным епископам Египта, - предложения, на основании которых вы приняли последователей Маркелла, ...вы не должны были оставить одним себе столь важного дела, но следовало бы сделать общниками и согласными с восстановлением (последователей Маркелла) в Церкви (епископов) как Запада, так и на Востоке" [54]. Во всяком случае, еретики должны отказываться от своих заблуждений, прежде чем их примут в Церковь. Этого требует ее единство: "Так как (Маркелл) вышел из Церкви из-за его нечестивых догматов, необходимо, чтобы его последователи анафематствовали его ересь и таким путем были бы допущены к общению, чтобы, соединяемые с нами через наше посредство, были бы приняты всем братством" [55]. Для св. Василия была существенная разница между Церковью и ересью, так что следует говорить не о воссоединении с еретиками, но о их возвращении в единую Церковь. Он пишет еп. Петру Александрийскому: "Нас не смогут укорять за то, что мы присоединились к последователям Маркелла, наоборот, они стали членами тела церковного, так что злостное порицание, созданное ересью, исчезло благодаря нашему принятию их, и нам не приходится стыдиться, как если бы мы присоединились к ним" [56].

Однако разрыв церковного общения оправдан только, когда дело идет о существенных вопросах христианской веры, основных для нашего спасения. Разделения по причинам, не относящимся непосредственно к вере, очень дурны. Эта установка св. Василия миролюбивая, всецело вдохновляемая заботой о христианском единстве, но твердая, когда дело идет о существенном воздержании христианского благовествования, очень для него характерна. "Вот что является, несомненно, наиболее вызывающим сожаление, это то, что видимо здоровая часть разделилась сама на себя", - пишет св. Василий италийским и галльским епископам. И продолжает: "У нас, вдобавок к открытой войне против нас еретиков, возникшая еще со стороны наших как будто бы единомышленников война довела церкви до последней слабости" [57]. Православием часто оправдывают враждебность, источники которой не имеют ничего общего с богословием. "Некоторыми, - говорит он в том же письме, - защита якобы православия придумана как оружие для войны друг с другом. Прикрывая свою личную вражду, они притворяются, что враждуют из-за благочестия" [58]. Хорошо известно, как далеко заходил св. Василий Великий на пути "догматической икономии", стремясь к христианскому единству и церковному благу. Чтобы объединить все силы против арианства, он избегал лично называть Святого Духа Богом и требовал от других не открытого исповедания Его божества, а только безусловного принятия никейской веры и анафематствования тех, кто утверждал, что Дух Святой тварен [59].

Эту осторожную позицию резко критиковали некоторые современники. Однако его разрыв с Евстафием Севастийским, не решившимся принять этот догматический минимум, ясно показывает, что для св. Василия существовал точный предел в этой богословской икономии, который он никогда не переступал во имя мира и единства Церкви, хотя и желал их всей душой. Он пишет св. Афанасию Александрийскому "Мы должны стремиться все считать второстепенным сравнительно с миром" [60]. Или в другом месте: "Что более сладко для слышания, чем имя мира? И что более свойственно священным лицам или более угодно Господу, чем совещаться о таких предметах?" [61] Св. Василий увещевает епископов работать для единства и мира церковного: "Как велико благо мира, какая необходимость говорить об этом сынам мира? Но так как эта великая и чудная и желанная всем любящим Господа вещь подвергается отныне опасности превратиться в одно лишь имя, так как из-за умножения беззакония у многих остыла любовь, то я думаю, что у подлинно и истинно служащих Господу должно быть одно старание - это вернуть к единству церкви разделившихся друг с другом многообразно и на много частей" [62]. Он продолжает: "В самом деле, ничто так не свойственно христианину, как творить мир; поэтому и Господь обещал нам за это величайшую награду" [63]. Св. Василий часто возвращается в письмах к теме об единстве Церкви и путях, ведущих к нему. "Состояние Церкви, - пишет он, - всецело уподобилось... старой одежде, легко раздираемой по любому предлогу и неспособной снова вернуться к первоначальной крепости... Соединение могло бы произойти, если бы мы захотели быть снисходительными к самым слабым в том, где нет никакого вреда для душ" [64].

