Верно.

«И ученики Его, проповедуя Евангелие, поступают так же» (Он же).

Совершенно верно.

Но почему Христос не говорит об этом? «Известно, что Христос, возвещая Евангелие народу, Свою проповедь не открывал словами: «Не считайте Меня за Иосифова сына». Вообще Его проповедь не речью о Нем Самом начиналась, но благовестием о том, что с Его пришествием наступает Царство Божие» (Zahn. S. 66). Да и пристойно ли Ему было Свою проповедь о Царстве Божием открыть возвещением о Его чудесном рождении? «Он поступал так, как поступают вообще все благородные натуры: не говоря о том, кто они по происхождению, они делами показывают — кто они» (Grau. S. 9—10). «Можно думать, что известного рода скромность (Zartgefuhl) удерживала Господа от публичных речей перед толпой о Своем рождении. Христос держался мудрого педагогического правила: ведь Он и со Своей проповедью о Его мессианстве не выступал слишком решительно, стучась в запертые двери» (Wohlenberg. S. 20). Да и какое впечатление могло бы иметь на слушателей возвещение с Его стороны о Своем чудесном рождении? Если бы к Его проповеди примешивалось возвещение об этом событии, то, пожалуй, это Его собственное свидетельство вместо веры порождало бы лишь сомнение относительно события (Ibid. S. 14). Но хотя Христос прямо не говорил об этом, однако из Его речей о мессианском Его достоинстве легко было выводить требуемое заключение, «каковое заключение, под управлением Духа Божия, Церковь и действительно сделала. Например, Христос говорил о Себе: «Я исшел от Отца и пришел в мир» (Ин. 16, 28). Когда же Иисус, как Он сам говорит, исшел от Отца и пришел в мир? Конечно, не когда–нибудь еще, а именно когда Мария зачала от Св. Духа и ввела Его в мир в качестве дитяти. И разве можно отличать рождение Христа от Его явления во плоти?» (Taubert. S. 16–17). Наконец, ничто не препятствует делать догадку, что хотя открыто перед народом Христос и не говорил о разбираемом факте, но что в тесном кругу Своих учеников, говоря о Своих отношениях к Иосифу и Марии, «Он не хранил несокрушимого молчания о Своем плотском рождении» (Zahn. S. 67).

Почему ученики Христа, проповедуя Евангелие людям, тоже не говорили о чудесном рождении Христа, — для этого есть достаточные основания. О проповеди апостолов мы больше всего знаем из книги Деяний: здесь помещены те речи, какие произносили Христовы проповедники, обращаясь к иудеям и язычникам. Но все ли речи? Нет, только первые речи, с какими проповедники обращались к оглашенным (Wyneken. S. 19). А в таких речах не могло быть места для свидетельствования о рождении Христа от Девы, вообще в них не указывается никаких фактов из жизни Христа, которые предшествовали проповеди Иоанна Крестителя и крещению Иисуса (Деян. 2, 14–36; 3, 12–26; 10, 34–43 и т. д.). И это не случайность. «Каждый рассудительный миссионер начинает свою проповедь с того, что пробуждает совесть и привлекает сердца к вере, а не с того, что только требует веры, и не с того, что может возбуждать противоречие и даже насмешки. И в наше время ни один миссионер не начинает своего дела с проповеди о благовещении. Проповедь о рождении Христа от Девы, без сомнения, принадлежала к кругу тех предметов, о которых принято было говорить в тесном кругу уверовавших и уже крещеных (/ Кор. 2, 6). Если же так, то отсюда, однако же, не следует делать заключения, что апостолы мало обращали внимания на то, как кто из обращаемых будет потом думать о земном происхождении Христа. Мы очень твердо знаем, что между членами первохристианской Церкви не было никаких разногласий по отношению к Лицу Иисуса Христа» (Zahn. S. 67).

«Нельзя находить соответствующих указаний ни в Евангелии от Марка, ни с какой–либо уверенностью — в Евангелии от Иоанна» (Гарнак).

