Образование духовного сословия происходило в русле начатой Петром I реорганизации общества на основе сословий, или состояний (последнее выражение встречается также в Своде законов Николая I). В Московском государстве население делилось на служилых и тяглых людей, причем четкой границы между ними не было. Из нескольких групп служилых людей Петр I образовал шляхетство (термин «дворянство» закрепился лишь после манифеста Екатерины II от 1762 г. благодаря Комиссии по составлению нового законоуложения). Из тяглого городского люда возникло мещанство (в Регламенте главного магистрата от 1719 г. — граждане). Из низших групп служилых людей и тяглых крестьян государевых вотчин сложилось государственное крестьянство. Наконец, из тяглых, прикрепленных к земле частновотчинных крестьян и холопов образовалось крепостное крестьянство. Следствием той же самой тенденции стало и образование (хотя и значительно более медленное) духовного сословия из приходского духовенства и его потомства. В соответствии со старомосковской традицией все сословия в меру своих способностей и познаний были обязаны служить государю. Служба духовных лиц заключалась в том, что они были богомольцами великого государя. Целым рядом указов Петр ограничил возможности личного выбора профессии и сделал принадлежность к тому или иному сословию наследственной. Таким образом, как вступить в духовное звание, так и покинуть его стало много сложнее.

При замещении духовных должностей поначалу оставалась в силе идущая от XVII в. традиция выборности и наследования приходских должностей, причем даже тогда, когда от кандидатов стали требовать свидетельства об окончании духовного училища, семинарии или Московской Славяно–греко–латинской Академии. Но постепенно эта традиция приходила в упадок: сначала прекратились выборы, а затем и наследование. К XIX в. для того, чтобы получить место священника, нужно было только одно — наличие документа об образовании. Не выбираться, а назначаться стали даже церковнослужители, или причетники. В XVIII и до 70–х гг. XIX в. число вакансий не совпадало с числом претендентов на них. Каждая епархия пыталась решать сложную проблему распределения мест своими силами, причем кандидат мог претендовать на должность только в своей епархии. Случалось, что в одной епархии имелся избыток, а в другой — недостаток кандидатов. Лишь во 2–й половине XIX в. кандидатам начали предоставлять некоторую свободу выбора. Начиная со времени Петра I правительство неоднократно предпринимало усилия, направленные на сокращение численности духовного сословия. Это было вызвано не столько обилием претендентов на духовные должности, сколько недостатком образованных людей в армии, административных учреждениях и светских учебных заведениях. Наряду с этим стало обнаруживаться также стремление молодых людей выйти из духовного звания. «Духовное звание не только не привлекало к себе посторонних людей, — пишет П. Знаменский, — но еще в XVIII в. должно было почти силой удерживать у себя и своих природных членов, которые так и рвались из него на сторону, на разные пути более выгодной светской службы. Чем далее, тем это бегство из духовного звания, и притом большею частию самых энергичных и талантливых людей, становилось опаснее» [1045]. Оно оказывало опустошительное воздействие на состав приходского духовенства.

б) Выборность еще до XVIII в. конкурировала с принципом наследования церковных должностей, причем прихожане могли выбрать в священники или церковнослужители лиц любой сословной принадлежности. При замещении той или иной вакансии сталкивались интересы трех сторон: епархиального начальства, прихода и самого кандидата. С начала XVIII в. епархиальное начальство стремилось отнять у приходской общины право выбора, тогда как община в свою очередь пыталась свести роль епархиальной власти к контролю за наличием у кандидатов образования и посвящения. Однако в силу местных условий например в Сибири, недостаток в кандидатах был так велик, что епископы были рады всякому, на кого падал выбор общины [1046]. Дольше всего приходские выборы сохранялись в Малороссии, где структура приходов была более крепкой, чем в Великороссии. Там приходская община (парохия) издревле рассматривала выборы клириков как свое неотъемлемое право. Кроме того, там гораздо строже, чем в Великороссии, проверялась квалификация кандидатов.