И продолжает: "Итак, не будем требовать ничего большего, но предложим желающим соединиться с нами братьям никейскую веру; а если они с нею согласятся, мы попросим их допустить, что не должно называть Святого Духа тварью и не иметь общение с теми, кто это говорит. Сверх же этого, прошу у вас, ничто не должно быть требуемо нами. Ибо я убежден, что при более долгом взаимном общении и при совместных обсуждениях, лишенных духа спорливости, если и что другое должно будет прибавленным для ясности, Господь подаст это, во всем содействующий тем, кто любит Его" [65].

Этот текст очень важен. Твердо настаивая на необходимости догматического соглашения по основным вопросам, св. Василий допускает, что другие вопросы, менее важные, может быть, но все же богословские, можно разрешить после воссоединения при помощи "совместных обсуждений без духа спорливости (τη αφιλονείκω συγγυμνασία)", причем само время и факт объединения этому (χρονιωτέρα συνδιαγωγη) помогут.

Как мы видим, отношение св. Василия к христианским разделениям своего времени определяется главным образом богословскими и духовными причинами, а также соображениями о благе Церкви, прежде всего - о ее мире и единстве. Он не теряет из виду этих соображений в 188-м письме к Амфилохию Иконийскому, но здесь скорее становится на юридическую и каноническую почву, различая среди церковных разделений ереси, расколы и незаконные сборища (παρασυναγωγαί). Св. Василий рассматривает вопрос о действительности крещения отделившихся от Церкви (катары и другие). "Древние считали, что нужно принимать такое крещение, которое ни в чем не уклоняется от веры. Поэтому они называли одни уклонения ересями, другие - расколами, другие незаконными сборищами. К ересям принадлежат совершенно оторвавшиеся и отчужденные по самой вере, к расколам - отделившиеся от других по каким-нибудь церковным причинам и вопросам, способным быть излеченными, к незаконным сборищам - собрания, устраиваемые непослушными пресвитерами или епископами и невоспитанными людьми. Например, если бы кто-нибудь, изобличенный в проступке, был запрещен в служении и не подчинился правилам, но стал бы для себя притязать на председательство и служение, и ушли бы вместе с ним некоторые, оставив кафолическую Церковь, то это было бы незаконным сборищем. А раскол - это иметь относительно покаяния мнения, отличные от мнения церковных людей. Пример ересей - манихеи, валентиане, маркиониты и эти самые пепузиане, ибо здесь сразу же разница относительно самой веры в Бога" [66]. Интересно, что он приводит здесь как пример ереси самые крайние секты, выходящие из рамок христианской веры. Среди них он упоминает арианство. Отметим также, что в этом документе канонического характера встречается выражение "кафолическая Церковь" (η καθολικη εκκλησία), весьма редкое, может быть - даже единственное в его писаниях, если не считать отсылок к анафематствованиям Никейского собора - "анафематствует кафолическая и апостольская Церковь" [67]. Св. Василий всегда говорит "Церковь", без всяких прибавлений.

Утверждая, что все эти сообщества покинули кафолическую Церковь, св. Василий все же признает, что раскольники в известном смысле принадлежат ей, так что раскол скорее внутрицерковное разделение. Отсюда вытекает иное отношение к их таинствам: "Поэтому было признано правильным первоначальными (отцами) совершенно отвергать (крещение) еретиков, а (крещение) отколовшихся, как еще происходящих из Церкви, принимать" [68]. По отношению к лицам из незаконных сборищ св. Василий идет дальше: их можно принимать в Церковь в сущем сане "А тех, - пишет он там же, - которые состоят в незаконных сборищах не правленных достойным покаянием и обращением, вновь соединять с Церковью, так что часто лиц в (священном) сане, ушедших вместе с непокорными, после того, как они покаются, принимают в том же сане" [69].

