Ввиду такого положения дисциплины в языческих школах христианские юноши, учившиеся здесь, сами для себя создавали правила дисциплины и твердо держались их. Если в языческих школах сплошь и рядом встречались ленивцы, которые для прикрытия своей лености пускались на разные выдумки, то христианские юноши славились прилежанием. Даже самые даровитые между ними, менее прочих имевшие нужду напрягать свои умственные силы, и те являлись весьма прилежными учениками, так что видевшие это не знали, "чему больше удивляться, прилежанию ли их, или же их способностям"*. Некоторые из христианских юношей отдавались в школе "неутомимому труду", не различали дня и ночи: "совокупляли воедино дни и ночи, посвящая их науке и другим полезным занятиям"**. Вследствие этого, некоторые из них достигали значительных успехов, опережая своих сверстников, даже лучших между ними: "быстрых по дарованиям побеждали трудолюбием, а трудолюбивых - прилежанием"***. Язычники, питомцы школ, любили устремляться на конные ристалища, позволяя себе бегать на зрелища даже безнравственного характера. Ничего такого не позволяли себе христианские юноши: "Ходить на праздники, на зрелища, на народные собрания они предоставляли другим". Самиже знали лишь две дороги: "Одна вела к наставникам, а другая, превосходнейшая, к священным христианским храмам"****. Если им приходилось учиться в Риме, то каждое воскресенье они ходили в катакомбы - эти древнехристианские храмы и усыпальницы первохристиан и многих мучеников*****. Если им приходилось слушать уроки в городе, где был монастырь, то они посещали благочестивых подвижников и наслаждались их беседой; также не упускали случая войти в знакомство с лицами, обладавшими богословскими познаниями, заводили с ними беседы и вступали в учено-богословские состязания******. Они, случалось, выбирали себе квартиру в таком доме, который был как можно "ближе к церкви"*******. Вследствие всего этого для христианских юношей открывалась возможность, как выражается один из них, найти "ранние условия вести божественную жизнь"********. Среди своих сверстников они представляли зрелище поразительное. Так было в разных местах, так было и в Афинах - этом святилище политеизма. Афины не отвлекали христианских юношей от исполнения тех правил, по которым проводили жизнь вообще христианские питомцы школ. Чудное зрелище: "Эллада и любезная юность и все - уступали Христу"*********. Языческие воспитанники любили пиршества, и пиршества бурные, христианские же юноши "не предавались излишествам и проводили жизнь тихую"**********. Христианские юноши своей серьезностью, "зрелостью в понятиях" производили такое сильное впечатление на своих сверстников, что своевольные школьники делали для них исключение при приеме в свой кружок: не подвергали их "дерзким шуткам", не сопровождали их с нелепыми обрядами в баню. Всего этого сумел избежать, по крайней мере, славнейший из христианских юношей, учившихся в Афинах***********. Все обряды, какими сопровождался прием новичков в среду школьников, христианские юноши справедливо считали заслуживающими порицания. Они находили эти обряды крайне тягостными для благоразумных людей и чувствовали себя счастливыми лишь тогда, когда процедура кончалась. "Освобождение от огорчений и прекращение их во всем обряде посвящения есть самое приятное", - рассуждали они************. Высокие качества христианских школьников не оставались незамеченными и для языческих учителей. Эти последние невольно отдавали дань уважения стремлениям к порядку и благоприличию, каковыми стремлениями отличались христианские юноши в среде своих сверстников. "Начальство отличало их ради их качеств"; этого мало: они делались "уважаемы в целом городе", где они учились*************. Первые опыты введения правильной дисциплины и благочиния в школах делаются лишь под влиянием христианских начал. Христианские императоры IV века Валентиниан и Грациан принимают должные меры к обузданию своеволия школьников и приучению их к надлежащей дисциплине. Вот указ этих императоров: "Те, которые приходят в город с намерением учиться, прежде всего, пусть являются к магистру ценза, от которого должно быть дано позволение войти, и пусть приносят с собой такого рода свидетельства, чтобы обозначены были и родной город их, и родители, и прежние успехи. Потом в это же время пусть заявляют, какими науками они намерены заниматься. Далее, канцелярия чиновников должна точно знать их квартиру, в которой они занимаются тем делом, какому, по их заявлению, они посвятили себя. Эти же чиновники пусть надзирают и за тем, чтобы все и в обществе являлись такими, какими они должны быть, а именно, чтобы они считали нужным избегать гнусной и худой молвы, нечасто бы посещали зрелища и не присутствовали бы на народных пиршествах. В случае, если кто из них не так ведет себя в городе, как того требует достоинство наук, подвергать таких публичному телесному наказанию, а затем на кораблях высылать из города и возвращать на родину. Посвятившие себя по призванию науке, пусть живут в городе до двадцатилетнего возраста. После этого срока те, которые не захотят добровольно уйти из города, властью префекта высылаются на родину вопреки их желанию. (Вероятно, было опасение, что достигшие двадцатилетнего возраста школьники своими недетскими наклонностями могут служить соблазном для прочих детей; отсюда строгие меры против первых.) Канцелярия цензуры должна каждый месяц составлять отчет о школьниках, кто они, откуда прибыли, каковы, и отмечать тех, которые должны быть высланы. Пусть ежегодно подобный отчет представляют в нашу (императорскую) канцелярию, дабы мы, зная достоинства и успехи всех, могли судить, полезны ли они для службы" **************. Таков был первый шаг христианского законодательства, направлявшегося к приведению в порядок и благообразие поведения школьников. Разумеется, он не только был полезен, но и существенно необходим. Только языческая общественная распущенность могла терпеть распущенность школ.

