Другие указы преследовали цель улучшить правовое положение духовенства. В 1765 г. епископам было запрещено лишать священнослужителей сана без согласия Святейшего Синода — мера, которая до того времени применялась очень часто. 11 апреля 1766 г. епископам было рекомендовано избегать жестокостей при наказании священнослужителей, 21 мая были запрещены телесные наказания по отношению к священникам и иеромонахам, а в 1771 г. также и по отношению к диаконам. Теперь они могли подвергаться телесным наказаниям лишь по приговору светского суда при обвинении в государственных преступлениях и только после извержения из сана [1197].

Хотя в целом дух консервативной кастовости продолжал господствовать среди иерархии, следует все же признать, что отдельные ее представители оказались открыты новым веяниям, как то видно из «пунктов», представленных Святейшим Синодом в Комиссию по составлению нового законоуложения. Вышедшее в 1768 г. распоряжение об обязательном назначении представителей белого духовенства (наряду с монашествующими) в члены духовных консисторий благотворно подействовало на приходское духовенство. И напротив, мало пользы принесло введение во всех епархиях московской «Инструкции благочинным» (1775) митрополита Платона Левшина, который очень заботился об образовании и общественном положении духовенства. Согласно этой инструкции, благочинные перестали избираться духовенством и право их назначения перешло к епископу. Такой порядок был подтвержден и Уставом духовных консисторий 1841 г. (ст. 67). Однако с начала 60–х гг. XIX в. в обход этого постановления благочинные вновь стали выбираться духовенством и рассматривались не столько как начальство, сколько как доверенные лица священников при епископе. К сожалению, такие выборы были уже в 1881 г. в ходе начавшейся реакции запрещены Святейшим Синодом (см. § 11) [1198]. Либеральные тенденции 60–х гг. XIX в. оживили надежды духовенства на улучшение его правового положения. Рядом законов была упразднена замкнутость духовного сословия. Созданное при Святейшем Синоде в 1862 г. Особое присутствие для изыскания способов к обеспечению быта духовенства получило задание заботиться также о его личных и гражданских правах [1199]. Но все старания упорядочить отношения духовенства и церковного начальства оказались совершенно безрезультатными. В 1870 г. обер–прокурор граф Д. А. Толстой учредил Особый комитет по разработке проекта реформы церковного суда (см. § 6). Однако запросы комитета к епископам выявили их неприятие реформы, и проект был положен под сукно.

Дискуссия, развернувшаяся на страницах церковных журналов в 1871–1873 гг., показала, как горячо духовенство интересовалось судебной реформой. В журнале «Православный собеседник» в эти годы было напечатано исследование профессора Казанской Духовной Академии П. Знаменского «Приходское духовенство в России со времени реформы Петра Великого», в котором использовались многие неопубликованные материалы. Рассматривая правовое положение духовенства, автор приводит целый ряд фактов, проливающих свет на непростые отношения между духовенством и церковной администрацией в прошлом. При этом стала понятнее и современная ситуация, сложившаяся после 60–х гг. и настоятельно требовавшая реформ. Профессор церковного права Московского университета Н. К. Соколов рассмотрел в 1870 г. в журнале «Православное обозрение» вопрос о судебной реформе с канонической точки зрения. Не молчали и противники реформы. Несмотря на актуальность этого вопроса, официальные власти снова обратили на него внимание только в связи с учреждением Предсоборного Присутствия в 1905–1906 г., впрочем, его работа практических результатов также не принесла [1200].

д) Среди украинского духовенства XVIII в. было много выходцев из дворянского сословия, бывали такие случаи и в Великоросии. Кроме того, иногда лицам духовного звания даровалось потомственное дворянство —например, духовнику императрицы Елизаветы протоиерею Дубянскому или брату митрополита Платона протоиерею Александру Левшину [1201]. В качестве особого знака отличия Павел I ввел награждение духовных лиц орденами, означавшее в то же время причисление к ордену (как к сообществу его кавалеров. — Ред.). В том случае, когда орден предполагал получение личного или потомственного дворянства, эта норма распространялась и на духовенство. В 1872 г. вышло распоряжение, по которому за 12 лет безупречной службы священникам полагался орден святой Анны III степени. Диаконы получали этот орден за 25 лет служения, но после десятилетней службы они, так же как и псаломщики, могли награждаться медалью с изображением императора на Александровской ленте [1202]. В 1885 г. по личному распоряжению императора Александра III духовенству было запрещено носить ордена на облачениях во время богослужения [1203].