Если о процедуре приходских выборов на Украине мы осведомлены в целом неплохо, то о Великороссии, согласно П. Знаменскому, в этом отношении имеются лишь скудные данные. «Духовное звание в Юго–Западном крае и в XVIII в. еще долго оставалось открытым для всех. Вместе с праздными поповичами и дьяками соседних парохий, а также бурсаками Киевской Академии, Переяславской семинарии и Харьковского коллегиума в числе кандидатов на открывавшиеся места всегда были грамотные люди и светских званий — крестьяне, мещане и козаки» [1047]. За невозможностью отменить приходские выборы Киевские митрополиты, например, Рафаил Заборовский (1731–1747) и Арсений Могилянский (1757–1779), довольствовались тем, что требовали от кандидатов свидетельства о достижении соответствующего возраста (30 лет для священников и 25 — для диаконов) и о безупречной нравственности. Кроме того, Арсений требовал от общин представлять ему на выбор несколько кандидатов [1048]. На выборах присутствовал уполномоченный митрополита, который контролировал их проведение и доставлял владыке сведения о кандидатах. Обучение кандидатов (ставленников) проводилось специальными экзаменаторами, или преподавателями, большей частью из ученых монахов, и длилось, смотря по способностям обучаемого, месяца три или даже дольше [1049]. Кандидат являлся в епархиальное управление с договором, который он заключил с приходской общиной, и после сдачи экзамена получал от епископа ставленую грамоту и рукоположение [1050]. В церквах, находившихся на помещичьих землях, выборы духовенства приходским сходом (громадой) были невозможны, так как право замещения должностей там принадлежало землевладельцу, и епархиальному управлению приходилось с ним считаться. Выборы диаконов, содержать которых было по средствам лишь богатым приходам, происходили значительно проще: если избранный уже имел посвящение, то процедура считалась законченной и без санкции епархиального управления и даже приходского священника. Кандидаты, не имевшие посвящения, после сдачи экзамена получали от епархиального управления ставленую грамоту, в которой, так же как и в аналогичной грамоте священникам, непременно должна была иметься пометка об уплате ставленнической пошлины. Назначение дьячков (соответствовавших великорусским причетникам) на Украине было делом приходов, тогда как в Великороссии их должности были включены в штаты и замещались по воле епископов. Наряду со своими прямыми обязанностями чтеца и певчего дьячок выполнял во многих местах и другие функции, например — учителя в церковноприходской школе. Сверх того, по католическому образцу он мог оказаться также в услужении у приходского священника. Лица духовного звания лишь в крайне редких случаях претендовали на эту должность, которая, как правило, замещалась случайными людьми самого различного происхождения [1051]. Особенностью украинских епархий были викарные священники, которые назначались для помощи в служении самими приходскими священниками или (после введения принципа наследственности) вдовой священника вплоть до совершеннолетия ее сына. В первом случае викарий мог рассчитывать на треть или четверть доходов, во втором — на половину. Этот вопрос регулировался частным договором, без участия епархиального управления и часто даже без участия общины, которая была заинтересована только в фактическом исполнении священнических обязанностей [1052].

Еще до учреждения Святейшего Синода Петр I указом от 25 апреля 1711 г. повелел освященному Собору совместно с Сенатом изучить вопрос о замещении должностей в приходах, чтобы уменьшить число клириков и церковнослужителей. Упомянутые инстанции постановили требовать от кандидатов представления письменного ручательства от членов общины с подтверждением их избрания на ту или иную приходскую должность [1053]. Это означало прямое признание законом права приходов на выборы духовенства. Во второй части «Духовного регламента», в § 8 раздела «Мирския особы, поелику участны суть наставления духовнаго», также значится: «Когда прихожане или помещики, которые живут в вотчинах своих, изберут человека в церкви своей в священники, то должны в доношении своем засвидетельствовать, что оный есть человек жития добраго и неподозрительнаго». Однако ряд петровских указов [1054] ограничил круг потенциальных кандидатов лицами, прошедшими полный курс в духовном учебном заведении. В одном из указов 1722 г. и в «Прибавлении к Духовному регламенту» среди общих правил о замещении вакансий говорится, что в ручательствах должны подтверждаться достоинства кандидатов [1055]. Впрочем, это избирательное право было вскоре вытеснено укоренившимся обычаем наследования церковных должностей [1056]. «К концу XVIII в. среди иерархии успело сформироваться уже твердое убеждение в том, что приходские выборы суть явление незаконное и вредное для Церкви» [1057]. Под впечатлением крестьянских волнений, в которых, по некоторым сведениям, оказалось замешанным и духовенство, Святейший Синод издал в 1797 г. указ о назначении окончивших духовные учебные заведения на места приходских священников, а в июне того же года — указ епископам, объявлявший недействительными те статьи «Духовного регламента», где говорилось о выборности приходского духовенства [1058]. Теперь приход снабжал своего кандидата письменным свидетельством его добронравия, после чего дело передавалось на усмотрение епископа [1059]. Но, как правило, приходам даже не приходилось выдвигать своих кандидатов, так как к концу XVIII в. епископы уже располагали достаточным выбором из выпускников семинарий. Поэтому ручательства приходов были официально отменены указом 1815 г. [1060] Окончательную черту подвел в 1841 г. Устав духовных консисторий, где замещение должностей в приходах, так же как рукоположение священников, передавалось в непосредственную компетенцию епархиального архиерея. Тем самым выборный принцип окончательно упразднялся (ст. 74; ст. 70 в издании 1883 г.).