______________________

* Григорий Богослов. Там же. С. 278.  ** Письмо Никовула-сына к отцу/ /Творения Григория Богослова. Т. V. С. 279.  *** Григорий Богослов. Надгробное слово брату Кесарию / /Твор. его. Т. I. С. 246.  **** Григорий Богослов. Надгробное слово Василию Великому//Твор. его. Т. IV. С. 75.  ***** Жизнь бл. Иеронима. При I томе его твор. в рус. переводе. С. XIX.  ****** Там же. С. XXI-XXII.  ******* Григорий Богослов. Письмо к Феодору, епискому Тианскому//Твор. его. Т. VI. С. 242.  ******** Григорий Богослов. Надгробное слово Василию Великому//Творен, его. Т. IV. С. 383.  ********* Он же. Надгробное слово самому себе//Твор. его. Т. V. С. 385.  ********** Он же. Стихотворение о своей жизни//Твор. его. Т. VI. С. 12.  *********** Григорий Богослов. Надгробное слово Василию Великому//Творен, его. Т. IV. С. 71.  ************ Он же. Там же. С. 71.  ************* Он же. Надгробное слово брату Кесарию//Твор. его. Т. I. С. 246.  ************** Codex Theodosianus. Lib. XIV. Tit. 9, cap. 1.