Церковные знаки отличия даровались в XIX в. в такой последовательности: 1) набедренник, 2) скуфья, 3) лиловая камилавка, 4) наперсный крест, 5) палица, 6) наперсный крест из Императорского кабинета, 7) митра. Набедренник, палица и митра носились только во время богослужения. Первым представителем белого духовенства, которому была дарована митра, стал духовник императрицы Екатерины II протоиерей Иоанн Памфилов, что вызвало неудовольствие среди иерархов. Награждение наперсным крестом, скуфьей и камилавкой было введено Павлом I 31 декабря 1798 г. Набедренником и скуфьей имел право награждать сам епархиальный архиерей; камилавка и наперсный крест присуждались Святейшим Синодом по представлению епископа; награждение митрой требовало соизволения императора. В 1814 г. Александр I наградил всех священников, участвовавших в Отечественной войне, бронзовыми наперсными крестами. После коронации Николая II все священники получили серебряные наперсные кресты. Затем роль знаков отличия продолжали играть только золотые наперсные кресты или наперсные кресты из Императорского кабинета [1204].

§ 16. Материальное обеспечение приходского духовенства

а) До XVIII в. источниками доходов приходского духовенства были: 1) плата за требы; 2) добровольные пожертвования прихожан; 3) руга, т. е. субсидия от государства натурой или деньгами; 4) доходы с церковных земель или с земельных участков, предоставленных государством в пользование духовенству. Главной статьей дохода оставалась плата за требы, ибо она была твердой и обязательной, тогда как размеры добровольных пожертвований сильно колебались в зависимости от времени, места, обычаев и обеспеченности прихожан. Государственные субсидии предоставлялись немногим приходам, да и владение церковной землей также было относительно редким явлением. Меры, предпринятые в XVII в. для обеспечения приходов землей, на практике были осуществлены только частично, поэтому материальное положение приходского духовенства к началу XVIII в. было шатким и скудным [1205]. Эта необеспеченность, равно как и необходимость самому обрабатывать церковную землю, чрезвычайно обременяла приходское духовенство, нанося ущерб его пастырским обязанностям. В 1–й четверти XVIII в. И. Т. Посошков рисует следующую картину: «О сем я неизвестен, как деется в прочих землях, чем питаются сельские попы, а о сем весьма известен, что у нас в России сельские попы питаются своею работою, и ничем они от пахотных мужиков не отменны; мужик за соху, и поп за соху, мужик за косу, и поп за косу, а Церковь святая и духовная паства остаются в стороне. И от такова их земледелия многие христиане помирают не токмо не сподобившеся приятия Тела Христова, но и покаяния лишаются и умирают яко скот. И сие, како бы поисправити, не вем: жалованья государева им нет, от миру никакого подаяния им нет же, и чем им питатися, Бог весть» [1206]. Посошков совершенно справедливо указывает на порочность системы кормления с церковной земли, которую приходилось обрабатывать самому духовенству, и рассматривает весь вопрос о материальном обеспечении последнего под углом зрения его пастырской деятельности — чего почти никогда не делали официальные власти. Идея радикального решения проблемы — обязать самих верующих содержать своих пастырей — время от времени возникала, но лишь затем, чтобы тут же быть оставленной из–за неорганизованности церковных общин, а главное — ввиду зачаточного состояния общинного сознания.