Все же можно сказать, что общее его отношение к раскольничьим рукоположениям отрицательно, хотя, может быть, и несколько смягчено по соображениям церковной пользы. Св. Василий с трудом признает действительность раскольничьего священства, а потому сомневается в крещении, совершаемом отделившимися от Церкви священниками. "Начало их отделения, - утверждает он, - произошло путем раскола. У отступивших от Церкви не было уже передачи благодати из-за перерыва преемства. Ибо первые удалившиеся имели рукоположения от отцов и через возложение их рук имели духовное дарование, но оторвавшиеся, став мирянами, не имели власти ни крестить, ни рукополагать, не будучи уже в состоянии подавать другим благодать Духа Святого, от которого они сами отпали. Поэтому (древние отцы) повелели вновь очищать истинным крещением церковным приходящих к Церкви от них, как крещенных мирянами. Но так как некоторым из (церквей) Азии было угодно, ради пользы многих (οικονομίας ενεκα των πολλων), принимать их крещение, то да будет оно принято" [70]. И немного дальше: "Я считаю, следовательно, что, так как относительно их у меня нет по преданию никакого установления, нам следует принимать их крещение; и если кто из них его получил, крестить, когда он вступает в Церковь. Но если это препятствует общей пользе (τη καθόλου οικονομία), то нужно прибегать к обычаю (то есть не повторять крещения) и следовать за отцами, действовавшими здесь "по икономии"" [71].

Надо сказать, что утверждения св. Василия, касающиеся таинств, совершаемых вне Церкви, неясны и даже противоречивы. Это можно объяснить тем, что они обусловлены тремя факторами, не так уж легко согласуемыми между собою: богословскими соображениями, обычаями древних и "икономией", то есть заботой о благе душ и Церкви. Богословские аргументы с неумолимой логикой говорили, что всякое лицо, отделившееся от Церкви, теряет дар благодати, прерывает преемство и не может дать другому то, чем само не обладает. Следовательно, таинства вне Церкви недействительны. Но кто на самом деле отделился от Церкви? Конечно, еретики. Что же до раскольников, св. Василий, как мы видели, приводит мнения древних, согласно которым они еще как-то принадлежат Церкви, и потому их крещение надо признать. Древние обычаи, впрочем весьма различные в разных поместных церквах, говорят здесь в пользу "икономии". Св. Василий вроде бы сторонник строгости, но по соображениям "икономии" не отвергает обычаев древних. Что же касается рукоположений, вопрос о них возникает только тогда, когда речь идет о лицах, принадлежащих к незаконным сборищам. Св. Василий как будто говорит, что они сохраняют свое священническое достоинство (ведь они вновь его получают, когда возвращаются в Церковь), но пока они остаются в этих сборищах, они подобны мирянам и не могут никого рукополагать. Все это не совсем ясно. Несомненно одно: для св. Василия Церковь - единственная сокровищница сакраментальной благодати, источник которой апостольское преемство. Как бы то ни было, она не обязана увязывать свой образ действий с образом действий раскольников. Если они признают наши таинства, это не значит, что мы должны признавать их таинства, ибо нет никакого сравнения между Церковью и расколом. "Если они (энкратиты), - пишет св. Василий, - сохраняют наше крещение, это не должно нас трогать, ибо мы не обязаны отплачивать им за их вежливость, но исполнять в точности каноны" [72].

Как мы уже видели, единство было для св. Василия существенным признаком Церкви. Это единство можно понять прежде всего как единственность - есть только одна истинная Церковь Господня. "Существует только один святой двор Божий, где следует поклоняться Богу, и этот двор - Церковь", - говорит св. Василий в уже цитированном нами тексте. Это и единство Церкви, простирающейся по всей вселенной, выявляемое поместными церквами: "Один народ все надеющиеся на Христа, и одна Церковь все принадлежащие Христу, хотя она именуется по различным местностям" [73]. Единство вселенской Церкви выражается в единстве веры и таинств, и во времени, и в пространстве. "Вера у нас, - пишет св. Василий, - не одна - в Селевкии, другая - в Константинополе, другая - в Зиле и в Лампсаке и еще другая - в Риме, так же, как и теперь проповедуемая не отлична от предыдущих, но одна и та же. Как мы приняли от Господа, так крещаемся; так веруем, как крещаемся; как веруем, так и славословим" [74]. И продолжает: "Пребывайте в вере, оглянитесь кругом во вселенную и вы увидите, что это большое место маленькое, а вся остальная Церковь, от края и до края (вселенной) принявшая Евангелие, держится этого здорового и неизвращенного учения" [75].

