И я не ошибся.

Старецъ, не открывая глазъ, какъ то особенно тихо, особенно нежно, нагнулся ко мне и, поглаживая меня по коленамъ, тихо, тихо, смиренно, любовно проговорилъ:

«Оставь… брось все это. Еще не поздно… иначе можешь погибнуть… мнѣ жаль тебя»…

Великш Боже! я никогда не забуду этого, поразившаго мою душу и сердце момента. Я не могу спокойно говорить объ этомъ безъ слезъ, безъ дрожи и волнешя въ голосе, когда бы, где бы и при комъ бы я не вспоминалъ этого великаго момента духовнаго возрождешя въ моей жизни…

Если Савлъ, увидевши светъ Христа, упалъ на землю; Савлъ, который шелъ и открыто вязалъ и отдавалъ въ темницы исповедающихъ Христа; отъ котораго могли при его приближенш прятаться, бежать, то, что долженъ былъ чувствовать я, который предательски духовно грабилъ и убивалъ человечесгая души, пользуясь ихъ доверiемъ, ихъ жаждой правды, которымъ въ раскрытыя уста, ожидавгшя благотворной росы отъ источника живой воды, медленно вливалъ капли страшнаго яда; что должно было быть со мной при этомъ поразившемъ мою душу и сердце, озарившемъ меня неземномъ свете, я предоставляю судить каждому изъ васъ, милостивыя государыни и милостивые государи, такъ какъ пытаться передать это словами — значить исказить этотъ великш и серьезный фактъ.

Когда я пришелъ въ себя, первымъ моимъ вопросомъ къ старцу было: что мнѣ дѣлать? Старецъ тихо всталъ и говоритъ:

— На это я тебе скажу то же, что Господь iисусъ Христосъ сказалъ исцеленному Гадаринскому бесноватому:

«Возвратись въ домъ твой и разскажи, что сотворилъ тебгь Богъ». Иди и борись противъ того, чему ты работалъ. Энергично и усиленно, выдергивай те плевелы, которые ты сеялъ. Противъ тебя будетъ много вражды, много зла, много козней сатаны, въ особенности изъ того лагеря, откуда ты ушелъ, и это вполне понятно и естественно… но ты иди, не бойся… не смущайся… делай свое дело, что бы ни лежало на твоемъ пути… и да благословить тебя Богъ!..

Когда я вышелъ, къ очевидному удовольстаю келейника и ожидавшихъ старца посетителей, я уже былъ другимъ человѣкомъ.

Съ старымъ все порвано. Передо мною стояла одна задача: скорее, какъ можно скорее ликвидировать все прошлое.

Я чувствовалъ и зналъ, чувствую и знаю это и сейчасъ, что все мои ошибки, все заблуждешя и грехи прошлаго, какъ бы я, съ помощью Господа, ни силился уничтожитъ ихъ, будутъ, какъ сорная трава, долго еще встречаться на моемъ пути, и иногда случайно, спутывать мои ноги.

Будутъ вылезать на поверхность моей работы противъ того, чему служилъ я на протяжеши многихъ лѣтъ, и будутъ всячески тормозить мне мою новую деятельность.

Я зналъ и знаю, что родоначальникъ этого учешя, духъ тьмы, черезъ армпо его несчастныхъ воиновъ, будетъ всеми силами препятствовать моему служешю правде, дискредитировать меня моими же прошлыми грехами и заблуждешями. Люди не скоро поймутъ, что то была ужасная, мучительная школа.

Когда я вышелъ изъ скита, когда за мной затворились его святыя ворота, я понялъ, что теперь все, что нужно было для меня, дано мне.