Доход приходского священника в первую очередь зависел от платы за требы, на которые твердых расценок фактически не было. Большое значение имели также субъективные моменты, такие, как популярность священника или его склонность и умение «выбивать» плату. Но главным препятствием было привычное русскому человеку отношение к священнику и его деятельности. Простолюдин очень редко видел в своем священнике духовного пастыря, руководителя своей религиозной жизни. Для него, привыкшего высоко ценить таинства и обрядовую сторону церковной жизни, священник был необходимым посредником в общении с высшим миром, совершителем треб, без которых было невозможно «устроение души», и потому имел право на вознаграждение. Но при этом верующий считал себя вправе определять величину этого вознаграждения в зависимости от своей оценки значения той или иной требы. Такая свобода составляла органическую часть его религиозного сознания. Только он один мог знать, сколько значила соответствующая служба для его души. Это глубинное, имевшее многовековые корни убеждение русского человека продолжало жить и в XIX, и в XX вв. Идея замены платы за требы твердыми взносами всех членов церковной общины и по сей день не слишком импонирует русскому религиозному сознанию. Высшее духовенство никогда не заботилось о популяризации этой идеи. Возможно, опасались, что в результате начнет развиваться церковнообщинное самосознание, которое со временем неизбежно поставит вопрос о своем праве на активное участие в церковной жизни. Как государство, так и иерархия синодального периода вряд ли могли приветствовать такую перспективу.

До XVIII в. твердых расценок на церковные требы не было. При господстве выборного принципа приходская община заключала с каждым новым священником договор, в котором фиксировались: 1) размер земли, выделяемой на содержание духовенства; 2) в некоторых случаях дополнительная руга натурой, обычно к Рождеству и другим праздникам; 3) как дополнение к этому — вознаграждение за отправление треб. Такого рода договоры были особенно употребительны на Украине, но встречались и на севере Московской Руси, да и в других областях страны [1207]. Если церковь находилась на помещичьей земле, то договор заключался с помещиком. Однажды установленные условия договора оказывались чрезвычайно устойчивыми, так что новому священнику крайне редко удавалось изменить их в свою пользу. Епархиальное управление, требовавшее от ставленника заручного выбора церковной общины, гарантировавшего его содержание, было заинтересовано в обеспечении будущего священника в той мере, в какой от этого зависело поступление в епархиальную кассу многочисленных сборов. В поручительствах шла речь о земле и руге, вопрос же об оплате треб оставался открытым. Последняя часто выдавалась натурой, на Украине — почти наполовину. Этот обычай держался вплоть до 60–х гг. XIX в., давая повод к многочисленным жалобам на методы, посредством которых приходское духовенство пыталось увеличить вознаграждение за требы. Несовершенство такого порядка было вполне очевидно для упоминавшегося выше Посошкова.

А и правильно им без пашни быть, понеже они слуги суть Божии и подобает им по Господню словеси питатися от Церкви, а не от земледелия» [1208]. И в «Духовном регламенте», и в «Прибавлении» к нему от 1722 г. также высказывается мнение, что обеспечение духовенства до сих пор устроено плохо: «И се немалая должность, как бы священство от симонии и бесстудного нахальства отвратить. К сему полезно есть сделать совет с сенаторами, как много дворов к одному приходу определить, с которых всякий бы давал такую–то именно подать священникам и прочим причетникам церкви своея, дабы они совершенное по мере своей имели довольство и впредь бы не домогались платежа за крещение, погребание, венчание и прочая. Обаче сие определение не возбраняет доброхотным человеком подавать священнику, сколь много кто по щедрости своей похощет». Однако штаты 1722 г. не содержали никаких определений относительно взносов прихожан, кроме как со старообрядцев [1209], зато предусматривали сокращение доходов от треб, так как обычные посещения домов с иконами и кроплением святой водой по большим праздникам Святейшим Синодом теперь запрещались, за исключением Рождества [1210]. В начале царствования Анны Иоанновны кабинет–министр А. П. Волынский в своем «Генеральном рассуждении о поправлении внутренних государственных дел» заявлял, что плата за требы унизительна для духовенства, и требовал упразднить ее, так же как вынужденное землепашество священников, а вместо них установить твердый налог [1211]. Несколько лет спустя В. Н. Татищев предлагал увеличить минимальное число членов церковной общины до 1000 душ и взимать с каждого по три копейки ежегодной подати. Тогда духовенство станет, по его мнению, заботиться больше о Церкви, чем о своей земле, хлебопашестве и сенокосе, ибо последнее вовсе недостойно его звания и приводит к тому, что оно теряет надлежащее к себе уважение [1212]. Малороссийская коллегия также требовала в 1767 г. в своих «пунктах» для Комиссии по составлению нового законоуложения установить доходы белого духовенства от прихожан и отнять у него землю. В том же духе высказывались в своем наказе и жители города Крапивны [1213].