______________________

Какова была дисциплина в языческих школах, такова же была там и нравственность. Яблоко падает не далеко от яблони. Уже из того, что сказано выше о слабости дисциплины в языческих школах, можно заключать, что нравственность языческих школьников должна была стоять на низком уровне. Но мы приведем еще несколько черт, характеризующих печальное нравственное состояние языческих школьников и указывающих, как далеко простиралось зло. Языческие дети привыкали к воровству; он не могли дать себе отчета, как это дурно, не понимая, что "все пороки детства переходят в следующие затем возрасты". Они ни во что ставили обман, ложь, "обманывали и учителей, и родителей, употребляя на то всякую ложь". Они привыкали к наглому хвастовству. "Детской невинности не было уже у детей языческих"*. Но все это ничто в сравнении с той нецеломудренностью, какой отличались языческие школьники. И это неудивительно, если принимать во внимание следующее: часто школьники учились вдали от домов родителей, поэтому школьники оставались в полной свободе и злоупотребляли ею**. Да если дети даже и жили под одной кровлей с родителями, то это мало помогало делу, потому что родители не обращали внимания на нравственное состояние своих детей. "Домашние и близкие, - по одному свидетельству, - не заботились о том, чтобы отвращать детей "от плотских похотей", внушать им негодование "к бесстыдству и беспутству""***. Правда, язычники тех времен в деле нравственного воспитания своих детей возлагали большие надежды на педагогов, называли их "стражами целомудрия школьников", сравнивая их с "лающими собаками, отгоняющими волков", т.е. соблазнителей их питомцев****; но горький опыт не оправдывал подобных надежд. Товарищи в школах не только не сдерживали друг друга в границах нравственной строгости, но и подталкивали один другого переходить от одной мерзости к другой. В результате получалось то, что юноши "свободно предавались греховным чувственным удовольствиям", тем более что за преступление против целомудрия "закон не угрожал никакой опасностью"*****. Языческие юноши "стремглав пускались в любовные похождения, жаждали их и пленялись ими". Ведь иметь "любовные похождения" считалось признаком "изящества" и "светскости" в поведении молодого поколения******. И вот юноши ходили, по характерному выражению одного современника, "по путям вавилонским и валялись в грязных нечистотах"*******. Дело доходило до того, что им, юношам, нравились не только греховные деяния, но и самый грех, так сказать, в его идее. Они начинали "любить не предмет своих увлечений, пристрастий, падений, - нет, а само падение, сам грех, живущий в душе"********. Между школьниками было обычным делом хвастаться подвигами своего нецеломудрия. "Постыдными делами своими не стыдились - они гордились ими как подвигами, стараясь превзойти других позорным удальством только потому, что ими восхищались в кругу своевольного юношества"*********. Кто безнравственнее избирал предметы для разговора, тому непутевые товарищи, забывая всякий стыд, кричали: "браво, браво!"********** "Если же не представлялось случая перещеголять приятеля распутством, то иной из юношей выдумывал и рассказывал своим товарищам такое, чего с ним совсем не было", и это делалось для того, чтобы "непорочности не почли за пошлость"***********. Нужно сказать, что языческие юноши достигли такой степени распущенности, что "если встречался между ними юноша, украшенный целомудрием, то он был неприятным зрелищем для своих сверстников"************. Развратная жизнь иных, из учившихся в языческих школах, доводила до печального болезненного состояния: молодой организм страдал от излишества чувственных наслаждений. В шестнадцать-семнадцать лет иные из них выглядели стариками: "лицо иссыхало, и весь юноша становился мерзок" на вид*************.

______________________

* Августин. Исповедь. Кн. I, гл. 19.  ** Григорий Нисский. О жизни Григория Чудотворца/ /Твор. его. Т. VIII. С. 139.  *** Августин. Исповедь. Кн. II, гл. 2.  **** Sievers. Op. cit. S. 21.  ***** Григорий Нисский. О жизни Григория Чудотворца//Там же. С. 140.  ****** Августин. Там же. Кн. III, гл. 1.  ******* Там же, II, 3; Sievers. Op. cit. S. 35.  ******** Там же, И, 4.  ********* Там же, И, 2.  ********** Там же, I, 13.  *********** Там же, II, 3.  ************ Григорий Нисский. О жизни Григория Чудотворца//Там же. Т. VIII. С. 137.  ************* Августин. Там же. Кн. II, гл. 1.