в) В наследственном порядке замещения вакансий было прямо заинтересовано не только само духовенство, но и епархиальные власти. Поэтому он начал развиваться уже в XVII в. «Что касается до наследственности духовного служения… то XVIII в. застал ее уже достаточно развитой и крепкой, так что дальнейшее ее развитие прямо вело уже к устранению от церковного служения всех посторонних кандидатов недуховного происхождения и к совершенной замкнутости самого духовного звания… Прежде всего ее развитию помогала духовная власть, которая всегда видела в детях духовенства более других подготовленных и притом же своих кандидатов на церковные места» [1061]. Петровская идея о необходимости школьного образования [1062], нашедшая отражение и в «Духовном регламенте» в разделе «Дела епископов» (ст. 9), получила развитие в дальнейших указах в форме положения, что кандидата, имеющего такое образование, следует предпочесть кандидату без образования, даже если последний был избран [1063]. Таким образом государство пошло навстречу пожеланиям епископов, предоставив возможность замещать вакансии выпускниками семинарий, подавляющее большинство которых принадлежали к духовному сословию. До 30–х гг. духовных училищ было недостаточно, чтобы обучать всех сыновей духовных лиц. Кроме того, родители часто стремились сами избавить своих детей от школьной лямки, поэтому вначале связь между наследованием должности и наличием образования существовала не повсеместно. Но позже она стала сама собой разумеющейся, приведя к образованию замкнутого духовного сословия [1064].

Указы преемников Петра I, и прежде всего Анны Иоанновны, были направлены на то, чтобы ограничить или даже сократить численность духовенства, и потому способствовали его замкнутости. В 1744 г. Святейший Синод исходатайствовал у императрицы Елизаветы указ, согласно которому приходские должности должны были замещаться исключительно представителями духовного звания, а их сыновья, которые в ходе случавшихся в те времена разверсток (так называемых разборов) призывались на государственную службу, не подчинялись бы светской администрации и, следовательно, не выбывали из духовного сословия [1065]. Святейший Синод весьма удачно аргументировал это положение тем, что в случае замещения церковной вакансии сыном крепостного государство теряет плательщика подушной подати [1066]. Такая фискальная точка зрения показалась государству убедительной, ибо духовенство было действительно освобождено от подушного оклада. В результате сыновьям церковнослужителей, по большей части обязанных платить налоги, в 1744 г. было запрещено занимать должности священнослужителей даже по окончании семинарии [1067]. Сыновья же духовных лиц, хотя бы и исполняли обязанности церковнослужителей, оставались тем не менее свободны от подушной подати, и их сыновья в свою очередь могли снова претендовать на должность священников. В 1774 г. Святейший Синод постарался воспрепятствовать усиливавшемуся тяготению налогообязанных церковнослужителей и их сыновей к церковным должностям посредством строгого распоряжения, что на церковные должности определяются только сыновья внесенного в штаты духовенства [1068].