В 1742 г. вышел указ, в котором повторялось требование освящать новые церкви, «если те церкви с помянутым удовольствием (т. е. содержанием. — Ред.) совершенно окажутся… а без такового свидетельства о освящении церквей позволения отнюдь не чинить» [1214]. Но ситуация в уже существовавших приходах оставалось прежней. В 1724 г. священники столицы жаловались Синоду на свое бедственное положение. В 50–е гг. случалось, что петербургские священники меняли свое место на сельский приход, поскольку там жизнь была немного легче. Щедрее всего оплачивались требы на Украине, где к тому же народный обычай непременно требовал и добровольных пожертвований [1215]. Тем не менее Белгородский епископ сетовал в 1767 г. в своих предложениях к наказу для упомянутой законодательной комиссии на чрезвычайную бедность своего духовенства, вынужденного жить землепашеством. В 1763 г. Ростовский митрополит Арсений Мацеевич докладывал, что в его епархии сельские священники большей частью пребывают в крайней нужде и живут хлебопашеством [1216].

Твердые расценки на требы были установлены Сенатом в 1765 г., когда на повестку дня встал вопрос о церковном землевладении. Духовенству было строго запрещено превышать положенные нормы, хотя они и были значительно ниже принятых ранее. В результате указ оказался неисполнимым, и жалобы на вымогательство со стороны духовенства участились [1217]. Вероятно, эта неудача побудила Святейший Синод высказать в своем наказе пожелание, чтобы в соответствии с «Духовным регламентом» была введена ежегодная подворная пошлина, а плата за требы отменена [1218]. Несмотря на общее подорожание жизни, расценки на требы не пересматривались в течение всей 2–й половины XVIII в. [1219] Даже в обстоятельном указе Павла I от 18 декабря 1797 г. рассматривался только вопрос о церковной земле, но совершенно ничего не говорилось о требах [1220]. Лишь указом от 3 апреля 1801 г. расценки на требы были удвоены сравнительно с 1765 г. [1221] В 1808 г. Комиссия духовных училищ с целью изыскания средств на школы была вынуждена проверить все бюджетные статьи духовного ведомства, а также внимательно ознакомиться с положением приходского духовенства. Изучение дела показало, что из 26 417 церквей только 185 имели ежегодный доход в 1000 руб. Большинство же располагало доходом лишь от 50 до 150 руб. в год, но были даже и такие, чей доход составлял всего 10 руб. Комиссия высказалась против сохранения платы за требы, предлагая заменить сборы за необходимые требы, такие, как крещение, венчание и т. п., постоянными взносами прихожан; добровольное вознаграждение предполагалось за необязательные требы (богослужение на дому и т. п.). Однако комиссия считала, что трудности, связанные с введением такого порядка, будут непреодолимыми, и рекомендовала назначить приходскому духовенству государственное жалованье [1222]. Тем не менее за царствование Александра I никаких изменений не произошло. При Николае I митрополит Филарет Дроздов предложил повысить расценки на требы. Когда в 1838 г. для содержания духовенства предполагалось ввести налог в 30 коп. с крестьянского двора, Филарет писал: «Должен ли и помещик платить налог для содержания причта, или почему он даром пользоваться будет службою причта, имея в нем одинаковую с крестьянинами нужду?» Это справедливое и разумное замечание не могло понравиться ни Святейшему Синоду, ни императору, так как могло показаться, что оно принципиально низводит свободное от налогов дворянство до уровня податных сословий! [1223] В течение 1–й половины XIX в. вопрос о постоянной подати с членов церковной общины обсуждался еще не раз, но неизменно безрезультатно. Вместо этого при Николае I в связи с вопросом о земельных наделах приходов и благодаря особым прибавкам из казны к бюджету Святейшего Синода стали переходить к постепенной реализации идеи о государственном жалованье.