Это правда, что в Евангелии от Марка нет рассказа о чудесном рождении Христа, но такое явление легко объясняется. «При несомненном стремлении в возможно кратких чертах описать замечательнейшее из жизни Иисуса, евангелист, естественно, пропускает то, что служило, так сказать, священным порталом для высокого входящего гостя. Опуская изображение всего того, что случилось с Христом до Его крещения, евангелист мог извинять себя тем, что о новорожденном, не достигшем развития Дитяти ничего еще нельзя сказать (?!)» (Liideke. S. 13). Что касается Евангелия от Иоанна, то, как мы сейчас видели, Гарнак говорит с некоторой неуверенностью о том: можно или же нельзя находить здесь требуемые указания? Очевидно, он сам сомневается, что будто в этом Евангелии нет указаний на чудесное рождение Христа. И действительно, колебание немецкого скептика имеет очень серьезные основания. «Если возникало даже мнение, что четвертое Евангелие имеет гностическое происхождение и учит по–докетически, что Иисус не происходил и не родился, то само по себе понятно, что в нем не может быть учения об обычном рождении Христа» (Grau. S. 11). Далее: «Если мы взвесим все изречения Иисуса в четвертом Евангелии, в которых говорится о предвечном бытии Сына у Отца и Его послании в мир, в которых усвояется Ему наименование Слова, сделавшегося плотью, то как мы истолкуем эти изречения без допущения чудесного рождения Христа?» (Burk. S. 10–11). Еще: «В 13–м стихе 1–й главы евангелист признает детей Божиих, т. е. верующих во имя Христово, такими, которые не естественным образом родились, но родились от Бога. Если так говорит он о верующих, то тем более то же он сказал бы о Христе, воплотившемся Сыне Божием, если бы у него была прямая речь о рождении Иисуса» (Knauer. S. 38). Один из полемистов против Гарнака весьма уместно припоминает, что сам этот скептик не далее как в 1892 г. в одной журнальной статье писал, что в выражении Иоанна «Единородный» можно на ходить вероятное указание на чудесное рождение Христа по плоти (Wyneken. S. 19).

«Генеалогии Иисуса, находящиеся у Матфея и Луки, доводятся до Иосифа, а не Марии» (Гарнак).

Этими словами Гарнак хочет сказать, что генеалогические таблицы у сказанных евангелистов исключают представление о рождении Христа от Девы, когда прямо доводят их до Иосифа, одного из потомков Давидовых. Если родился от Иосифа, значит, не от Девы — как бы так вещает немецкий рационалист. Задача защитников Символа и оппонентов Гарнака ввиду этого состояла в том, чтобы показать: какой смысл имеет указание двух евангелистов на Иосифа как плотского отца Иисусова. За эту задачу и берутся апологеты. Они рассуждают так: «Генеалогии Иисуса у двух евангелистов (Мф. 1; Лк. 3) имеют последним заключительным звеном Иосифа, а не Марию. Оба эти евангелиста ясно показывают, что Иисус как сын Иосифа есть прямой потомок Давида, но они же вполне дают разуметь, что сын же Иосифов есть Иисус не потому, что Иосиф родил Его, а потому, что Иисус родился от Марии, которую Иосиф наименовал своей женой. Так как такого внешнего факта было достаточно для Иисуса при вступлении Его на деятельность среди иудейского народа, — поскольку это заграждало уста ожесточенным врагам Его, опиравшимся в своем противодействии Ему на том, что Он не потомок Давида, — то этого же было совершенно достаточно и для двух указанных евангелистов» (Zahn. S. 65). В частности, апологеты стараются раскрыть истинный смысл рассказа, находящегося в 1–й главе евангелиста Матфея, с целью отразить вышеуказанное возражение Гарнака. «Точка зрения, с которой Матфей рассматривает всю евангельскую историю, — говорят наши апологеты, — есть не простое исповедание, что Иисус есть обетованный Мессия. Ясно проведенная точка зрения, начиная от первых страниц Евангелия до последних, есть точка зрения апологетическая, а вместе с тем и полемическая. То, что Матфей неприкровенно выражает, когда говорит о воскресении Христа (28, 11–15), подобное же находит читатель и повсюду между строк. Тема евангелиста была такая: «Пренебрегаемый с самого же начала иудеями, отвергаемый Своим народом и, таким образом, сделавшийся соблазном для иудеев, поносимый и по смерти, Иисус, несмотря на это, есть Мессия». Только под таким углом зрения и следует понимать первую главу Евангелия от Матфея. В немногих простых словах, но производящих необыкновенно сильное впечатление на читателя, евангелист в 1, 18–21 описывает страшную опасность, что Тот, Кто предназначен стать Спасителем, искупить народ Свой от грехов его, что это самое Лицо будет объявлено незаконным Сыном, так как этому Лицу предстояло родиться в то время, когда мать Его могла быть отвергнута своим добросовестным женихом за предполагаемую ее неверность. Но то, что, с обычной точки зрения, являлось безмерно зазорным (зачатие помимо мужа), это же самое было святым делом Самого Бога, исполнением пророческих обетований. Ввиду таких обстоятельств нужно было одно: именно, чтобы и для тех, кто не признавал этого дела за дело Божие, за исполнение пророчеств, чтобы и для таких пресечен был путь к клевете. Так и совершилось. Велениями Божиими опасность устранена: Мария Дева родила Сына своего после того, как Иосиф признал Ее своей законной женой и принял ее к себе». Вот смысл рассказа евангелиста Матфея об Иосифе. «Этой апологетической цели должно служить, по мысли евангелиста, и то родословие, которое помещено в первых стихах его Евангелия» (Ibid. S. 59).