______________________

Разумеется, ничего подобного нельзя было встретить среди христианских школьников. И даже более, они представляли поразительную противоположность распущенности языческого юношества. Христианские юноши, отправляясь в школы, давали обет своим родителям, что они отнюдь "не станут увеселяться плохим", прося своих родителей, в противном случае, "исключить их из числа своих детей"*. Дух товарищества, стремление к содружеству имели место и среди христианских юношей, но все это опиралось на другие основания, чем у школьников языческих. "Они водили дружбу с товарищами, но не наглыми, а с целомудренными, не с задорными, а с миролюбивыми, с которыми можно было не без пользы сойтись; ибо они знали, что легче заимствовать порок, чем добродетель, так как скорее заразишься болезнью, нежели сообщишь другому свое здоровье"**. Они отличались множеством самых привлекательных свойств: "С доверием относились к наставникам, были дружелюбны со сверстниками, убегали от сообществ и бесед с неблагонравными, вступали в теснейшее общение с людьми отличнейшими; никого не было, кто бы был известнее целомудрием более них; они делались предметом удивления целого города", где учились***. Они не растрачивали своего здоровья, не увлекались дружбой с молодыми людьми, если эта дружба вела к опасностям для нравственности, сохраняли целомудрие, вели себя скромно, благочестиво; "часто они стояли выше всех юношеских страстей"****. Случалось, что высокое целомудрие христианских юношей возбуждало ненависть в их языческих товарищах, и последние старались хоть как-то повредить репутации христианских юношей; но это им не удавалось. О жизни Григория Чудотворца рассказывается такой случай: товарищи его по школе, язычники, враждебными глазами смотрели на его целомудрие и решились, по крайней мере, замарать его в глазах сверстников. Они подговорили какую-то публичную женщину к тому, чтобы она пришла к Григорию и сделала вид, что она находится в связях с ним, и чтобы она попросила с него денег, которые она будто имела право с него получить, но не получила. Все так и устроилось. Дело происходило в присутствии многих товарищей Григория. Можно было ожидать споров, неприятностей, но ничего такого не случилось. Григорий хладнокровно попросил одного из товарищей заплатить те деньги, каких она требовала. Тот исполнил просьбу. Клеветники были сильно пристыжены благородным спокойствием Григория. "Возбудив к себе зависть, которая сопровождает все прекрасное, Григорий стал выше нее"*****. Не можем не сказать о той поистине трогательной дружбе, которая завязывалась между христианскими питомцами школ и которая служит одним из лучших свидетельств того нравственного совершенства, какого достигали эти лица. Имеем в виду дружбу двух питомцев афинских школ IV века - Григория Богослова с Василием Великим. Но предоставим самому Григорию рассказать об этой дружбе с афинским сотоварищем. "Оба мы домогались не того, чтобы кому-нибудь из нас стать первым, потому что каждый из нас славу друга почитал своей собственной. Казалось, что одна душа в обоих поддерживает два тела. И хотя не заслуживают веры те философы, которые утверждают, что все разлито во всем, однако же, должно поверить нам, что мы были один в другом и один у другого. У обоих нас было одно упражнение - добродетель. К сей цели мы направляли всю жизнь и деятельность, поощряя друг друга. Можно сказать, мы служили друг для друга правилом и отвесом, с помощью которых распознается, что прямо и что не прямо". Разлука для них всегда была делом тяжелым, невыносимым. "Это было то же, что рассечь надвое одно тело, или то же, что разлучить двух тельцов, которые, будучи вместе вскормлены и приучены к одному ярму, жалобно мычат друг о друге и не терпят разлуки"******.

______________________

* Письмо Никовула-сына к отцу/ /Твор. Григория Богослова. Т. V. С. 277.  ** Григорий Богослов. Надгробное слово Василию Великому/ /Твор. его. Т. IV. С. 75.  *** Григорий Богослов. Надгробное слово брату Кесарию//Твор. его. Т. I. С. 246.  **** Евсевий. О палестинских мучениках, гл. 4.  ***** Григорий Нисский. О жизни Григория Чудотворца//Там же. С. 137-139.  ****** Григорий Богослов. Надгробное слово Василию Великому//Твор. его. Т. IV. С. 74-75, 80.