Государство считало себя вправе производить среди духовного сословия наборы для своих целей. Так, Екатерина II велела отобрать из Московской и Киевской Духовных Академий студентов для Медицинско–хирургической академии. С помощью таких же насильственных разверсток набирались студенты для Московского университета и преподаватели для светских школ [1069]. Губернская реформа 1775 г. поставила правительство перед необходимостью спешно укомплектовать канцелярии учащимися семинарий и духовных академий. В 1779 г. было отдано дополнительное распоряжение по соглашению с епархиальными архиереями определить на канцелярскую службу «лишних» сыновей церковнослужителей, а также семинаристов вплоть до класса риторики [1070]. Многие одаренные молодые люди охотно следовали таким наборам и быстро продвигались на государственной службе. При Павле I (1797) «лишние» церковнослужители были призваны на военную службу, чтобы приносить пользу «по примеру древних левитов, которые на защиту отечества вооружались». Вместе с тем Павел I запретил епископам без согласия императора отпускать духовных лиц или их сыновей, равно как и студентов философских и богословских классов академий, из духовного сословия [1071]. Возвращение в духовное звание однажды из него выбывших еще в начале царствования Александра I было чрезвычайно затруднено или даже невозможно из–за сопротивления Святейшего Синода. Положение лиц, оставивших духовное сословие и ставших налогообязанными, было улучшено благодаря специальным мерам государства. Так, в 1810 г. императорским указом запрещалось превращение их в частновладельческих крепостных, причем помещикам за освобождение каждого крепостного первоначально духовного звания выдавалась рекрутская квитанция, т. е. освобожденный шел в зачет рекрутской квоты помещика (см. пункт г). Один из указов 1820 г. давал таким освобожденным из крепостной зависимости право свободного выбора рода занятий и даже возвращения в духовное звание. Это установление вошло в Свод законов 1832 г. (т. 9, ст. 271). Впрочем, реализовать это право было трудно, так как вследствие избытка духовенства в эпоху Николая I Святейший Синод неохотно соглашался на такое возвращение в каждом конкретном случае, тем более что новые штаты 1842–1846 гг. предусматривали сокращение числа мест и приходов, а Устав духовных консисторий 1841 г. позволял сбалансировать по епархиям количество кандидатов на приходские должности (ст. 79; ст. 75 в издании 1883 г.) [1072].

Решение проблемы церковнослужителей затянулось, постоянно осложняясь фискальными соображениями. В конечном итоге в Свод законов было включено положение (т. 9, ст. 193), что «люди податных состояний, в том числе и вольноотпущенные, допускаются к поступлению в белое духовенство не иначе как по удостоверении епархиального начальства в недостатке по его ведомству лиц духовного звания к замещению должностей». Но правовое положение церковнослужителей оставалось настолько неблагоприятным, что о добровольных кандидатах на эти должности из числа освобожденных от подати не могло быть и речи, ведь даже в священники решались идти разве что идеалисты: согласно закону о сословиях в Своде законов 1832 г., переход в духовное сословие означал отказ от чинов, полученных во время государственной службы, гражданской или военной. Получивший на государственной службе личное дворянство терял его [1073].

Лишь в 60–е гг. XIX в. замкнутость духовного сословия была разрушена. Учрежденное в 1862 г. при Святейшем Синоде Особое присутствие для изыскания способов к обеспечению быта духовенства имело своей задачей рассмотрение правового положения последнего. В 1867 г. было отменено наследование духовных должностей. Четырьмя годами ранее окончившим духовные семинарии был открыт доступ в университеты. Началось настоящее бегство в светские учебные заведения: уже в 1878 г. 46% всех студентов составляли бывшие семинаристы. Однако нехватка кандидатов на церковные должности и беспорядки в университетах привели в 1879 г. к отмене названного закона. Устав гимназий от 1864 г. разрешил сыновьям духовных лиц поступать в гимназии, а Уставы духовных училищ и семинарий от 1867 г. в свою очередь предоставляли им право посещать светские школы. Закон о земстве от 1864 г. на основании приходского землевладения предоставлял духовенству право участвовать в сословно–куриальных выборах и быть избранным в земские органы самоуправления [1074]. По утвержденному императором Александром II мнению Государственного совета от 26 мая 1869 г. и дополнению к нему от 15 марта 1871 г., все неклирики из числа как священно-, так и церковнослужителей вместе с их потомством исключались из духовного сословия. В то же время закон открывал перед названным кругом лиц добровольный доступ к церковным должностям. 21 марта 1871 г. было наконец дозволено занимать церковные должности лицам всех сословий. Сыновьям священников могло присваиваться личное дворянство, а сыновьям церковнослужителей — личное почетное гражданство [1075].