Тем не менее ни географическую всемирность, ни множество членов нельзя считать признаками истинной Церкви. Истинные христиане малочисленны, их часто преследуют. "В вас, - пишет св. Василий монахам, преследуемым арианами, - должен быть спасенным остаток благочестия, который пришедший Господь найдет на земле. А если епископы были прогнаны из церквей, это не должно вас колебать; если предатели возникли среди самих клириков, даже это не должно потрясать ваше доверие к Богу. Ибо спасают не имена, но намерения и истинная любовь к Создавшему нас... Не множество спасается, но избранники Божьи. Так что никогда да не устрашит вас народное множество, носимое туда и сюда ветрами, как вода морская. Если даже один только спасется, как Лот в Содоме, он должен пребывать в правильном суждении, имея непередвигаемую надежду на Христа, ибо не оставит Господь преподобных Своих".

После веры епископат для св. Василия - самое заметное выражение единства Церкви. Епископы могут, конечно, впадать в заблуждения и даже изменять православию, но в своей целостности они выражают веру Церкви. Вот почему общение с епископатом - признак принадлежности к ней. В своем письме к жителям Неокесарии, заметив, что "было бы справедливее судить вас не на основании одного или другого из не ходящих по прямому пути к истине, но по множеству епископов, соединенных с нами по всей вселенной благодатью Господней" [76], св. Василий упоминает некоторых, принадлежащих к совершенно разным областям, и прибавляет: "Все они посылают нам письма и, в свою очередь, получают от нас. Из тех, которые посылаются нам, вы можете узнать, а из тех, которые мы отсюда посылаем им в ответ, вы можете научиться, что мы все единодушны и единомысленны. Так что убегающий от общения с нами - да не останется это скрытым от вашей совести! - отрывает себя от всей Церкви" [77]. Отметим, что обмен письмами между епископами для св. Василия - знак их единения в вере, а тем более - соборы епископов, созванные в духе согласия и истины. Их решения вдохновляются Святым Духом. Таков, для примера, Никейский собор. Вы должны знать, пишет св. Василий, "что 318 отцев, собравшихся в духе неспорливости, проговорили там не без действия Святого Духа". Как осторожно он выражается. Однако у него нельзя найти развитого богословского учения о соборах. Он признает Никейский собор и формулированную на нем веру. Это единственный авторитетный для него собор. Обыкновенно же он ссылается на епископат в целом и на его общую веру. Однако только от общего собора, где представлено большинство епископов Востока и Запада, он ожидал окончательного разрешения и исцеления всех разделений и уклонений в вере, от которых страдала Церковь. Он делал все от него зависящее, чтобы такой собор созвали, и как можно скорее. Мы это увидим, когда будем говорить об его отношениях с Римом. Среди епископата, представляющего в своей цельности Церковь и управляющего ею, он выделяет все же некоторые епископские кафедры и некоторых людей, как имеющих особое влияние и нравственный авторитет в жизни вселенской Церкви. Прежде всего нужно указать на Александрию и на ее архиепископа св. Афанасия Великого. Св. Василий непрестанно говорит о любви и уважении к престарелому архиепископу. Св. Афанасий получил от Бога попечение не только о своей епархии, но и о всей Церкви: "Большинству других епископов достаточно смотреть каждому за тем, что его касается, тебе же этого недостаточно, но твое попечение о всех церквах столь же велико, как и о твоей собственной, доверенной тебе общим Владыкой" [78]. Св. Афанасий - вершина, господствующая над всеми. "Мы подумали, - пишет ему св. Василий, - дать самое подходящее начало делам, если мы прибегнем к твоему совершенству, как к вершине всех, и будем пользоваться тобою, как советником и вождем в делах" [79]. "Мы считаем подобающим, - пишет он в другом письме, - чтобы в заботе о церквах самая большая часть падала бы на твою мудрость" [80]. И еще: "Чем более преумножаются болезни церквей, тем более все мы обращаемся к твоему совершенству, убежденные, что в бедах нам остается одно утешение - твое предстательство" [81].