В 60–х гг. XIX в. духовенство начало публично обсуждать свои беды, используя открывшиеся церковные журналы. Необходимость «торговаться» с приходами относительно треб характеризовалась при этом как унижение. Большинство авторов придерживались мнения, что следует ввести постоянный налог с прихожан на содержание своего духовенства, не умалчивая и о психологической неподготовленности русских церковных общин к такой непопулярной идее. В дискуссии приняли участие и миряне. В 1868 г. И. С. Аксаков писал: «Говоря «приход», мы разумеем общину, храм и духовенство, состоящих между собой в неразрывной связи, образующих одно органическое целое… Этих–то условий органической жизни нашему русскому приходу и недостает. Сохраняются только некоторые внешние формы, но больше в видах внешнего порядка и благоустройства… Есть прихожане, но нет прихода в настоящем смысле слова; люди расписаны по церквам, но церковной общины в ее истинном, первоначальном значении эти люди не составляют. Приход лишен всякой самостоятельности». Непременным условием для решения вопроса о содержании приходского духовенства является, по Аксакову, правильный порядок приходской жизни, прихожане должны осознать обязанности по отношению к своему духовенству. Только освобождение священнослужителей от унизительной материальной зависимости от благоусмотрения прихожан приведет к росту и авторитета духовенства, и его самосознания как пастырей [1224]. Публичное обсуждение вопроса о налоге с приходов принесло некоторые плоды [1225]. После установления новых штатов в 1869 г. и определения условий, на которых могли открываться новые приходы, епархиальный архиерей получил возможность требовать от будущих прихожан достаточного обеспечения духовенства. Но вопросы о плате за требы и о налоге с приходов решены не были. Казенное жалованье выплачивалось только части духовенства и мало что меняло в запущенной ситуации [1226].

б) Уже до XVIII в. в отдельных местностях приходилось, наряду с неустойчивой платой за требы, вводить ругу, т. е. субсидии, и наделение землей. В документах XVII в. всегда тщательно отмечалось, получала ли церковь ругу и владела ли вотчинами, внесенными в поземельные книги. Руга могла выдаваться либо из государевой казны, либо помещиком, на чьей земле находилась церковь, либо, наконец, городским или сельским населением деньгами или натурой. Последнее в XV–XVII вв. было особенно распространено в северных приходах, где общинное сознание было сильнее развито [1227]. Государственная руга предоставлялась, как правило, в ответ на соответствующее челобитье и могла быть либо временной, либо бессрочной — впредь до особой ее отмены. В большинстве случаев ею пользовались кафедральные соборы и другие городские храмы. В 1698 г. Петр I отменил денежную ругу для Сибири, а в 1699 г. — и для прочих областей государства, значительно сократив и ругу натурой [1228]. С начала 20–х гг. XVIII в. правительство начало собирать сведения о существующей руге с явным намерением отменить ее вообще [1229]. Эта тенденция привела к тому, что во многих местах руга перестала выплачиваться в полном объеме, и у многих приходов в государственной казне образовались своего рода денежные активы, которые так и назывались — недовыплаченным жалованьем. Несмотря на указ от 1730 г. и последующие предупреждения Сената, эта задолженность по руге погашалась крайне нерегулярно и не полностью. В 1736 г. Кабинет министров издал распоряжение выплачивать ругу не из сумм Статс–конторы, а из доходов Коллегии экономии. В каждом отдельном случае перед представлением документов в кассу Коллегии экономии они должны были пройти проверку в Святейшем Синоде [1230]. Эти так называемые «ружные штаты» так и не были сверстаны, и только духовенство Петербурга да Успенского и Архангельского соборов в Москве получало систематическую ругу, иными словами — государственное жалованье [1231]. Лишь императрица Елизавета распорядилась о полной выплате жалованья ружным церквам [1232]. Из отчета о ружных церквах, затребованного в 1763 г. из Статс–конторы Комиссией по церковным имениям, видно, что общая сумма выплаченных субсидий составила 35 441 руб. 16 1/4 коп., руга натурой городским церквам в эту сумму не входила, 516 церквей владели вотчинами.