По своей сути эти реформы мало соответствовали интересам иерархии, которая еще в XVIII в. стремилась к обособлению духовного сословия, закрепив за потомством духовенства монопольное право на обучение в духовных школах. Исключение составляли духовные школы на Украине, в которых, особенно в Харьковской коллегии, обучались юноши из дворянских семейств; такие школы пользовались всяческой поддержкой со стороны дворянства. Впрочем, и здесь с открытием гимназий в первые годы царствования Александра I число учащихся из недуховных сословий стало уменьшаться. Указы о реформе духовных училищ 1808–1814 гг. предписывали всем сыновьям духовных лиц посещение таких училищ, так что прочие не могли попасть туда уже по недостатку мест. Распределение возросшего числа выпускников становилось почти неразрешимой проблемой, в особенности после того как по штатам 1842–1846 гг. количество приходов и штатных мест было сокращено. Правда, в 1832 г. для окончивших духовные училища был облегчен доступ к государственной службе, а в 40–е гг. Синод отменил обязательное посещение духовных школ. Как уже говорилось, в 60–е гг. последовала ликвидация всех ограничений, имевшихся в уставах учебных заведений. Когда в 1879 г. семинаристам было вновь запрещено поступать в университеты, их поток устремился в военные училища, которые стали открыты для них с 1866 г. Александр III вернул семинаристам право поступления в университеты, хотя и ограничил его университетами в Томске и Варшаве [1076].

Замкнутость сословий поддерживалась и наследственным порядком замещения приходских должностей (упраздненным в 60–е гг.), который вполне уживался с принципом выборности духовенства. Духовенство стремилось готовить своих сыновей себе в преемники через домашнее образование, чтобы затем, при наличии добрых взаимоотношений с приходом, заранее добиться согласия на его избрание. На это обстоятельство указывает уже «Прибавление к Духовному регламенту» (ст. 27): «При многих церквах поп не припускает в церковники чужих, но своими сынами и сродниками места того служения занимает». При этом предписывалось, чтобы такого рода наследование допускалось только при наличии действительной потребности и с согласия прихода, да и то причетником мог стать лишь один попович, не больше [1077]. Определение сыновей приходских священников причетниками в тот же приход повышало доход семьи, так как новые члены причта получали свою долю за совершение треб. Своевременно обеспечив сыну должность причетника и взяв его образование в свои руки, священник избавлял его от ненавистной семинарии. В возрасте 25 лет причетник становился нередко уже диаконом, а в 30 при благоприятных обстоятельствах — вторым священником. Правительство, терявшее таким образом налогоплательщиков, не одобряло постоянного увеличения клира и целых полтора века, начиная с Петра I и до 30–х гг. XIX в., вело упорную борьбу с этой тенденцией [1078]. Разборы представителей духовного сословия на государственную службу, правда, время от времени значительно сокращали его численный состав, что заставляло епархиальных архиереев просить разрешения Святейшего Синода замещать церковные должности выходцами из других сословий [1079]. Но благодаря многодетности приходского духовенства временный недостаток кандидатов быстро восполнялся, и принцип наследования снова вступал в свои права. Назначение членов семейств приходского духовенства в церковнослужители и священнослужители было прекращено лишь с установлением приходских штатов в 1764 г. [1080]

Со временем стало обычным явлением, что священнослужители, а иногда и церковнослужители строили за свой счет жилые дома или хозяйственные постройки на церковной земле. При уходе на покой эта частная собственность продавалась преемнику, если место не переходило по порядку наследования к другому члену семьи. Еще Собор 1667 г. боролся с этим явлением. Петр I двумя указами от 1718 г. запретил строительство частных домов на церковной земле и потребовал, чтобы приходы сами строили жилища для клира. Однако это предписание исполнялось только в Петербурге, активно строившейся новой столице царя. В Московской епархии тоже попытались установить твердые расценки на частные здания, чтобы избавить вновь назначенных священнослужителей от необходимости выкупать по завышенным ценам жилище своего предшественника. Епархиальные архиереи и Святейший Синод в течение десятилетий вели борьбу с подобными злоупотреблениями. Святейший Синод предпринял в 1768 г. попытку установить указом продажную цену на недвижимость в зависимости от служебного стажа умершего собственника. Более того, вырученную таким способом сумму дозволялось использовать только в пользу вдов и сирот, тогда как наследники, уже имевшие место, могли претендовать лишь на компенсацию расходов на строительство [1081].

С 1767 г., и особенно после синодального указа 1770 г., началась официальная регистрация вакансий с целью закрепить их за осиротевшими детьми их последних владельцев, пока они, наследники, находились в учении. Примечательно, что в указе принимались во внимание и сироты женского пола, так что церковная должность отца рассматривалась в известном смысле как приданое [1082]. В промежутке вакантная должность замещалась викарием, который обязан был вносить определенный процент своих доходов в семинарию, где учился стипендиат. К концу XVIII в. в некоторых семинариях насчитывалось до 100–200 таких зарегистрированных воспитанников [1083].