______________________

Каких общих результатов достигали христианские юноши, учившиеся в разных школах? Каковы были их научные успехи? Какого рода характеры воспитывали они в себе? Какие взгляды на жизнь и деятельность они вырабатывали? В заключение нашего очерка скажем об этом, хоть в немногих словах. Дети языческие выходили из школ "с умом незрелым"; они почти не приобретали "никаких положительных сведений"; "о естественном развитии умственных способностей не могло быть и речи"; "с умом незрелым они спешили броситься в жизнь"*. Посмотрим теперь на умственное развитие христианских юношей, учившихся вместе с детьми язычников. Как много разницы между теми и другими! Один свидетель-очевидец, наблюдавший за умственным развитием христианских юношей, с восторгом говорит об одном из них: "Какого рода наук не прошел он? Лучше сказать, в каком роде наук не преуспел с избытком, как если бы занимался одной этой наукой? Так изучил он все, как другой не изучает и одного предмета; каждую науку изучил он до такого совершенства, как если бы не учился ничему другому"**. Тот же свидетель-очевидец почти то же свидетельство дает о другом христианском питомце языческих школ: "Кто был славнее его умом? Какого рода наук не прошел он? Или лучше сказать, в какой науке не успел более, нежели успел другой, занимаясь ей одной? Кто не только из сверстников по учению и летам, но и из старших возрастом и начавших учиться прежде него, мог с ним хотя бы несколько сравниться? Они изучил все науки как одну, и одну как все"***. Христианские юноши по богатству своих познаний представлялись как бы кораблями, наполненными богатым товаром. "Это был корабль, настолько нагруженный ученостью, насколько это вместимо для человеческой природы", - говорили об оном христианском питомце языческих школ****; это был "большой корабль, нагруженный всякими товарами, заключающий все (научные) сведения и возвращающийся в отечественный город, чтобы и других наделять сокровищами своей учености", - говорили о другом христианском юноше*****. Многие из этих последних достигали высокой славы, как между соучениками и согражданами, так и в целом образованном мире. В этом отношении лишь очень немногие из язычников могли поспорить с христианскими питомцами школ. Иные из христианских юношей приобретали великую славу, когда еще учились, среди жителей города, где они учились. Жители Кесарии Каппадокийской громко хвалили ученость одного из христианских юношей, для которого этот город был первоначальным местом образования. Они всегда "свидетельствовали: какую славу этот юноша приобрел в короткое время как среди народных масс, так и у первостепенных граждан, так как он обнаружил ученость выше возраста!" Он казался "ритором между риторами и философом между философами"******. Впоследствии же слава некоторых христианских юношей, учившихся в языческих школах, достигала всеобщей известности. Григорий Богослов о себе и о Василии Великом говорил: "Мы приобрели известность (своей ученостью) не только у своих наставников и товарищей, но и в целой Элладе. Слух о нас доходил и за пределы ее". Ибо там, где знали наставников их, там знали и их самих*******. В особенности прославлялись те из христианских питомцев языческих школ, которые избирали для себя какую-либо одну специальность, например медицину. Имена их делались известны от Востока до Запада. "Восток, Запад и все страны служили знаменитыми памятниками учености" не одного христианского врача, учившегося в языческих школах********. Даже сами языческие ученые не отказывались отдать дань уважения христианским ученым, некогда учившимся в рассматриваемых школах. Так поступает Либаний, один из самых видных представителей учености IV века. До нас сохранились его собственные письма, в которых он отзывается о Василии Великом в самом выгодном для последнего смысле. Либаний, прочитав "Слово" Василия "На упивающихся", писал ему: "Уж не в Афинах ли живешь ты, Василий? Ибо кесарийцы (где Василий был епископом) не могли этого слушать. И мой язык не привык к этому. Это Гомер, или Аристотель, или Платон"*********. В другом письме к Василию, при котором Либаний послал ему свою речь, он высказывает свой трепет, с каким он представляет свое произведение такому замечательному ученому, каким был Василий: "Вот послал я речь, обливаясь потом. Да и как было не обливаться, посылая речь такому человеку, который своим искусством в составлении речей в состоянии доказать, что напрасно превозносится и Платонова мудрость, и Демосфенова стремительность? А моя речь то же, что комар в сравнении со слоном. Вот поэтому прихожу в ужас и трепещу, представляя себе тот день, в который взглянешь на речь, и даже едва не теряю ума"**********. С подобным же восторгом говорит Либаний и об Иоанне Златоусте, своем ученике. Вот как писал первый второму при одном случае. "Когда я получил прекрасное и обширное твое "Слово", то читал людям, которые сами знают это дело: все они пришли в восторг, прядали и восклицали"***********. Известен также факт, что когда Либания перед смертью спросили: кого из учеников своих хотел бы он иметь преемником в преподавании ораторского искусства - Либаний отвечал: "Я избрал бы Иоанна, если бы христиане не похитили его у нас"************.

______________________