«Нет (указания на чудесное рождение Христа от Девы) в посланиях апостола Павла и вообще во всех новозаветных посланиях» (еще аргумент Гарнака).

Так. «Но если источники о чем–нибудь молчат, следует ли отсюда, что они отрицают то, о чем молчат? Всякое argumentum е silentio, как известно, слабо», — замечают апологеты. «Да и позволительно ли вообще искать в посланиях Нового Завета сформулированные члены христианской веры? Послания были написаны по случайным обстоятельствам» (Liideke. S. 10). «В своих посланиях апостолы лишь напоминали о том, главным образом, что ими было проповедано верующим в предшествующей проповеди, а почему многое было понятно читателям и без сообщения подробностей» (Wyneken. S. 19). Представляется, однако, важным уже и то, что хотя «в посланиях и нет речи о сверхъестественном рождении Господа, но зато не говорится и о том, что рождение это было обычным, естественным» (Massocy. S. 12). — Обращаемся к посланиям Павла, в частности. Павел не говорит в них о чудесном рождении Христа, но отсюда не следует делать вывода, что апостол не знал или не разделял рассматриваемого верования. Обыкновенно, «принимают, что ап. Павел обратил в христианство и крестил бывшего прежде язычником Луку. Во всяком случае, этот последний был многолетним спутником и помощником Павла в его благовестнических путешествиях. И ужели же мы допустим, что Павел не имел веры Луки, возвестившего в своем Евангелии об известном факте? Больше достоверности принимать обратное. По мнению Тертуллиана и Евсевия, Павел оказывал такое же влияние на составление Евангелия Лукой, какое Петр на составление Евангелия Марком. Неужели и после этого станем думать, что проповедь Павла была иной по сравнению с проповедью Луки?»

(Walch. S. 22). Нужно помнить, что ап. Павел «ни в одном послании не излагает истории Господа Иисуса». Понятно, что у него нет ясного указания на рассматриваемый факт. Одно можно сказать, что «его проповедь опирается на этот факт как на необходимое условие его апостольского дела» (Liideke. S. 11; Zahn. S. 64). Важно также и то, что слегка касаясь земного «происхождения Христа, Павел не упоминает о Его земном отце, но лишь о Его матери» (Wohlenberg. S. 23). Впрочем, это замечание апостола Павла о матери Иисуса создает некоторые экзегетические затруднения, устранить которые считают своей задачей противники Гарнака. Оно находится в Послании к Галатам (4, 4). Здесь апостол в немногих словах касается «некоторых исторических обстоятельств, при каких Бог послал в мир Своего Сына, причем Павел вместе с упоминанием Бога как Отца посланного Сына упоминает еще только о «жене», которая родила Последнего. Апостол говорит здесь не «родившийся от Девы», а «родившийся от жены». Нужно заметить, в разъяснение дела, что употребление в настоящем случае выражения «родился от Девы» было бы не кстати. Ибо Павел говорит здесь не о различии Сына Божия от остальных людей, но о равенстве и одинаковости Его положения с положением тех, кого Он искупил: Он так же был под законом, как и сами израильтяне». По устранении этих затруднений, в рассматриваемом тексте Послания к Галатам апологеты находят нечто очень благоприятное для подтверждения учения о чудесном рождении Христа. Они задают себе вопрос: почему здесь говорится о матери Христа, когда связь речи ясно требовала упоминания об израильском муже, отце Его, который родил и воспитал Его в законе? Почему? Конечно, потому, отвечают апологеты, что «в мышлении Павла подле небесного Отца Иисусова не оставалось никакого места для Иосифа как родителя того же Иисуса» (Zahn. S. 64–65).

Пятый член: «Снисшедшего во ад».

Гарнак: этот член внесен в Символ только в середине IV в. «Под » словом «ад» в древности, по моему мнению, никто не имел в виду настоящего ада, а преисподнюю, царство мертвых. Как самостоятельный член Символа, стоящий подле других членов, он не выразителен (zu schwach), и потому по праву отсутствовал в Символах до Константина; и в настоящее время он вызывает неодинаковые толкования».